Всё это нужно пережить — страница 20 из 38

Сначала я покраснел, потом всё стало чесаться, потом стало трудно дышать, и только вовремя подоспевшая «скорая помощь» спасла, сделав внутривенный укол хлористого кальция. Как выяснилось, аллергия – это на всю жизнь. Теперь клубнику только нюхаю.

* * *

Я сижу на подоконнике. В небо синее смотрю.

Словно в кадре кинохроники – лист плывет по октябрю.

Дети в садике играются, бабка курит “Беломор”,

Незнакомая красавица через наш проходит двор.

Все похоже на идиллию, и красавица идет.

В небе, может быть, в Бразилию пролетает самолет.

Ну а я с температурою им вослед, вослед, вослед…

Только радио с бандурою музыкальный шлет привет.

Моя худоба по-прежнему не давала покоя родителям. Им казалось, что я плохо развиваюсь. Хотя читать я научился в 6 лет и стишков знал на память целую кучу. В одном из журналов мама прочитала статью о лечении гормонами и решила применить на практике полученную теорию. Случилось это после окончания первого класса. Она сделала мне серию уколов, после которых я действительно начал поправляться, как на дрожжах. Потом выяснилось, что схема лечения предполагала продолжение с постепенным уменьшением дозы лекарства. Это сделано не было. И я стал «жиртрестом» на долгие семь лет. Только в восьмом классе после изнурительных тренировок в секции велоспорта (спасибо тренеру Валентину Иосифовичу Портнову, фронтовику, очень доброму человеку) я похудел до почти приличного вида. Но это всё было потом. А пока школа превратилась для меня в подобие ада. Мама, конечно, тоже переживала. Но худым я уже не был, это точно. Незадолго до своего ухода она мне сказала: «Прости меня, сыночек, за те уколы». И заплакала. И я плакал вместе с ней.

* * *

Было и прошло. Но не бесследно. Память, словно первая любовь, избирательно немилосердна, окунаясь в детство вновь и вновь, падая в случайные мгновенья, где добром отсверкивает зло… Счастьем было просто ощущенье, что осталось больше, чем прошло.

ШКОЛА НА ВСЮ ЖИЗНЬ…

* * *

Времена и падежи.

Лица чьи-то и глаголов…

То ли школа на всю жизнь,

То ли жизнь сплошная школа.


«Школьные годы чудесные» начались для меня в сентябре 1958 года во дворе 20-й луганской средней школы. Ещё не так давно посреди этого двора стоял памятник Сталину, потом он исчез, и двор от этого стал казаться более просторным. Впрочем, это сегодня так вспоминается и воспринимается, тогда об этом думалось меньше всего. Летом был куплен большой портфель, деревянный пенал, ручки, карандаши, набор перьев, чернила, чернильницы, тетради с промокашками (это – отдельная песня, сегодня забытая напрочь)… Были приобретены счётные палочки (и маленькие cчёты), кассы букв, слогов и цифр (их надо было вырезать из плотной бумаги и вставлять в бумажные же карманы). И ещё появилась серо-голубая военизированная школьная форма с фуражкой. На кокарде фуражки – позолоченная раскрытая книжка в обрамлении дубовых листьев. Папа сказал: «Прямо, как в кадетский корпус отдаём». Что такое «кадетский корпус» я тогда не знал, но название запомнил. Потом купили ещё один школьный мундир чёрного цвета с жёлтыми металлическими пуговицами и обязательным белым воротничком наружу. Точно не помню, но, по-моему, вплоть до пятого класса носил тот китель, уже с красным галстуком и белой с красным крестиком повязкой санитара на рукаве (была такая дурость). Но первого сентября меня привели в школу в штанишках до колен и нарядной кофточке. Звучал «Школьный вальс» Дунаевского и Матусовского, нас выстроили по периметру двора, и началась торжественная линейка… Здесь я сделаю отступление и помещу статью о замечательном земляке Михаиле Матусовском, многие стихи которого, став песнями, воистину обрели бессмертие.

Фотограф? Музыкант? Поэт!

Я песне отдал всё сполна, в ней жизнь моя, моя забота,

Ведь песня людям так нужна, как птице крылья для полёта.

Михаил Матусовский

В советские времена, когда в Луганск, периодически становившийся Ворошиловградом, приезжали высокие гости, в качестве достопримечательностей им показывали немногое: памятные знаки, связанные с гражданской и Великой Отечественной войнами, рабочее место будущего красного маршала Клима Ворошилова на тепловозостроительном заводе, шахтёрские города Краснодон и Ровеньки, овеянные славой подпольной организации «Молодая гвардия». Всё это, безусловно, достойно внимания. Но ведь Луганск – это ещё и родина известных писателей, чьи имена составляют гордость отечественной литературы. В первую очередь, это – великий знаток слов, этнограф, гуманист Владимир Даль. А ещё здесь жили автор первого украинского словаря Борис Гринченко, советские литераторы Борис Горбатов, Тарас Рыбас, Фёдор Вольный, Павел Беспощадный (даже в фамилиях – колорит эпохи), Владислав Титов, Михаил Пляцковский… И Михаил Матусовский, чьи песни считаются народными, а это, говорят, первый признак, по которому автора заносят в разряд «классиков».

«Велопробег» и «Семейный альбом»

Старый центр Луганска, словно стрелой, пересекается когда-то самой респектабельной и аристократической улицей Петербургской, ставшей в советское время Ленинской. Когда-то здесь чинно и вальяжно прогуливались мещане, служивый люд, гимназисты, разглядывая витрины шикарных магазинов, ресторанов, фотоателье. Со временем и улица, и нравы становились проще, демократичней и, в тоже время, провинциальней.

Центр сместился на улицу Советскую. А на Ленинской приметы прежней жизни остались лишь в архитектурных украшениях старинных, давно не знающих ремонта особняков. И уж совсем давно нет здесь фотосалона Льва Матусовского, который открылся в начале прошлого века и был одним из самых популярных в городе. В семьях коренных луганчан и по сей день хранятся фотоснимки, сделанные в этом салоне.

В сердце дунет ветер тонкий, и летишь, летишь стремглав.

А любовь на фотоплёнке держит душу за рукав.

Перед «цейсовским» объективом мастера «проходил весь город – старые и юные, учащиеся и военные, местные и приезжие, женатые и холостые, подвыпившие и трезвые, толстые и тощие, спешащие оставить память о себе на листках удостоверений личности или в семейных альбомах. Мой отец был своеобразным летописцем города, ему были известны самые заветные тайны». Это – выдержка из автобиографической книги «Семейный альбом» младшего сына Льва Матусовского – Михаила, который тоже мог на радость папе стать фотографом, но стал на радость миллионам читателей и слушателей поэтом. Да каким!

Кирпичный дом, и дым жилья, и запах мокрого белья –

вот родословная моя... Отец выпрашивал куски,

считал обиды и пинки, и счастлив был, когда попал

К фотографу в ученики...

Впрочем, вполне могло случиться и так, что вместо популярного поэта мир обрёл бы не менее замечательного музыканта. Соответствующие задатки у маленького Миши были. И его родителям порой грезился переполненный концертный зал с роскошными люстрами, зажжёнными ради их сына, и он сам, раскланивающийся перед публикой. Сам же Миша постарался быстро развеять их иллюзии. «Хотя, может быть, и погибло во мне музыкальное дарование», – писал Матусовский в своей книге. Но себя музыкантом в будущем не видел: уже в детстве писал стихи... Первое стихотворение «Велопробег» опубликовал в областной газете «Луганская правда» ещё в 12-летнем возрасте. Кстати, в том же номере, на той же странице было напечатано и стихотворение его брата, чьё дальнейшее творчество нам не известно. А Михаил позднее, став признанным поэтом, счёл свои стихи, созданные в детстве, «из рук вон плохими». И даже просил прощения «у терпеливых луганских читателей»...

И случай помог тоже

Шли годы. После окончания школы Матусовский писал афиши для заводского клуба, рисовал карикатуры для многотиражки, работал тапёром в кинотеатре. Будучи студентом Ворошиловградского (Луганск к тому времени уже был переименован) строительного техникума, руководил возведением двухэтажного здания медсанчасти на территории паровозостроительного завода… В годы войны многие заводские помещения были разрушены. Но здание бывшей медсанчасти и по сей день стоит прочно и надёжно. «Вот ведь как получается: сколько сгорело городов и деревень, рухнуло очагов и кровель, а скромный двухэтажный домик, для которого достаточно было бы одной небольшой фугаски, стоит себе и стоит. Если бы хоть две стихотворные строки мои выдержали такое испытание временем, как дом моей юности!» – это строки из всё той же книги воспоминаний. Фундамент стихов Матусовского оказался не менее прочным, чем построенный им дом. Но время славы никогда не бывает торопливым. Вероятно, он был бы хорошим строителем, хотя «учиться в техникуме невыносимо скучно», – так он писал друзьям, думая, скорей всего, не об эпюрах напряжения, а о стихотворных размерах. И хорошо, что в его судьбу, как водится, вмешался Его Величество Случай. В город на Лугани с творческой встречей приехали поэты из столицы – Евгений Долматовский и Ярослав Смеляков. Молодой техник-строитель Матусовский принёс на суд гостям затрёпанную тетрадку своих стихов. И услышал от них: «В вас что-то есть. Приезжайте учиться в Москву».


Заречная, сердечная...

И вот луганчанин едет покорять столицу. Как сам рассказывал впоследствии, ехал с чемоданом стихов, «угрожая завалить столицу своей продукцией». Поступив в Литературный институт, подружился с Маргаритой Алигер, Евгением Долматовским, Константином Симоновым. Вместе с Симоновым после окончания института поступил в аспирантуру при Московском институте истории, философии и литературы (в 1939 году). Константин Симонов, ровесник и единомышленник, был одним из его ближайших друзей. На каникулы вместе приехали в провинциальный Луганск, написали и издали в Москве совместную книгу рассказов и стихов «Луганчане». Кандидатская диссертация Михаила Львовича была посвящена древнерусской литературе. Защита её была назначена на 27 июня 1941 года. Но, уже в ночь с 22-г