После Второй мировой войны строительство ускорителей возобновилось, только теперь с новой целью. Наблюдая за космическим излучением, физики обнаружили некоторый набор элементарных частиц, отличавшихся от тех, которые есть в обычных атомах. Для исследования этого нового типа материи было необходимо искусственно создавать такие частицы в огромных количествах. Физикам нужно было ускорять пучки обычных частиц, например протонов (ядер атома водорода), до высоких энергий, чтобы при столкновении протонов с атомами неподвижной мишени их энергия могла быть преобразована в массы частиц новых типов. Дело тут не в установке рекордов мощности ускорителей и даже не в коллекционировании все новых и новых экзотических видов частиц (как орхидей). Цель создания подобных ускорителей состоит в том, чтобы, получая новые виды материи, изучать законы природы, которые описывают все формы материи. И хотя многие физики предпочитают работать в стиле Резерфорда с экспериментами малых масштабов, логика исследований вынуждает физику переходить на новый уровень.
В 1959 г. я стал научным сотрудником Радиационной лаборатории в Беркли. В то время Университет в Беркли располагал самым мощным в мире ускорителем, Беватроном, который занимал целое большое здание на холме, возвышавшемся над кампусом. Беватрон был разработан специально для ускорения протонов до энергий, достаточных для создания антипротонов, и получение антипротонов ни для кого не стало сюрпризом. Удивительным было то, что вместе с антипротонами также были получены сотни типов новых крайне нестабильных частиц. Этих новых типов частиц оказалось так много, что возникло сомнение, можно ли считать их элементарными и действительно ли мы понимаем, что такое элементарная частица. Все это сильно сбивало с толку, но и вдохновляло тоже.
После 10 лет работы на Беватроне стало понятно, что для осмысления полученных результатов потребуется новое поколение ускорителей частиц высоких энергий. Эти новые ускорители должны быть огромными, а потому их невозможно разместить в лаборатории на холмах Беркли. Кроме того, многие из них потребуют большой команды исследователей и уже не смогут управляться силами одного университета. Однако если для Беркли это был кризисный момент, то для физики — нет. Новые ускорители были построены в лаборатории Фермилаб[110] в пригороде Чикаго, в CERN недалеко от Женевы и в других лабораториях США и Европы. Ускорители были слишком большими, их невозможно было разместить в здании, поэтому теперь они стали атрибутами ландшафта. Длина нового ускорителя в Фермилаб достигала почти 6,5 км. На территории восстановленных прерий Иллинойса, где расположен ускоритель, пасется стадо бизонов.
К середине 1970-х гг. работа экспериментаторов в этих лабораториях и теоретиков, использующих собранные данные, привела к появлению полной, а теперь еще и многократно проверенной теории частиц и взаимодействий, получившей название Стандартной модели. Согласно этой теории, существует несколько типов элементарных частиц. Есть сильно взаимодействующие кварки, из которых состоят протоны и нейтроны атомных ядер, а также большая часть новых частиц, открытых в 1950–1960-х гг. Есть слабо взаимодействующие частицы, названные лептонами, прообразом которых является электрон. Есть частицы, обмен которыми между кварками и лептонами приводит к различным типам взаимодействий. К этому типу переносящих взаимодействия частиц относятся: фотон, частица света, ответственная за электромагнитное взаимодействие; близкородственные частицы W и Z, отвечающие за слабое ядерное взаимодействие, благодаря которому кварки или лептоны одного вида могут превращаться в частицы другого вида; и безмассовые глюоны, посредством которых осуществляется сильное ядерное взаимодействие, удерживающее кварки внутри протонов и нейтронов.
Успех Стандартной модели, очевидно, не означает конца истории. Во-первых, значения массы кварков и лептонов в этой теории получаются из эксперимента, а не рассчитываются из первых принципов. Мы уже десятилетиями смотрим на список этих масс и чувствуем, что должны понять его, но пока он кажется бессмысленным. Это как если бы мы пытались прочитать надпись, сделанную на утерянном языке, например, с помощью линейного письма А[111]. Кроме того, некоторые ужасно интересные вещи не входят в Стандартную модель, например гравитация и темная материя, на которую, как говорят астрономы, приходится до 5/6 всей материи Вселенной.
Так что теперь мы ждем результатов от нового ускорителя в CERN, который, как мы надеемся, позволит сделать следующий шаг в развитии Стандартной модели. Речь идет о Большом адронном коллайдере. Он представляет собой подземный кольцевой туннель длиной 26,6 км на границе Швейцарии и Франции. В нем два пучка протонов разгоняются в противоположных направлениях до энергий, которые со временем достигнут 7 ТэВ в каждом пучке, а это примерно в 7500 раз больше энергии, сосредоточенной в массе протона. Пучки сталкиваются в нескольких специальных местах кольца, где установлены детекторы, имеющие массу военного крейсера времен Второй мировой войны. Детекторы предназначены для обнаружения различных частиц, образующихся в результате столкновений.
Некоторые из новых открытий, которые должны быть сделаны на БАК, мы ждем уже давно. Представленная в 1967–1968 гг. часть Стандартной модели, которая объединяет слабое и электромагнитное взаимодействия, основана на точной симметрии между этими взаимодействиями[112]. Переносящие слабое ядерное взаимодействие W- и Z-частицы и переносящие электромагнитное взаимодействие фотоны представлены в уравнениях теории в виде безмассовых частиц. Тем не менее хоть фотоны действительно не имеют массы, W- и Z-частицы на самом деле довольно тяжелые. Поэтому было сделано предположение, что эта симметрия между электромагнитным и слабым взаимодействиями нарушается, то есть, несмотря на строгую симметрию уравнений теории, она не проявляется в наблюдаемых частицах и взаимодействиях.
Первоначальная и все еще простейшая теория нарушения электрослабой симметрии, предложенная в 1967–1968 гг., вводит четыре новых поля, которые пронизывают Вселенную. Пучки энергии одного из этих полей должны проявляться в природе в виде массивной нестабильной электрически нейтральной частицы, которая получила название бозон Хиггса[113]. Все свойства бозона Хиггса, за исключением его массы, были предсказаны теорией электрослабого взаимодействия 1967–1968 гг., однако и до недавнего времени эту частицу не удавалось обнаружить. Именно поэтому на БАК ищут бозон Хиггса — если он будет найден, это подтвердит простейшую версию теории электрослабого взаимодействия. В декабре 2011 г. две группы исследователей намекнули, что на БАК удалось получить бозон Хиггса, масса которого в 133 раза больше массы протона, и после этого признаки бозона Хиггса с такой массой были выявлены при анализе более старых данных, полученных в Фермилаб. К концу 2012 г. мы будем знать, был ли действительно обнаружен бозон Хиггса[114].
Открытие бозона Хиггса будет приятным подтверждением существующей теории, однако оно не укажет нам направление, в котором следует двигаться для создания более полной теории. Как и в случае с Беватроном, мы можем надеяться, что самым захватывающим открытием, сделанном на БАК, будет нечто совершенно неожиданное. Как бы то ни было, сейчас сложно предполагать, как это может приблизить нас к окончательной теории, включающей и гравитацию. Так что в следующие 10 лет, вероятно, физики обратятся к своим правительствам за поддержкой независимо от того, зачем именно потребуются новые ускорители.
Скорее всего, это будет очень тяжелая торговля. Мой пессимизм отчасти связан с личным опытом привлечения финансирования для другого большого ускорителя в 1980-х и 1990-х гг.
В начале 1980-х гг. США начали проектировать Сверхпроводящий суперколлайдер (SSC), в котором протоны разгонялись бы до энергии в 20 ТэВ, что почти в три раза больше максимального значения, потенциально достижимого на БАК. После 10 лет работы проект был готов, выбрано место в Техасе, приобретена земля и начаты строительство туннеля и создание магнитов для управления движением протонов.
Позже, в 1992 г., палата представителей отменила финансирование SSC. На встрече совета Белого дома и сената финансирование восстановили, но на следующий год история повторилась, и на этот раз Белый дом не стал созывать собрание совета. Потратив почти $2 млрд и тысячи человеко-лет рабочего времени, проект SSC похоронили.
Одной из причин смерти SSC оказалась его репутация транжиры, на мой взгляд незаслуженная. В прессе даже появились абсурдные сообщения о расходах на комнатные растения для украшения коридоров административного корпуса. Стоимость проекта действительно возросла, но одной из причин было то, что год за годом конгресс выделял недостаточно средств для покрытия запланированных расходов. Из-за этого увеличивалось время реализации проекта, а значит, и его стоимость. Тем не менее SSC решал все технические проблемы и мог быть достроен примерно за те же деньги, которые были потрачены на БАК, причем достроен на десять лет раньше БАК.
Расходы на SSC стали мишенью для нового класса конгрессменов, пришедших после выборов 1992 г. Они страстно желали показать, что могут отрезать кусок от проекта, который им представлялся этаким техасским поросенком, и не понимали, как много стоит на кону. Холодная война закончилась, и никто не ждал, что исследования на SSC немедленно найдут какое-то практически важное применение. Ученые могли назвать некоторые побочные технологии, связанные с физикой высоких энергий, например синхротронное излучение[115] или World Wide Web. В продвижении изобретения большая наука — это в некотором смысле технологический аналог войны, только она никого не убивает. Однако невозможно заранее обещать, что большая наука породит конкретные побочные технологии.