— Ты музыкант, что ли? — поинтересовалась она, когда шофер, уложив ее вещи, уселся за руль.
— Не! Братан у меня классно лабал — теперь он в армии. А я только свистеть умею. Хотите, посвищу?
— Говорят, свистеть — денег не будет. Не боишься?
Он ответил с комичной детской важностью:
— А я с вас деньги не собираюсь брать.
— Ну уж нет! — решительно возразила Маргарита. — Тогда я выйду.
Шофер только хмыкнул:
— Попробуйте!
Лишь теперь она заметила, что они уже мчатся прочь от Адлера на такой бешеной скорости, как будто мощности всех этих «Запорожцев» и «Побед», которые послужили сырьем для сего экипажа, суммировались воедино.
— Я же просила не гнать! Ты обещал.
— А я и не гоню. Это у меня только первая скорость.
Маргарита спохватилась:
— Постой… Ты же не спросил, куда ехать.
— В Сочи, куда же еще. Ежу понятно. Въедем в город — тогда и спрошу.
— В «Жемчужину», — сказала она. — Знаешь такую гостиницу?
Он кинул на нее насмешливый взгляд:
— Кто ее не знает! Она у нас главная. Или… может, «Лазурная» чуток поглавнее. — Он размышлял, сопоставляя достоинства двух отелей. — Да, та поглавнее. Давайте я вас лучше в «Лазурную» отвезу.
— Нет уж, в «Жемчужину». Мне поглавнее не нужно.
Сейчас ей почему-то нравилось болтать с этим юным лихачом.
— Как тебя звать-величать?
— Завьялов Константин, — ответил он, пытаясь придать ломающемуся голосу как можно больше солидности.
— Не обидишься, если я буду называть тебя просто Костей?
— Обижаться — на вас?! — Его так поразило это нелепое предположение, что он позабыл о контроле над голосом и сорвался на подростковый дискант. Смутился. Замолчал.
И, забывшись, засвистел, да так мастерски, что-то сложное, старое, джазовое. Если б он исполнял такое со сцены — деньги у него точно водились бы.
— Это не из «Серенады солнечной долины»?
— Не… Это «Сатин дол» — «Шелковая кукла», — и он опять залился соловьем.
Маргарита дослушала мелодию до конца. Потом спросила:
— Ты что, непротивленец? Может, кришнаит?
— Как это?
— Ну, тот лысый тебя дубасил, а ты пальцем не шевельнул: почему?
— Так то мой отец.
— Ты совсем взрослый, неужели до сих пор боишься его?
Костя глянул на спутницу оскорбленно:
— Боюсь? Ну вы скажете. Просто я стариков не бью.
— Разве он старик?
— А то кто же!
Ишь ты, рыцарь! Константин Завьялов нравился Маргарите все больше и больше.
— А тебе-то сколько, Костя?
Он с минуту подумал, врать или не врать. Очень уж хотелось казаться постарше. Все-таки решил сказать правду, хоть она и была, по его мнению, позорной:
— Семнадцать… будет через месяц.
— И уже на такси работаешь? Права вроде бы только совершеннолетним дают.
— Это по закону. А у меня — по блату. У нас семья знаете какая? Знаменитая!
— Чем же она такая знаменитая? — улыбнулась Маргарита, глядя на Костину застиранную футболку и его потертые джинсы с прорехами, явно не по моде прорезанными, а естественного происхождения.
— А у нас все водилы. Отец таксист, — Костя поморщился при воспоминании об отце, а все же говорил о нем с гордостью. — Братан таксист. Дядья таксисты. И дед мой таксистом работал. А дед моего деда — то есть мой прапрадед — тот еще на лошадях. Был начальником здешнего извоза. А сам я с трех лет за рулем. Меня папка… отец то есть… с собой всегда на работу брал.
— Ты небось тогда еще до руля не доставал?
— До руля-то доставал, я ведь у папки на коленях сидел. А до тормоза — никак. Так мы и управлялись: я руками, он — ногами. Когда без пассажиров, конечно.
— Теперь понимаю. Действительно, блат у тебя, Константин, мощный.
— Ага, мощный, — без тени иронии подтвердил парень.
Вот и Сочи — краса Закавказья. За окнами замелькали санаторные корпуса разного пошиба, от особнячков до современных стекляшек.
— Вон она, ваша «Жемчужина», — с грустью сказал юный таксист. Не хотелось ему расставаться с Маргаритой.
— Спасибо, дорогой. Замечательная поездка получилась, — она полезла за кошельком.
Костя не стал спорить, однако предупредил, насупившись:
— Только без чаевых.
— Ладно, ладно, рыцарь, постараюсь набрать мелкими.
Пожалуй, впервые за многие годы Маргарита расплачивалась точно по счетчику: обычно она щедро платила за любую услугу сверх положенного, это было для нее естественным, как дыхание.
Но тут — случай особый. Ее доставил потомственный таксист, продолжатель знаменитой династии. А у знаменитостей есть, конечно, своя профессиональная гордость. И задеть ее — ни-ни!
На прощание юный водила сказал:
— Если будете такси вызывать по телефону, так и скажите: прошу прислать не первого попавшегося, а Завьялова Константина!
— Непременно, — пообещала она. — Зачем мне первый попавшийся? Я привыкла ко всему самому лучшему.
Костя закусил губу — уж не расплакаться ли собирался? Дверца захлопнулась, и экипаж неведомой марки молниеносно испарился, взметнув легкое облачко пыли. Видимо, Константин включил уже не первую скорость, а… десятую, двадцатую… вообще какую-то космическую. Профессиональная гордость не позволяла, чтобы женщина, пусть даже самая прекрасная, заметила на его глазах слезы.
Глава 2БАБОЧКА С СИНИМИ КРЫЛЬЯМИ
Может, гостиница «Лазурная» и считалась в городе «поглавнее», но «Жемчужина» пришлась Маргарите по сердцу.
Вообще-то она предпочла бы что-то более броское, с бьющей в глаза роскошью, в стиле ампир, к примеру: с позолотой, тяжелыми бархатными портьерами… «Жемчужина» же снаружи выглядела просто гигантским кирпичом, поставленным на ребро. Но эта прямоугольная геометрия отеля скрадывалась благодаря тому незримому духу веселья и праздника, который пронизывал все помещения.
Возможно, этим «Жемчужина» была обязана фестивалям КВН, проходящим тут каждую зиму. И пусть сейчас была вовсе не зима, а жаркий июль: видимо, смех, особенно звучащий в больших количествах, имеет свойство материализовываться, проникать в стены и потолки и сохраняться там длительное время.
В конце этого месяца Маргарите стукнет тридцать — кругленькая дата, если вдуматься.
Но сегодня, прихорашиваясь перед зеркалом в своем номере «люкс», она чувствовала себя маленькой задорной девочкой. Как раз такую девчонку она видела однажды в кавээновской передаче. Школьная команда тогда открывала фестиваль смеха, это называлось «Яичница»: вылупятся или не вылупятся из этих детишек настоящие мастера шутки?
Девчонка, помнится, выскочила на сцену в мини-юбочке и с двумя огромными синими бантами. И дали-то ей произнести всего одну реплику, но она, похоже, чувствовала себя королевой сцены.
Почему-то Маргарита тогда решила, что девочку непременно должны звать Настей. У нее было все впереди, у этой Настеньки, похожей на бабочку с синими крыльями, и верилось, что все в ее жизни сложится блестяще.
Сейчас, когда Маргарита Александровна Солнцева расчесывала свою темную, с золотым отливом, львиную пышную гриву, ей внезапно захотелось тоже прихватить волосы двумя синими капроновыми бантами. И — вспорхнуть, подобно веселой бабочке.
Только банты ей, пожалуй, больше подошли бы зеленые, под цвет глаз…
Она усмехнулась своему глупому ребяческому желанию. И ограничилась изысканно дорогой золотой заколкой, загадочно мерцавшей в темно-каштановых локонах. Эта заколка была настоящим произведением прикладного искусства, ее изготовил на заказ один из лучших ювелиров Москвы.
Туалет Маргариты был продуман от и до. Валя Юдашкин славно над ним потрудился. Это был эдакий промежуточный вариант между роскошью вечернего наряда и аристократической простотой, так называемое «маленькое французское платье». Простое, без украшений, в облипочку. Узкий вырез ворота спускался низко, приоткрывая заманчивую ложбинку на груди, но все же его нельзя было назвать большим декольте. Длина — выше колен, но это еще не мини. Приоткрыто ровно столько, чтобы намекнуть на безукоризненную форму ног — и в то же время чтобы приходилось лишь догадываться, что именно спрятано от постороннего нескромного взгляда.
Висячие золотые серьги из множества тончайших цепочек достаточно крупные, но не настолько, чтобы казаться простой бижутерией. И макияж — броский, но не наглый: приглушенно-бордовая помада, легкие мазки румян того же оттенка на скулах, на узких длинных ногтях — такой же сдержанно-темный лак.
Словом, наша героиня в полной мере проявила щедро отпущенное ей природой чувство меры.
Среди художников, которые в дни гонораров нередко посещали их казино, она слышала выражение: «брюлловское чуть-чуть». Они рассказали ей такую историю — неизвестно, исторический ли факт или вымысел.
Однажды великий живописец Карл Брюллов посмотрел на картину, выполненную его учеником, и остался недоволен: не было в полотне жизни, хотя все правила ремесла точно соблюдены. Мастер взял кисть и, почти не задумываясь, поставил в уголке едва заметную точку. И вдруг, ко всеобщему изумлению, произведение заиграло, заискрилось, хотя самого этого крошечного мазка вовсе не было на нем заметно!
Маргарите очень понравилась тогда эта теория «чуть-чуть», так хорошо соответствовавшая ее собственному мироощущению.
Сейчас для нее этим последним решающим мазком стали две капельки духов, нанесенные на шею под мочками ушей. Она глянула в трюмо и убедилась: да, все в порядке, я неотразима.
Впрочем, это осознание собственной женской силы не было ей в новинку. Оно никогда и не нарушилось бы, если б не Георгий…
В баре было сумрачно и прохладно: слава Богу, кондишены в «Жемчужине» работали исправно.
Яркий свет горел только над стойкой, а столики тонули в полумраке. Интим.
Маргарита же прошла туда, где светло. Ее должно быть хорошо видно. Если вдруг войдет Он… чтобы сразу заметил.
А что Он здесь, в этом отеле, она сегодня убедилась: видела его издалека, мельком, в дальнем конце коридора. Он деловито прошагал за угол, к лифтам, со стопкой каких-то бумаг в руках.