Стараясь игнорировать неприятные ощущения, я обнаруживаю, что на моей полке уже нет места. Совсем недавно я купила в «Икеа» точно такую же полку, так что для Калеба будет небольшая домашняя работа. И заодно я подниму тему, которую мы намеренно игнорируем.
Поговорить с Калебом я решаюсь лишь на следующий день.
Вчера, после ухода Бекки он погрузился в работу, хотя пришел как раз оттуда, и я слышала обрывки из его разговоров по телефону, пока готовила ужин. Во время еды мы снова болтали о его работе, о книгах, которые я прочла и в принципе все. Мне не хотелось говорить о серьезном, потому что после ужина мы смотрели какую-то комедию, много смеялись и вообще вечер прошел отлично.
Я спускаюсь вниз в одних носках и слышу шорохи, доносящиеся из гаража. Недолго думая, открываю дверь, ведущую из дома прямо в гараж. Он достаточно просторный, учитывая, что обычно в будние дни Калеб оставляет свою машину на подъездной дорожке. Здесь находится только моя «Джетта», все остальное пространство пустует. Калеб стоит рядом с железным столом, на котором горит лампа. Не изменяя самому себе, он четко и выверено прикручивает каждую деталь. Ничего вокруг него не валяется, все те инструменты, которые ему необходимы сейчас, лежат аккуратно на столе. Даже находясь в офисе, он не устраивает беспорядка, в каком бы темпе не работал. В свое время я раздражалась, глядя на все это. Боялась, что это его привычка все держать в абсолютном порядке превратит его в итоге из милого зануды в свирепого ханжу. Но этого не произошло. Он ни разу не упрекал меня в том беспорядке, который устраивала я, когда рисовала.
Услышав шаги, Калеб оборачивается и при виде меня улыбается.
– Почти готово.
Я тоже улыбаюсь и кивнув, смотрю на почти готовую полку.
– Хорошо. – Я кладу руку на плечо мужа и тихо вздыхаю.
Очевидно, что Калеб чувствует мое настроение, он понимает, что я здесь не просто так. Но пока не подает вида. Его взгляд опускается вниз, на мои ноги в одних носках.
– Пол очень холодный, пчелка.
Когда он так меня называет, значит у нас все хорошо. Все просто замечательно. Или я просто себе это внушаю?
– Все нормально, – отмахиваюсь я.
Но Калеб решительно ставит полку на пол и хватает меня за талию. От неожиданности я слегка вскрикиваю. Он усаживает меня на стол, затем легко и нежно проводит по моему обнаженному бедру.
– Пол холодный, – с нажимом повторяет он.
Вздохнув, я как маленькая девочка начинаю болтать в воздухе ногами. Калеб снова принимается за полку. Его мышцы напрягаются при каждом движении. Мне нравится, когда он дома. Ведь за его пределами, и даже иногда в нем, он выглядит совсем иначе. Строгий, серьезный, постоянно сосредоточенный. Сейчас он вполне расслаблен, на нем черная футболка «Питтсбург Пингвинз», которую я покупала ему пару лет назад, чтобы ходить в ней на матч. Но я не помню, когда мы последний раз были на игре.
В общем, я люблю «домашнего» Калеба. От него пахнет домом, пахнет мной, едой, которую я готовлю.
– Я хотела поговорить, – выдержав недолгую паузу, начинаю я.
Калеб не поднимает головы. Он продолжает старательно крутить отверткой.
– О чем? – наконец спрашивает он.
Мы смотрим друг на друга. Он знает или догадывается. В этом я уверена.
– О том, что мне уже давно пора найти работу.
Он не говорит, что в этом нет необходимости. Это уже давно не играет никакой роли. Ведь дело не в деньгах. Хотя будем честными, в них тоже. Я хочу твердо стоять на ногах в случае чего.
«В случае чего». Не хотелось бы даже думать об этом случае. Но тем не менее.
– Ты уверена? – спрашивает Калеб. В его голосе нет мягкости, с какой обычно он интересуется у меня о чем-то. Даже о том, что не очень-то ему и интересно. Сейчас ему не нравится этот разговор и это становится очевидным с каждой секундой.
– Конечно я уверена, Калеб.
Он смотрит мне в глаза.
– Но почему?
Я могла бы ответить, что мне скучно. Могла бы сказать, что сидеть дома – это конечно здорово, но и не предел моих мечтаний.
– Хотя не отвечай. – Калеб качает головой. – Мы оба знаем ответ.
Я напрягаюсь и сжимаю края стала ладонями.
– Так скажи мне. Возможно ты ошибаешься.
Калеб не отвечает несколько секунд. Я и не хочу, чтобы он отвечал. Но нам уже пора выбираться из собственных коконов. Пора начинать говорить, в конце концов. По-настоящему. Приведет ли правда нас к чему-то лучшему или сделает все намного хуже – не важно. Пора говорить.
– С того времени, как ты перестала рисовать, ты хочешь занять себя чем-то. Я прав, Никки?
Он не назвал меня «пчелкой».
– Это плохо? – тихо спрашиваю я.
Он качает головой.
– Нет, но…
– Не надо.
– Хорошо.
Снова молчание, во время которого Калеб в сотый раз начинает проводить по уже собранной и готовой полке ладонью.
– Ты знаешь, что я всегда тебя поддержу, – говорит Калеб. – И ты можешь заниматься всем, что тебе интересно.
Его слова звучат так, словно мне говорит это мама. Но точно не тридцатиоднолетний муж своей двадцатидевятилетней жене.
– Знаю. – Я слегка опускаю голову. – Тогда почему ты ведешь себя совсем наоборот? Тебе не нравится эта идея, так?
Он решительно кивает.
– Просто я думаю, что сейчас не время.
Тяжелый вздох сотрясает мое тело. Калеб хмурится, глядя на меня.
– Нам нужно расслабиться.
Он опускает полку на пол.
– Ты предлагаешь прекратить пытаться?
Ненавижу, когда он так делает. Либо он не замечает, либо намеренно начинает манипулировать моими чувствами.
– Конечно нет. Я предлагаю расслабиться и жить дальше. Не заострять внимания только лишь на одном. Такое ощущение, что тебе больше ничего и не нужно.
– На данный момент так и есть, – резко отвечает он.
– Как же все остальное? В жизни есть еще много чего.
– Например?
– Например я! – мой голос срывается. Я соскакиваю со стола и вижу, как губы Калеба кривятся, когда мои ноги соприкасаются с бетонным полом. Но мне плевать. – Я живой человек, в конце концов. А не просто тело, которое тебе нужно сейчас беречь, чтобы…
– Никки, прекрати нести чушь. Ты прекрасно знаешь, что я так не думаю.
– Но ведешь себя именно так!
Челюсть Калеба напрягается.
– Жизнь не зависит только от этого, – уже тише заканчиваю я.
Он молчит, продолжая буравить взглядом мои ноги. Калеб понимает, что я права, но в силу своего характера ему сложно принять этот факт. Он не прекратит пытаться, никогда не опустит руки.
Понимая, что ничего большего я от него не добьюсь, я разворачиваюсь к двери и ухожу.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
тогда
Телефон начинает звонить в тот момент, когда я укладываюсь в кровать. На лице глупая улыбка, и она вызвана пустяком, если отдых вообще можно так называть. Остаток дня после занятий я просидела в студии, готовясь к проекту, который многое для меня значит. Это не определяет мое будущее, так как я уже знаю, что рисую не потому что рисует мама и не потому, что просто это умею. Уметь можно многое: например, готовить лазанью, но при этом не претендовать на роль шеф-повара в итальянском ресторане. Ничего такого. Но этот проект, наверное, первое к чему я по-настоящему серьезно отнеслась. И сама себе я признаюсь, что причиной тому является как бы невзначай и вскользь брошенное замечание мистера Торренса. Я не слишком серьезна. Талантлива? Да. Амбициозна? Отчасти. Но мое отношение к искусству легкомысленное.
Все это преподаватель уместил в шутливой и единственной фразе. Но я уловила смысл и пару дней не могла нормально ни есть ни пить, прокручивая в голове его слова. И за это я благодарна мистеру Торренсу. Возможно, он сделал специально, чтобы дать мне какой-то толчок. Я должна была понять, что делаю недостаточно. Если это так, то утешает лишь то, что мистер Торренс не считает меня глупой, если предположил, что одна фраза буквально пихнет меня и заставит задуматься.
Так что усталость приятная. Мне нравится, что я делаю. Звонок меня уже раздражает, хоть я и не знаю, кто и зачем мне звонит. На экране высвечивается незнакомый номер. Несколько секунд я смотрю на цифры, пока Сирша на соседней кровати не начинает стонать во сне. Быстро отключив звук, я пару секунд надеюсь, что звонок прекратится. Но нет.
– Да, – тихо, чтобы не разбудить Сиршу, отвечаю я.
– Николь? – слышу в ответ мужской голос.
– Да, – говорю я настороженно. Голос мне знаком.
– Прости, что я так поздно беспокою тебя.
– А ты не хочешь представиться?
Повисает небольшая пауза.
– А ты разве меня не узнала?
Улыбнувшись, я ложусь на спину.
– Мне казалось ты воспитанный.
Калеб смеется.
– Наверное, тебе действительно показалось.
Разговор с ним – это что-то между праздной болтовней за чашкой чая с ученым и флиртом на вечеринке, который сопровождается дешевым пивом. Это очень странно и иногда страшно что-то ляпнуть в ответ, чтобы не показаться глупой. Мне сложно с ним взаимодействовать, но лишь в самом начале. По опыту мы оба знаем, что чем больше мы говорим, тем легче и приятнее становится диалог. В некоторых моментах я уже раскусила его. Он не такой, каким пытается казаться или хочет быть сам. Но это не выглядит как-то дешево и пафосно. В нем нет мнимой загадочности, которую парни обожают на себя напускать. Но в то же время Калеб не так-то прост. Не знаю, в ком дело, но я все еще считаю, что их дружба с Райаном для меня тайна. Ну или же это я сама придумала, чтобы забивать свою голову такими вот пустяками, возникшими на ровном месте, вместо того, чтобы совершенствоваться в том, что люблю.
Меня разрывает на части от нетерпения. Я хочу крикнуть: зачем ты мне звонишь? Сама мысль о том, что между нами что-то может быть кажется такой же странной, как и наши диалоги. Я не исключаю того, что могу ему нравиться. В принципе, как и он мне. Но… что в итоге будет?
– Так, – начинаю я, – есть причина, по которой ты мне звонишь так поздно?