А ведь можно (и нужно) иначе. Читатель смотрит всегда глазами персонажа, рядом с которым в данное мгновение находится. Зачастую он и знает ровно столько же, сколько главный в сцене персонаж. И абсолютно также, как и персонажу, ему почти наверняка не интересно, сколько пошло камней, извести и раствора на возведение дворца, на застекление окон (разве что герой произведения приехал для инспекции задержавшейся стройки; но и в этом случае цитирования в тексте смет и накладных далеко не всегда желательны).
«Мужики завели лошадей во двор. Стояли без шапок, косясь на слюдяные окошечки боярской избы. Туда, в хоромы, вело крыльцо с крутой лестницей. Красивое крыльцо резного дерева, крыша луковицей. Выше крыльца — кровля — шатром, с двумя полубочками, с золоченым гребнем. Нижнее жилье избы — подклеть — из могучих бревен. Готовил ее Василий Волков, под кладовые для зимних и летних запасов — хлеба, солонины, солений, мочении разных. Но, — мужики знали, — в кладовых у него одни мыши. А крыльцо — дай бог иному князю: крыльцо богатое…» Алексей Николаевич Толстой. «Петр Первый».
Также можно рассказать и о человеке:
«На крыльцо вышел хозяин, стрелок Овсей Ржов, шерстяным красным кушаком подпоясанный по нагольному полушубку. Крякнул в мороз, надвигая шапку, натянул варежки, зазвенел ключами.
— Налил?
Цыган только сверкнул единым глазом, — лапти срывались с обледенелого бугра у колоды. Овсей пошел отворять хлев: добрый хозяин сам должен поить скотину. По пути ткнул валенком, — белым в красных мушках, — в жердину, лежавшую не у места.
— Этой жердью, ай, по горбу тебя не возил, страдничий сын. Опять все раскидал по двору…» Алексей Николаевич Толстой. «Петр Первый».
Можно написать и иначе. Чтобы текст пошёл плавно, описал увиденное. Мягко, неторопливо… Совпадая с ритмом повествования и местом. Тысяча разных способов на любые вкус и желание.
«Широко, вольно, плавно и красиво катит красавица Волга серебристую ленту своих тихо ропчущих вод. Зеленою осокой да пышными дремучими лесами поросла, убралась на диво красавица-река. Дробно рябит шалун-ветерок нескончаемую гладь ее хрустальных течений…
Крылатые белогрудые чайки носятся молнией над водяною гладью, то низко-низко купая серые крылья в студеной волне, то вздымаясь высоко к небу, плавно реют в голубоватой дали и оглашают диким и резким криком сонную тишину прибрежных лесов.
Впрочем, не всегда мертвая тишина царствует над Волгой. Часто победным боевым кликом оглашается красавица-река… Зашуршит, зашепчет прибрежная осока. Дрогнут камыши, и целая флотилия остроносых стругов и ладей заскользит правильной шеренгой, клоня долу концами весел гибкие, покорные стебли тростника. Одна за другой скользят лодки… Гребцы, как на подбор, молодец к молодцу. Глаза ястреба, рука — долот булатный, сила у всех богатырская. Гребут дружно, песни поют, звонкие молодецкие песни, про славные набеги, про житье-бытье вольной вольницы, про самих себя». Чарская Лидия Алексеевна. «Грозная дружина».
Конечно, без каких-то информативных вставок не обойтись. Но всегда стоит соблюдать меру, не описывая страницами историю и географию: всё-таки художественное произведение это не научно-популярная статья. И читатель такие вступления и пояснения, скорее всего, просто пропустит. Хорошо, если потом вернётся назад, когда всё же понадобиться что-то уточнить — а ведь, скорее всего, попросту поругается на непонятную кашу очередных династический событий «он её, она его, они нас» и тому подобное. А уж если текст сдобрен специфичными терминами и сленговыми словечками…
Вот тут подстерегает следующая трудность: насколько можно употреблять в тексте устаревшие слова, придуманные термины и всё прочее. С одной стороны, отказаться совсем — нельзя: иначе получится как с вышеописанным князем. Да и потеряется тот самый дух эпохи, выраженный словом. С другой — каждая сноска заставляет читателя сбиваться с ритма, если же самой сноски нет, а слово непонятно — лезть в словарь/шлоссарий. И в результате, когда таких сносок или слов по пять-десять на каждый абзац, текст становится нечитабельным. К тому же множество слов за прошедшие поколения сменили своё значение. Например: «Сын Святослава сидел на не столе, а стоял у узкого окна, которое выходило на двор. На лике князя застыли тревога и смятение», — догадаться, что «стол» здесь вообще-то княжий трон, конечно можно… вот только у меня первая ассоциация с обычным столом. Скажем письменным или кухонным. Слишком уж давно разошлись в русском языке «стол» и «стольный град». Каждый автор всегда определяет меру сам — но для меня всегда отличнейшими примерами удачного сплетения были Алексей Толстой в романе «Петр Первый» и Мария Семёнова в «Волкодаве» и повестях «Новгородского» цикла.
Итак, наше «вино» готово, разлито по «бутылкам», и у самого горлышка остался… некоторый «недолив». Иначе говоря, второй план. Как и в продукте виноградной лозы, он может показаться ненужным. Показаться плодом лени разливающего, жадности «на будущее»… И точно также без этого «недолива» всё испортится. Прокиснет. О чём (к моему ещё одному огромнейшему сожалению) сегодня забывают всё чаще и чаще. Главное для нынешних творцов это интрига, любовь, сражение, действие. Динамика, основа, реалистичность. Мы стараемся, мы выверяем все уголки сюжета, тщательно перепроверяем каждый мазок. Мы убираем лишнее, мы считаем, что самое важное — это основные события, что «второй план» нужен лишь «для вычурности», но совсем не обязателен, если всё лихо закручено… И в результате получается как в рассказе Одоевского «Городок в табакерке»: «Третьего дня я хотел нарисовать, как маменька возле меня играет на фортепьяно, а папенька на другом конце комнаты читает книжку. Только этого мне никак не удалось сделать: тружусь, тружусь, рисую как можно вернее, а все на бумаге у меня выйдет, что папенька возле маменьки сидит и кресло его возле фортепьяно стоит, а между тем я очень хорошо вижу, что фортепьяно стоит возле меня, у окошка, а папенька сидит на другом конце, у камина».
И дело как раз в этом самом втором плане. Абсолютно ненужных на первый взгляд сюжетных линиях, событиях, персонажах. Которые то и дело норовят вплестись, отвлекая от основного действия. Как, например, история семейства Бровкиных у Толстого, любовь казака Матюши или судьба остячки Алызги у Чарской. Сегодня читатель нередко сердится, а то и обижается на автора: и за то, что тот вводит «лишних» героев; и за то, что в результате много остаётся «за кадром», заставляя переживать, додумывать и гадать о судьбе «побочных линий» (например о судьбе влюблённой в Айвенго еврейки у Вальтера Скотта). Но стоит второму плану пропасть — как тот же самый читатель начинает жаловаться на «сухость», на стерильность. На театральную неестественность книги — и произведение, на которое затрачено много сил, в которое возможно вложена выдающаяся идея, летит в мусорную корзину с приговором «ни аслилил».
Но вот наше «вино из одуванчиков» готово. Разлито, упаковано, убрано в хранилища дозреть и отлежаться. Чтобы через месяц или год появиться на свет, пьяня читателей и заставляя его на мгновение, час или день шагнуть в ещё одно волшебное неведомое. Всем приятного чтения.
17 мифов о России
Ошибочные представления о чужих народах, наверное, возникли сразу же, как только человечество разделилось на эти самые разные народы. А между разделёнными сотнями и тысячами километров странами начали ездить первые путешественники. Привозя подчас самые необычные рассказы и байки, которые превращались в слухи и разнообразные истории. Сейчас нам остаётся только мило улыбаться, читая о живущих в Америке людях с собачьими головами или небылицы барона Мюнхгаузена про далёкую заснеженную страну Московию. Ведь давно есть телевидение, Интернет. В конце концов, можно взять и приехать в чужую страну: эпоха холодной войны давно закончилась, и у большинства тех же европейцев рассказы про медведей на улицах русских городов вызывают только снисходительные и насмешливые улыбки. Вот только если копнуть поглубже, то выяснится, что на смену одним мифам пришли другие.
Миф первый. Экономика России зависит только от продажи нефти и газа. Вот только обращаясь к цифрам выясним, что если в 2000 году доля прямых поступлений бюджета от продажи нефти и газа составляла 46 %, то на 2013 год эта цифра снизилась до 18,5 % (если учитывать совокупный бюджет РФ). И это не смотря на то, что на 1998 год нефтедобывающие компании платили в федеральный бюджет всего 4 % от своих нефтяных прибылей против более чем 20 % сейчас. При этом 1999 по 2011 год объём ВВП России вырос на 1000 %, и одними ценами на нефть ничего не объяснишь: для сравнения ВВП Норвегии и Саудовской Аравии как стран, живущих тоже в основном от продажи нефти, за тот же срок вырос лишь на 200 %. И это несмотря на наращивание добычи — в той же Норвегии с 2004 по 2014-й ежегодные расходы на геологоразведку и организацию добычи выросли с 70 до 230 млрд норвежских крон. Конечно, реально зависимость от нефти всё-таки выше, так как немало отраслей промышленности завязано на нефтегазовый сектор, но это именно промышленность. Для сравнения Саудовская Аравия от нефти зависит более чем наполовину, Норвегия тоже живёт за счёт продажи нефти — но про эти страны никто не говорит, что они в связи с падением цен до 60$ на грани катастрофы.
Отсюда вытекает миф второй. Если Европа откажется покупать русский газ и русскую нефть, то Россия разорится. Тут можно сказать одно: машины ездят по всему миру, и электростанции есть по всему миру. А нефть и газ только в ограниченных местах. Подтверждение того, что в России давно уже не считают Европу главным и единственным покупателем, стал не только газопровод в Китай. Терминал сжиженного газа начали на Сахалине строить задолго до 2014 года, а в 2013 году был построен первый из новой серии супертанкеров. К тому же стоит обратиться к цифрам. Всего Европа потребляет примерно 480 млрд кубов газа в год. Из них около 137 млрд куб. м добывает сама, еще 150 млрд куб. м покупает у России, остальное получает из других регионов (Африка, обе Америки и Ближний Восток). В ЕС нефтегазодобывающими являются всего три страны: Великобритания, Нидерланды и Норвегия. Однако Великобритания и Нидерланды добычу постепенно снижают вследствие истощения запасов, Но