Из киников наибольшую известность приобрел ученик Антисфена — Диоген Синопский (ок. 412–323 до н.э.), весьма склонный к эпатажу добропорядочной греческой общественности. Он неуклонно следовал всем киническим принципам, довел свое упрощение до абсурда и благодаря этому стал героем многочисленных легенд. Одна из самых распространенных повествует о проживании Диогена в бочке. Его тезка Диоген Лаэртский рассказывает: «Увидев однажды, как мальчик пил воду из горсти, он выбросил из сумы свою чашку, промолвив: “Мальчик превзошел меня простотой жизни”. Он выбросил и миску, когда увидел мальчика, который, разбив свою плошку, ел чечевичную похлебку из куска выеденного хлеба»{141}. Так вот, Диоген, явившись в Коринф и обосновавшись в местном гимнасии Крании, пользовался такой славой, что послушать его приезжали правители окрестных государств, а Краний приобрел бешеную популярность. По утверждению Диогена Лаэртского, среди желающих побеседовать с киником был и Александр Македонский. В изложении древнего историка визит повелителя мира к знаменитому остроумцу выглядит так: «Когда он грелся на солнце в Краний, Александр, остановившись над ним, сказал: “Проси у меня, чего хочешь”. Диоген отвечал: “Не заслоняй мне солнца”»{142}.
Третий гимнасий, давший свое имя философской школе — Ликей, — был основан в восточной части Афин по соседству с храмом Аполлона Ликейского (чему сам гимнасий и обязан названием) по меньшей мере за несколько десятилетий до того, как в нем обосновались греческие любомудры. Известно, что еще Сократ был завсегдатаем Ликея, а он принял яд по приговору суда в 399 году до н.э. — за шестьдесят четыре года до основания философской школы. Ликей был, можно сказать, одним из самых респектабельных гимнасиев доэллинистической эпохи. И Аристотель, надо полагать, совсем не случайно именно там в 335 году до н.э. собрал своих единомышленников.
До этого Аристотель двадцать лет был верным учеником Платона, однако же не во всем согласным с учителем. Вспомним приписываемое ему высказывание: «Платон мне друг, но истина дороже». Правда, ничего подобного Аристотель не произносил, но дыма без огня не бывает — крылатая фраза верно описывает разногласия, которые наметились у него с Платоном и Академией. К тому же обстоятельства сложились так, что вскоре после смерти Платона царь Филипп II Македонский пригласил его в качестве наставника своего сына Александра, будущего величайшего полководца древнего мира. Царь знал философа еще мальчиком: отец Аристотеля был лекарем царя Аминты III — отца Филиппа. Когда через семь лет, в 336 году до н.э., после восшествия Александра на престол, Аристотель вернулся в Афины, выяснилось, что пути его и Академии окончательно разошлись.
Впрочем, это не означает, что опыт созданной Платоном школы Аристотель полностью отверг: процесс обучения в Ликее в те двенадцать лет, пока им руководил Аристотель, был организован по образцу Академии. Не изменился даже способ чтения лекций — Платон имел привычку говорить, прогуливаясь с учениками под крытой колоннадой, окаймлявшей гимнасии, и Аристотель эту манеру перенял: он даже с юным Александром Македонским занимался во время променадов. По этой причине Аристотеля с последователями прозвали перипатетиками (от. греч. περιπάτεω — «прохаживаться» и περιπάτεως — «крытая галерея»), а сама школа вошла в историю философии под названием перипатетической. Хотя, конечно, логичнее так было бы назвать Платона и его учеников-«академиков»…
Впрочем, было и еще одно отличие, которое при Аристотеле проявилось в жизни Ликея, может быть, не столь явно, но зато в последующее время оказало революционное влияние на организацию обучения вообще. Речь идет о разделении научной деятельности и передачи накопленных знаний — до этого занятия наукой и процесс обучения были затянуты в тугой узел. Именно у Аристотеля появилась идея о создании учебных программ, которые можно тиражировать и применять в самых разных школах. При этом он выделял в образовании четыре ступени. Сначала человек должен был получить начальные знания — научиться чтению, письму, арифметике, рисованию, музыке, гимнастике, умению логически мыслить. Затем следовало изучать естественные науки, математику, философию, историю. Следующая ступень образования включала знания, без которых невозможна высоконравственная жизнь в семье и обществе. Замыкали цепочку познания в риторике и поэтике, необходимые для общественной деятельности и личного творчества.
Вклад Аристотеля в постижение человечеством мироздания уникален. В его сочинениях «Метафизика», «Физика», «Политика», «Органон», «Поэтика», «Риторика» и других суммированы достижения современных ему естественных наук, разработано эстетическое учение, определены основы формальной логики, высказаны ценнейшие идеи об инструментах познания, выдвинута теория аргументации — всего не перечесть. Но самое удивительное: текстологический анализ показал, что — по крайней мере, в отдельных фрагментах — эти сочинения представляют собой конспекты лекций, записанные, возможно, даже не самим Аристотелем, а его учениками, кое-где даже сохранились прямые обращения преподавателя к слушателям. Таким образом, у нас возникает возможность при некотором напряжении воображения стать свидетелями учебного процесса и реконструировать речь учителя под колоннадой Ликея.
К сожалению, в 323 году до н.э. Аристотель в опасении за свою жизнь вынужден был покинуть не только школу, но и Афины. Это было время, когда Афины изо всех сил пытались противостоять македонской гегемонии, и в метеке Аристотеле, приближенном к правящей в Македонии династии, афиняне — может быть, не без оснований — видели недруга своей независимости. Ирония судьбы в том, что прежде этого сам Аристотель написал в «Политике», как бы заранее соглашаясь со своими будущими преследователями: «…Продолжительное пребывание в государстве иноземцев, воспитанных в иных законах, не полезно для поддержания в нем благозакония»{143}.
Через год после отъезда из Афин Аристотель умер. Но основанная им школа не угасла — причем в первые после смерти Аристотеля годы как раз благодаря македонской экспансии. В 319 году до н.э. царь Македонии Кассандр посадил в Афинах эпимилетом (наместником) местного гражданина и философа-перипатетика Деметрия Фалерского, и тот, будучи последователем Аристотеля, оказывал Ликею всяческие преференции. Десяти лет его правления хватило, чтобы школа окрепла материально — в ее собственность от гимнасия перешли помещения и сад, а кроме того, в нее делались серьезные финансовые вливания. Всего этого оказалось достаточно, чтобы, когда в результате внутренних македонских разборок Деметрии Фалерский бежал из Афин, Ликей продолжал плодотворную жизнь. А Деметрии, между прочим, позже, уже в столице эллинистического Египта — Александрии, стал одним из основателей знаменитой библиотеки и Мусейона — первого в мире научного центра на государственные деньги.
В дальнейшем «македонские связи» неоднократно Ликею аукались, но детище Аристотеля устояло против всех гонений и просуществовало ни много ни мало восемь столетий, внеся вклад в развитие едва ли не всех научных дисциплин — физики, ботаники, истории, географии, теории музыки, истории и теории литературы и проч. Отдельной и, может быть, самой важной отраслью деятельности перипатетиков было издание, редактирование и комментирование трудов приравненного к полубогу основателя школы, чье почитание продолжалось на протяжении всего ее существования.
Эпикурейцы, стоики и скептики
Коль скоро речь у нас зашла о философских школах, то нельзя не упомянуть по крайней мере о еще трех из них — скептиках, эпикурейцах и стоиках. Все они не только оказали влияние на развитие философской мысли, но и высказывали любопытные педагогические идеи и вели работу непосредственно в массах.
Эпикур (341–270 до н.э.), как сообщает Диоген Лаэртский, родился на острове Самос. В восемнадцать лет он прибыл в Афины и, видимо, некоторое время посещал Академию, которой в то время руководил ученик Платона Ксенократ (396–314 до н.э.). Затем Эпикур начал собственную преподавательскую деятельность в ионийском Колофоне. Оттуда он перебрался на Лесбос, где в 309 году до н.э. в Митилене и основал свою философскую школу, по организации очень похожую на то, что мы видим в Академии и Ликее. Но что-то в Митилене у него не сложилось, и вскоре Эпикур с учениками оказался в Лампсаке на берегу пролива Дарданеллы. «…Сам Эпикур был в некотором смысле из Лампсака, так как он долго жил в Лампсаке и находился в дружественных отношениях с самыми знатными людьми этого города…» — пишет Страбон{144}. Тут, правда, великий географ не совсем точен, поскольку «долго» на поверку оказывается не таким уж большим сроком, — во всяком случае уже в 306 году до н.э. Эпикур, подзаработав в Лампсаке некоторое количество денег, прибывает в Афины. Здесь он покупает сад, впоследствии ставший знаменитым, и поселяется в нем с учениками, которые сопровождают его во всех переездах.
Суть философии Эпикура лучше всего отражает надпись над входом в сад: «Гость, тебе здесь будет хорошо. Здесь удовольствие — высшее благо». Диоген Лаэртский приводит, как он пишет, «главные мысли» Эпикура. Вот некоторые из них: «Нельзя жить сладко, не живя разумно, хорошо и праведно; и нельзя жить разумно, хорошо и праведно, не живя сладко… Никакое наслаждение само по себе не есть зло… Из всего, что дает мудрость для счастья всей жизни, величайшее — это обретение дружбы… Справедливость не существует сама по себе; это договор о том, чтобы не причинять и не терпеть вреда, заключенный при общении людей и всегда применительно к тем местам, где он заключается…»{145} Задачу философии Эпикур видел в создании новой этики и познании природы, которое есть прямой путь к избавлению от суеверий и счастью человека. А счастье невозможно без свободы, в том числе и в стремлении к наслаждениям любого рода, которое может быть ограничено только добровольной договоренностью человека с другими людьми. За эти взгляды Эпикуру изрядно, хотя и со значительным опозданием, досталось от христианской церкви.