Всё это нужно пережить — страница 22 из 38

Вадим Синявский

Футбол воспринимаю, прежде всего, как борьбу характеров, личностей, как отражение жизни с её духом азарта, атмосферой честного состязания (хотя, конечно, понимаю, что, как в жизни, здесь далеко не всё честно). Люблю стадион, ощущение единства, сопереживание игры, особенно, когда футболисты не «отбывают номер», а играют от души, стараясь ещё раз доказать всем, и себе, в том числе, что ты – сильнее, лучше. Всё это – основа любительского спорта, где нет баснословных ставок и премий, а есть просто желание победить. Но и профессионалы получают большие деньги, в принципе, за это. За предоставленную возможность миллионам людей ощутить себя способными на победу где-то там, на своём жизненном поле. Первый раз попал на футбол вместе с отцом. Он взял меня, ещё дошкольника, с собой на стадион имени Ленина, где «Трудовые резервы» принимали, по-моему, «Авангард» Жёлтые Воды. Помню разноцветные флаги, красные футболки «наших»… В общем, ощущение праздника осталось на всю жизнь. Как все, собирал программки, справочники и буклеты, которые выпускали Борис Брусилов и Владлен Бондаренко (отличные, кстати, были справочники). Естественно, что футболисты в моих глазах, да и всех моих друзей детства, были героями. Даже когда «Заря» выступала в классе «Б», большинство болельщиков знало игроков не только по фамилиям, но и в лицо. Может быть, потому что развлечений было тогда меньше, а, может, как говорил Аркадий Райкин, такова волшебная сила искусства (а настоящий футбол всегда сродни ему). Котенко, Костенко, Балаба, Першин, Волченков, Гуреев, Галустов, Глухарев, Гришин… Фамилии можно продолжать долго. Мне повезло, в нашем дворе жили Геральд Середняков, Михаил Иванов, Гюндуз Джафаров, Юрий Ращупкин, Леонид Клюев. А чуть позднее – Владислав Проданец, Владимир и Виктор Абрамовы. Не скажу, что в глазах мальчишек это были небожители, но что-то особенное, отличавшее их от всех остальных, в этих молодых людях было. Может быть, ощущение успеха, уверенности в собственных силах. Что характерно, они всегда были хорошо, модно одеты, подтянуты, как говорится, спортивны. Не помню, чтоб я видел их в тренировочных костюмах, чтобы вид их был небрежным или расхлябанным. Мои родители подружились с Юрием Ращупкиным и его женой Наташей, и они несколько раз были у нас в гостях. Не забыть спокойного обаяния Юрия Михайловича, всей своей сутью подтверждавшего мысль о том, что сильные люди – обязательно добрые. Несколько сезонов он давал мне свой абонемент на центральную трибуну, где собирались знатоки и ценители игры. Их реплики, замечания по ходу игры делали её для меня ещё более осмысленной. А Леонид Клюев был более похож на интеллигентного молодого учёного, чем на спортсмена. Человек он был очень порядочный и скромный. После окончания футбольной карьеры пошёл работать в шахту, где трагически погиб во время аварии. Один раз он, Михаил Иванов и Юрий Михайлович смотрели у нас по телевизору матч сборной СССР. Они так легко и точно, словно изнутри, читали игру, отмечая и наигранные комбинации, и симуляцию, и, только им ведомые нюансы, что футбол в очередной раз для меня открылся с новой стороны. «Заря», мне кажется, во все времена, за редким исключением, была командой, собиравшей личности не только с футбольной точки зрения, но и с общечеловеческой. Может быть, потому, что часто везло с тренерами, а ведь в их числе кроме легендарного Германа Зонина, были не менее легендарные Константин Бесков, Евгений Горянский, Всеволод Блинков, Олег Базилевич, Иожеф Сабо. Да и луганчане Валентин Глухарев, Валерий Галустов, Вадим Добижа, Юрий Елисеев, Анатолий Куксов, Александр Журавлёв, Владимир Кобзарев – все они люди выдающиеся, преданные футболу, вкладывающие в своё дело всю душу. О чемпионском составе написано уже много, хотя эти люди достойны ещё большего внимания. Интересно, что все они, и завершив карьеру игрока, проявили себя, как замечательные специалисты, все, что называется, нашли себя, продолжают оставаться образцами для подражания. Очень хорошие футболисты подобрались в «Заре» в 1986 году, когда она вышла в первую союзную лигу. Горковенко, Юран, Ярошенко, Найденко, Тарасенко, Сорока, Гусейнов, Волотёк, Колесников, Кобзарев… Это только те, кто вспомнились сразу. Чувствовалась во всех матчах того времени заряженность на борьбу. Не зря тогда «Зарю» называли командой с бойцовским характером. Жаль, что потом не удалось удержать состав, да и характер испортился. Кстати, в 80-е годы в Луганске появилась целая плеяда молодых талантливых игроков, из которых, к сожалению, только единицы стали настоящими большими мастерами. Причём, речь не о Заварове и Юране. Они сумели реализовать свой талант и стать звёздами. Но ведь были ещё Гамула, Зубенко, Иванов, Попелнуха, Грицина, Яцык, Хромей, Гетьман, многие другие… О них мне рассказывал Валерий Шиханович, замечательный тренер, чьи воспитанники и сегодня играют в командах бывшего Советского Союза.

В тот победный сезон мне и Алексею Жданову пришла в голову, как оказалось потом, счастливая мысль написать гимн «Зари». Алексей вместе с Юрием Журавлёвым написали музыку, а исполнила гимн группа «Привет». Правда, на торжественной церемонии во Дворце культуры имени Ленина он звучал в исполнении молодого солиста филармонии. Очень долго после этого гимн не был востребованным. «Заре» было не до музыки. Вообще, 90-е годы – это, по- моему, один из самых грустных периодов в судьбе команды. Но в начале нового века она обрела второе дыхание, и, когда мы с моим другом Родионом Дерием, известным композитором и аранжировщиком, предложили гимн в новой, более динамичной обработке, он был без колебаний принят. И несколько лет звучал перед каждым матчем, словно сигнал к атаке. Мы с Родионом, который тоже заядлый болельщик, постарались вложить в песню нашу любовь к футболу и к любимой команде. Её состав я и сегодня могу назвать без запинки, и основной, и резервный. Написали мы и новый вариант гимна «Зари». Но, видимо, время для его исполнения ещё не пришло.

* * *

Марш футбольный – со всех сторон. Ветер первенства – ветер весенний.

Растворяюсь в тебе, стадион, сорок тысяч во мне твоих мнений.

Пас, обводка и снова пас. Вот удачи анфас и профиль.

Стадиона неистовый глас – эхо греческой философии.

Свист, как птица, летит в облака над победой и над пораженьем.

А в ушах – от свистка до свистка – ветер первенства, ветер весенний!

Как по мне, настоящий футбол превращает в весну любое время года. Даже осень. Но сентябрь – это ещё только примерка к осени. Всё ещё только начинается. И школа в том числе.

*      * *

У первых холодов – нестрашный вид. В зелёных листьях притаилось лето.

И ощущенье осени парит, как голубь мира над планетой.

И синева раскрытого зрачка подобна синеве небесной.

И даже грусть пока ещё легка, как будто пёрышко над бездной.

Первый школьный день запомнился не самой школой (видимо, отпустили нас тогда быстро), а возвращением домой, жареной картошкой, которую мы ели с дедом, и игрой в настольный футбол – подарок надо было опробовать. Интересно было бы узнать судьбу того выпускника, 1941 года рождения. На долю его поколения пришлась война в самом раннем детстве, потом – все прелести послевоенных этапов, распад страны, независимость (в первую очередь, от совести) и на закуску – снова война. Сурово обходится с нами жизнь. Тем не менее, первый класс прошёл без особых проблем и забот. Подготовлен я был хорошо, читать-считать уже умел, а главным предметом для меня стала тогда каллиграфия. Это был какой-то ужас. Наклон, нажим, тоненькие линии. Не дай Бог – клякса… По несколько раз переписывал домашние задания, постоянно вместе с папой (попутно посылавшим недобрые приветы творцам чистописания) вырывая испорченные страницы и вставляя новые. Но в итоге моя тетрадь была представлена на выставке лучших работ по каллиграфии. Родителям было приятно. Я, видимо, важности события не осознавал. В конце концов, в средних классах все перешли на шариковые ручки, это была настоящая революция в школьном письме. Каллиграфию отменили. А почерк у меня отвратительный. Ранние успехи в чистописании не помогли (ничего, как говорила мама, главное, чтоб характер был хороший). В конце школьного года отличников учёбы и носителей примерного поведения, среди которых был и я, наградили Почётными Грамотами и книгами. Мне досталась книга о животных, которую я, из уважения к подарку, прочитал (без интереса), особое внимание уделив картинкам.


Дед торжествовал. Грамота была предъявлена всем соседям и родственникам, как законное обоснование того, что позывной «Курчатов» мне присвоен не зря. Добавил масла в огонь и директор школы Коломников, которого все называли «Боцман». Вручая мне Грамоту и книгу, он в присутствии дедушки (пришедшего на церемонию вручения наград) посмотрел на меня и сказал: «Что ж ты такой худой! Ну, ничего, мясо нарастёт (знал бы он, как близок к истине), главное, вижу, что будешь учёным. Будешь?» И я ответил: «Буду». А что я ещё мог сказать. «Боцмана» любили и уважали все – и двоечники, и отличники. Он был добродушным и справедливым. И, как настоящий боцман, сильным. Поэтому, как говорил дедушка, «босва» его боялась и вела себя в школе прилично. К началу второго класса я пришёл уже в новой весовой категории. Евгения Наумовна своё удивление выразила интеллигентно, заметив: «Во, какой ты справный стал за лето», одноклассники тут же припечатали меня «жиртрестом». Начались мои мучения и вживание в роль «пузотёра и «мясокомбината».

* * *

Толстый и застенчивый «жиртрест», гордый, в той же мере, что и жалкий….

Призрак одиночества воскрес, выходя из школьной раздевалки.

Он меня узнал и подмигнул. Я – в ответ, сквозь время расставаний,

Где вдоль детства - вечный караул из надежд и разочарований.

Моя двоюродная сестра сказала мне: «Теперь ты стал толстым и красивым» Её точка зрения меня абсолютно не утешила. Самое главное, те скромные усилия, которые я прикладывал к тому, чтобы избавиться от лишних килограммов, никакого результата не приносили. Теперь понимаю, ч