– Ну что, прокатимся с ветерком до дачки? – почти весело спросил он, и только по тому, как затравленно блеснули его глаза, можно было догадаться, что этого человека, словно червь, гложет, подтачивает изнутри тревога, сомнение. Страх. – Поедем туда, а? Ведь ты не допустишь, чтобы меня это самое?.. – Он провел ребром ладони по горлу и уставился на меня с видом задумчивым, многозначительным и серьезным. – Хотя, если учесть, к кому мы едем и как окончились подобные увеселения в прошлый раз, я думаю, что меня сегодня убьют.
Я даже вздрогнула:
– Что вы такое говорите, Алексей Павлович?
– А может, и не убьют. Хотели бы – давно уже убили бы. Я абсолютно в этом уверен. Они имеют ко мне доступ. Потому что работает кто-то из своих, из близких… из тех, кто будет сегодня на дне рождения Лены.
– Ну, вы знаете…
– А что? – спокойно отозвался он. – Им выгодно. Даже Анне Ивановне и ее Леониду Ильичу, да и всем – выгодно. Им выгодно, чтобы я умер. А что? Когда это я был им нужен? Мавродитис, которого я считал лучшим другом, готовил мое устранение. Видите ли, я не даю ему развернуться своей дебильной – как он любил выражаться! – осторожностью. Ленка, жена, с которой я пылинки сдувал, которой за семь лет ни разу не изменил, – оказалось, ненавидит меня. И тоже мечтает, чтобы я умер. Сестра… та вообще давно против меня, и ведь я ничего не знал, что она… что ее… Вот к чему я пришел со своей осторожностью. А ведь я не трус, Мария, нет. Ведь ты, наверно, подумала: ах, этот рыхлый, сахарный банкир, который ничего громче шороха купюр не слышал. Я, между прочим, тоже умею рисковать! Это я учил Ленку стрелять. Это я учил Мавродитиса размаху финансовых операций. А потом, видите ли, меня нужно списать на свалку, так?
Он пытался говорить спокойно. Выговаривать слова отчетливо. Но нет. И еще – ему плохо удавалось играть хладнокровие. Моменты, когда он срывался на сдавленное, бубнящее, прерывистое бормотание, характеризовали его куда лучше, нежели нарочитая бравада равнодушием.
– Алексей Павлович, – сказала я, – никто не говорит, что вас нужно списать на свалку. Просто, по всей видимости, раньше вы предпочитали из соображений спокойствия закрывать глаза на многое, щадить свои нервы или просто не знали, не хотели знать. А теперь это «многое» сорвалось под уклон и стало нарастать, как лавина. Но не факт, что она, эта лавина, вас накроет.
– Успокоила, – произнес он, – да уж…
На этом разговор закончился. Если это вообще можно назвать разговором. Маминову позвонила Анна Ивановна, я отошла к окну и углубилась в размышления, которые возникли в мозгу как под влиянием босса, так и по собственным выкладкам.
И все-таки интуитивно я чувствовала, что этим людям – или этому человеку – не нужна смерть Маминова. По крайней мере на данном этапе. Но плох тот детектив, который недостаток информации для логического анализа пытается подменить мнимо очевидными выкладками интуитивно-подсознательного порядка. Равно как и тот, кто при четком рациональном подходе не дает пищи воображению.
Итак, я имею в виду цепочку фактов, казалось бы, очень наглядно и зримо связанных между собой, а на деле совершенно отличных друг от друга. Вся эта череда убийств плюс «ребус» с адресом: Чернышева, 11-140… все это, бесспорно, закручено вокруг Маминова. Но Маминов не конечная цель, он нужен живым – иначе к чему вся эта трагикомедия с угрозами, побегом нарков из диспансера и похищением сестры Марины? Если бы его хотели убить, уже убили бы. Маминов прав, утверждая это. Я не думаю, что человек, сумевший послать пулю с почти километровой дистанции в сердце Мавродитиса, человек, снявший Цветкова с порога собственного дома, не сумел бы устранить Маминова одним точным выстрелом – без хлопотной свистопляски с беспредметными угрозами и кровавого шабаша на Чернышева, 11. Да и чего проще – ожидать приезда банкира именно по этому адресу и убить его там. Ведь у меня были такие подозрения! Но убийцы не стали форсировать события…
Была и еще одна неутешительная мысль на общем жутковатом фоне. Маминов что-то скрывал от меня. И это «что-то», вероятнее всего, было связано с деятельностью Никиты Цветкова. Человека, выведшего в жизнь всю троицу ММБ – Маминова, Мавродитиса, Берга. Цветков, этот романтик больших дорог (особенно если увязать это с таинственным исчезновением дальнобойщиков из его фирмы), – это дело особое. Весь мой опыт, вся моя интуиция говорили об этом, но с мотивацией пока что были недвусмысленные пробуксовки, и поэтому я решила оставить свои подозрения при себе. Родион меня за беспочвенные домыслы по головке не погладит. Ну что ж, буду держать при себе.
До поры до времени.
Глава 11
Маминов вышел из гардеробной уже при параде: в белой рубашке, в элегантном светлом легком костюме. Под рубашкой я заметила что-то вроде футболки, но я прекрасно распознала, что это. В свое время Родион прочитал мне целый курс по новейшим бронежилетам, и я сказала:
– А вот это я одобряю.
Он перехватил мой взгляд:
– А, это? Это от Хала. Он всегда заставлял его таскать на себе, если дело пахло жареным. Выдержит выстрел в упор из ствола сорок пятого калибра. Другое дело, что мне при этом все ребра переломает. Ну да ладно.
Зазвонил телефон. Маминов взял трубку:
– Ну? Приехали? Нет, не надо наверх, я сам выйду. «Линкольн»? «Линкольн» загоните обратно, понятно? Что с Халом? Ищете? Значит, плохо ищете! Чтобы мне его живым или мертвым!.. Лучше – сами знаете как. Все, ждите. – Он повернулся ко мне: – Охрана подъехала, ждут меня. Что-то в последнее время охране моей не везет. Сначала Кириллов, вот теперь Халмурзаев. Ладно, Мария. Я, кажется, обещал вам прокатиться с ветерком? Ну, я-то свои обещания выполняю всегда.
– Вы сказали, Алексей Павлович, что поедете не на «Линкольне». У вас глаза блестят, Алексей Павлович. Что-то особенное?
– А вот пойдем посмотрим, – сказал он.
Мы миновали первый этаж и по широкой лестнице, идущей по спиральному проходу, залитому светом люминесцентных ламп, спустились в подвал. Перед нами оказалась высоченная стальная стена. Маминов подошел к ней и набрал код. Что-то негромко загудело, и стена бесшумно поднялась.
Это был, как я и подумала, подземный гараж. Тут расположился целый автопарк. Нет смысла перечислять все машины, которые тут находились. Их было, наверно, около двух десятков. А ту, на которой собирался ехать Маминов, я отгадала сразу же. Это был подарок Берга и уже покойного Мавродитиса на юбилей. «Ламборджини дьябло». Таких машин даже в Москве очень мало, можно практически пересчитать по пальцам. Штучный товар, везут напрямую из Италии по заказу, а для автосалонов это слишком дорогая модель. Она в самом деле была великолепна: грациозная, отливающая новенькой, глубокого тона, темно-зеленой краской; низкая, слишком низкая для наших дорог посадка, изящные и стройные обводы корпуса.
Некоторые мужчины относятся к своим авто как к любимым женщинам. Наверно, ЭТА машина не может не вызывать почти физического желания. Не будучи мужчиной, о себе я не могла сказать ничего подобного, а вот обычно тусклые глаза Маминова при одном взгляде на дорогой подарок вспыхнули.
– Неплохо, да? – спросил он.
– Нет слов, – откликнулась я. – Вот только напрасно на ней вы собираетесь ехать на дачу!
– А что? Идеальная машина. Будь у нас хорошие дороги, я на таких бы и ездил.
– С точки зрения киллера, конечно, машина идеальна, – произнесла я, – открытый кузов, все на виду, стреляй – не хочу. А вот с точки зрения телохранителя…
– Да бросьте вы, Мария! – отпарировал Маминов. – Захотят убить – убьют и в моем бронированном «Линкольне». Могу я позволить себе не прятаться хоть сегодня? Кураж, знаете ли, такой злобный!
Я пожала плечами, обошла машину кругом и увидела, что на ней итальянские номера.
– Как, вы еще не заменили?
– Да я на ней еще не ездил, – ответил Алексей Павлович. – Ее из Италии меньше месяца тому назад привезли, так что еще не успели. Задним числом оформлю, ничего.
– Погодите! – выговорила я. – А это… это что такое?
Мой взгляд уперся в висящего на переднем стекле толстого человечка: цилиндр, толстое неуклюжее тельце, наглая физиономия, костюмчик, ключ на шее. Конечно, я не могла не узнать его: это был тот самый «капиталист-финансист», который был подарен Алексею Павловичу отцом в памятный день юбилея. «Чисто символический подарок».
– Вы решили собрать воедино все подарки, которыми вас оделили, так? – улыбнулась я.
Маминов кивнул:
– Что-то вроде того. Ну, Мария, садитесь. Солнце в зените.
– Через полчаса…
Я уселась рядом с ним, мощное темно-зеленое авто легко выехало из гаража, и мы понеслись по улицам. Джип с охраной ехал где-то впереди, а потом и вовсе пропал из поля зрения.
До дачи Леонида Ильича Климова мы доехали минут за тридцать.
Как я уже догадалась, мы приехали на совсем другую дачу Леонида Ильича, более «дачную», чем та грандиозная вилла, где праздновался маминовский юбилей, окончившийся так трагично. Местность была живописная: кругом леса, чуть поодаль протекала речка.
На даче Климова нас поджидал неприятный сюрприз.
Вернее, целых два.
Сначала наглый охранник на воротах не признал Маминова и велел ему убираться подальше, причем сделал это на неплохом английском языке. Очевидно, он принял нас за иностранцев: редкая модель машины, итальянские номера, фраза Маминова, громко сказанная у самых ворот виллы: «Finita la comedia». Не знаю, к чему это было сказано, но эффект вышел неожиданный. Правда, в ответ Алексей Павлович на чистом русском высказал ему, что он думает о секьюрити Леонида Ильича. Тогда только его признали и, долго и нудно извиняясь, впустили на территорию климовской дачи.
А вот второй неприятный сюрприз: джипа с охраной Маминова еще не было.
На даче Леонида Ильича собралось веселое общество. Вся семья Климовых с неизбежными тетушками и дядюшками, коих у таких богатых людей, как милейшие родственники Алексея Павловича и особенно он сам, всегда неисчислимое множество. Разумеется, был заводной Павел Борисович, отец Маминова. Были здесь и какие-то