Хозяйка покачала головой.
— Все мы выполняем волю господ. Все мы связаны ею, и они тоже, и кружимся все вместе, как листья на ветру. Что же теперь? Куда коварный ветер повлечет нас?
Бобы уже давно были очищены. Хозяйка встала и ушла куда-то вглубь дома, чтобы нацедить им по глиняной кружке некрепкого пива, ведь осень в этот день была ласкова и тепла.
— Вот, прошу, — сказала она, примащиваясь рядом. — Попробуйте, госпожа Коноплянка, а потом скажите, что из рассказанного мной вы уже знали?
— Немногое, помимо имен. Всего лишь историю, которую рассказывал Глинок, а ему её рассказала сестра. Она наказала ему запомнить каждое слово, и он так и сделал. Все эти годы он постоянно повторял её нам, мне и Хови, чтобы не забыть — так говорила ему сестра. Чтобы, войдя в возраст, суметь вернуться и всё исправить.
При этих словах она погрустнела, но снова просветлела, едва отхлебнув пива.
— Прекрасное пиво, госпожа!
— А то. Ну как, поведаете вы мне эту историю?
Коноплянка явно не горела желанием рассказывать что-либо, и хозяйка не настаивала. Поговорили о погоде, об урожае, о качестве солода. И вдруг Коноплянка прошептала:
— Я знаю, что случилось. С их отцом. Девочка, дочка, всё видела.
На несколько мгновений всё спокойное достоинство сошло с хозяйки, глаза округлились.
— Травинка? Она всё видела?
— В ту ночь, когда отец вернулся, она не спала и была настороже. Глубокой ночью она увидела шедшего мимо колдуна и осторожно последовала за ним, а когда он вышел из дома, наблюдала из окна.
Голос Коноплянки стал напевным, сплетенным со словами; она повторяла то, что слышала множество раз, не меняя ни слова. Хозяйка вся превратилась в слух.
— Она видела, как он спустился к обрыву над гаванью, и там заговорил и задвигал руками. Стоявший внизу корабль утратил неподвижность. В звездном свете паруса его затрепетали. Не было ни ветерка, но он двинулся прочь из гавани в открытое море, и вскоре скрылся с глаз в ночи.
— Вернувшись в дом, колдун прошел совсем рядом с девочкой. Она последовала за ним, до дверей спальни. Навстречу ему из спальни вышла леди, и некоторое время они тихо разговаривали. Затем леди вернулась в комнату, и через некоторое время вышла снова, теперь вместе с мужем. Она говорила: «Ты должен увидеть золотой чертог. Только это тайна». Уговорив его, она помогла ему обуться. Он решил следовать её указаниям, и все вместе они вышли из дома на дорогу. Ясень шел чуть позади, а за ним, таясь и держась подальше, следовала девочка.
— На востоке только-только рождался рассвет.
— Путь привел их к Стоящему Человеку. Трое взрослых замерли перед ним, а девочка укрылась среди ив, едва спустившись в долину, и оттуда слушала их разговор. Леди сказала, что с помощью своего дара волшебства Ясень разглядел в Стоящем Человеке скрытую дверь, ведущую в прекрасный золотой чертог. Петли на этой двери были рубиновые и бриллиантовые. «Мы ещё не открывали её», — сказала она, — «Потому что ждали твоего возвращения. Ведь ты мой лорд, и лорд Одрена».
«Но я не вижу в Камне никакой двери», — ответил он.
«Положи руки на него», — сказала она. А колдун прибавил: «Склони на него чело. Когда я скажу отворяющее слово, ты увидишь».
— Лорд рассмеялся и сделал так, как они сказали. Положив руки и чело на камень, он застыл в ожидании. Тогда колдун быстро воздел руки вверх и произнес слово. Пала тьма. Девочку обездвижило, она не могла ни двинуться, ни вдохнуть, потому что пропал сам воздух. Наверное, это было похоже на смерть. Когда же зрение вернулось к ней, она увидела отца и стоячий камень, и что-то ещё, необъяснимое. Человек и камень стали едины. Ещё она увидела мать, припавшую к земле, наблюдавшую, как колдун накладывает чары.
— Девочка осторожно двинулась прочь и взбежала к дому. Там она разбудила братика, и они направились в хижину садовника, Хови. Ему она сказала, что она с братиком должна бежать, скрыться, найти кого-нибудь, кто сможет приютить их, так что Хови отвел их к знакомому фермеру, Лавру. Тот разрешил им остаться.
— Остальное вам известно.
Словно очнувшись, она посмотрела на хозяйку.
— Что же произойдёт теперь? — спросила она. — Что будет?
На Ферме на Холме залаяли собаки. Жена Лавра, Травинка, откликнулась из кухни:
— У ворот кто-то есть?
Падчерица, Клеверок, девочка пятнадцати лет, выбежала посмотреть, и, вернувшись, сказала:
— Там два человека.
Травинка вытерла руки о передник, вышла во двор и направилась к воротам, по пути успокаивая собак. Спокойно и прямо, не отводя взгляд, посмотрела она на чужаков. Выражение её лица изменилось.
— Хови? — сказала она, глядя на пожилого.
Потом снова взглянула на молодого, и вдруг вскрикнула:
— Глинок! О, Глинок! — да так громко, что падчерица позади испуганно замерла. Травинка распахнула ворота, и заключила его в объятия, повторяя сквозь рыдания:
— Братик, братик!
— А это ты, действительно ты, Лилия! — отвечал парень сквозь смех и слезы, пытаясь выбраться из объятий.
Внезапно она отодвинулась, судорожно взяв его за плечи, и сказала:
— Ты ведь ещё не ходил туда? Он тебя узнает…
— Нет, нет, конечно я там не был. Однако, мне грустно, что я нашел тебя в таком месте.
Она удивленно оглянулась, словно не понимая, что за место он имеет ввиду.
— Ты вернулся, — сказала она. — Ты здесь. Ты сдержал слово. О, как же, как же я тосковала по тебе!
Она вновь отстранилась и окинула его взглядом, полным удивления и гордости.
— Мужчина, — с восторгом сказала она, обняла его и поцеловала. Затем, взяв за руку, ввела в дом.
Хови проследовал за ними до порога, и там замер, не решаясь войти. Клеверок, коренастая и круглолицая, спокойно и любопытно таращилась на него от угла дома, а он безучастно и терпеливо выдерживал этот взгляд.
Войдя в дом, Травинка вновь взяла брата за руки. Она вся сияла от радости, что могла видеть его, и прикасаться к нему, и говорила, говорила.
— Хови должен уехать, — сказала она. — Люди узнают его, и сразу поймут, кто ты. А тебя одного ни за что не узнают. Только Он тебя узнает. Как же ты изменился! А каким малышом был! Словно бельчонок! Помнишь, я называла тебя Бельчонок? А ты называл меня Гора, потому что я усаживалась на тебя, когда мы играли.
Он улыбнулся и кивнул.
— А теперь — взгляни на себя. Такой же высокий, как Отец, и с такими же плечами! О, Глинок! В последний раз я была счастлива в тот день, когда корабль вошёл в бухту. Все эти годы — я думала о вас, ни дня не провела без вас обоих. Ни часа. Но теперь ты здесь, мой корабль, мой меч, брат мой! Ты сдержал слово! Теперь мы можем восстановить справедливость. Одна бы я никогда, никогда не справилась. А вместе мы сделаем то, что должно. Ты за этим и приехал, я знаю. Восстановить справедливость.
— Да, — ответил он. — Я смогу это сделать.
Они были очень похожи сейчас, стоя в сумрачной, плохо освещенной комнате. Сестра была не такой высокой, но такой же крепкой. Он был красив, брови его выгибались дугой, а под ними сиял взгляд темных глаз. У неё же лицо было крупноватым, брови — прямыми, а взгляд — грустным и серьёзным. Но схожесть была в линиях рта и носа, в движениях и повороте головы. Взяв её руки в свои, он взглянул на них и снова рассмеялся:
— Попробуй отличи, где твои и где мои?
— Мои — загрубевшие, — сказала она, огладила его ладони, а потом развернула свои мозолями вверх. — Вот, видишь? Это серп, маслобойка, плуг, стирка. Жизнь моя.
— Всё это время ты жила здесь?
— Я жена Лавра.
— Жена?
— Как же ещё я могла остаться тут? Куда было деваться?
— Не может быть. Я думал, что это неправда. Ты же дочь Одрена!
— Где бы я ни жила — я всегда ею буду.
— А я — его сын, и никогда не забываю об этом. Каждый день я повторял всё, сказанное тобой.
При этих словах её глаза озарились светом.
— Я знаю, что нужно делать, Лилия. И я способен это сделать. Понимаешь, Лилия, у меня есть дар. Те драгоценности, что ты дала мне, я взял в О-токн. Там живёт волшебник с острова Рок, облачённый в серый плащ. Вместе с ним я провёл четыре года, обучаясь всему, что нужно было узнать. Теперь я точно знаю, что смогу освободить отца.
— Дар?
Она смотрела на него, не веря, как и он не верил в её замужество.
— Дар волшебства?
— У меня есть и дар, и мастерство. Я заслужил его, Лилия! Из всего обучения я брал только то, что поможет мне, не заботясь об остальном. Я знаю, что нужно сделать. И я могу это сделать.
Она молчала. Руки её всё ещё были в его руках.
— Если ты… и впрямь можешь его освободить… что случится потом?
— Он будет хорошо знать, кто его враг. При возвращении он этого не знал.
Она пристально смотрела на него, пытаясь понять.
— И…?
— Он покончит с ней, — с горячей уверенностью сказал молодой человек.
Она не поняла.
— С ней?
— С ведьмой, которая его погубила, — он сделал глубокий вдох. — Своей женой. Нашей матерью.
В последнее слово он вложил всю доступную ему ненависть.
Сестра приняла это.
— А мужчина… Ясень?
— Ясень ничтожество. Колдун, попавший в лапы ведьмы. Без неё он будет бессилен.
— Но я…
— Волшебник из О-токна хорошо всё разглядел. Отца предала и уничтожила она. Ясень был только инструментом. Но теперь мы знаем её суть, и при встрече с нами Ясень ничего не сможет сделать.
Она побледнела, не в силах ничего сказать.
Наконец проговорила:
— Я думала погубить только его.
— Ты просто не разобралась. Без неё он — пуст.
Она убрала ладони из его рук и отвела взгляд.
— Глинок, я видела, как он колдовал. Я видела. Это его рук дело.
— Она просто заставила его. Я же помню всё, что ты мне рассказывала. Он выполняет её приказания, послушен её воле.
— Я думала, наоборот, — сказала Травинка, не споря, а просто сообщая факт.
— Нет, — сказал молодой человек, заботливо беря её за плечи. — Она погружена в него, потому что он — её творение. До встречи с ней он был никем. Обыкновенный колдун, умеющий строить лодки. Бродячий пес. Сила, мощь, была не в Ясене, а в Отце. Без сомнения, свой дар я получил от него. Она смогла отнять силу Отца и воспользоваться ей против него, потому что он верил ей. Но теперь он всё знает. И когда я дам ему свободу, сила его вернётся к нему, и она будет уничтожена. И пёс вместе с ней. Так и будет, Лилия. Мои знания дались мне дорогой ценой.