рушительные удары. Местные жители гораздо чаще болеют раком и сердечно-сосудистыми заболеваниями, и виной тому, вероятно, вредные вещества в воздухе и воде. И очень много денег уходит на переселение тех, чьи дома и собственность оказались в зоне загрязнения или были попросту разрушены. Когда все портишь, это дорого обходится. И разработка в нагорных карьерах перекладывает расходы на всех нас.
Прекрасно понимаю, какие противоречивые чувства все это вызывает у любого жителя Западной Виргинии. Добывать уголь здесь начали еще в середине XVIII века. Для многих семей это традиция, сохранявшаяся много поколений. Даже сейчас, когда уголь уже почти весь выбран, в Западной Виргинии есть еще 51 рабочий угольный пласт, что в совокупности ежегодно дает 60 миллионов тонн угля, разрабатываемого открытым способом, и еще 80 миллионов тонн, разрабатываемых подземным способом. Более трети электроэнергии в США получают из угля; в мире этот показатель еще выше, более 40 процентов. Уголь играет в современном мире важную роль. Даже слишком важную, в том-то и беда. По сравнению с остальными видами ископаемого топлива в угле больше всего углерода, поэтому сжигание угля стоит на первом месте среди рукотворных источников парниковых газов. Это не вопросы мнений или политики — это факты.
Чтобы не тратить слов впустую, сформулирую кратко: чтобы обеспечить будущее планеты Земля, нам надо лишить будущего каменный уголь как источник энергии. Если мы хотим прекратить портить свое глобальное общинное пастбище, нужно двинуться дальше и найти более совершенные методы добычи энергии. Именно с этим резким заявлением я и прибыл в Западную Виргинию, сомневаясь, много ли там найдется благодарных слушателей. Я не знал, готовы ли они взглянуть на мир глазами постороннего, который склонен сопереживать не их мелочному стремлению к краткосрочной выгоде, а колоссальным долгосрочным потерям, которые несет наша планета.
По дороге на доклад я прочитал сообщение, которое отправил мне один из организаторов мероприятия, проводившегося в прекрасном культурном центре «Клэй-Сентер» в центре Чарльстона. «Политика президента Обамы очень скверно сказалась на благополучии нашего региона, — говорилось в письме, — поэтому, к сожалению, любые упоминания об изменении климата будут встречены без особой доброжелательности». Я поднял голову и сказал себе, точнее, оператору с камерой, который меня сопровождал: «Да уж, к сожалению, так к сожалению». И решил не следовать этому совету. Оператор вместе с остальной съемочной группой в том же году, уже после Западной Виргинии, побывал со мной и в нескольких университетах, и в Гренландии.
Когда перед докладом я приехал в гостиницу, у меня в голове уже были готовы все аргументы за и против угля. У каменного угля весьма достойное прошлое, он снабжал энергией практически всю современную промышленность, но я искренне убежден, что «каменноугольный век» подходит к концу. Как же иначе? Уголь не возобновляется и не позволяет уберечь окружающую среду, он вреден и для самих шахтеров, которые все равно скоро останутся без работы, и для всех нас, кому приходится иметь дело с вредными газами. Это должны понять все, особенно те, на кого последствия применения каменного угля влияют в первую очередь. Я собирался первым делом сообщить жителям Западной Виргинии, что экономика, зависящая от каменного угля, — это плохой план даже на первое время, не говоря уже о ближайших пятидесяти годах.
Мы со съемочной группой расположились в конференц-зале гостиницы, чтобы поработать рекламой проекта Kickstarter, предназначенного для раскручивания стартапов, и тут заметили, что вокруг бродят три человека. Оказалось, что это не кто иные, как Дональд Бланкеншип и два его тело хранителя. Бланкеншип — «Каменноугольный король», фигура одиозная (да-да). В то время ему грозил суд за мошенничество в особо крупных размерах. В тех краях Бланкеншипа знали все, и не с лучшей стороны. Он страстно пропагандировал разработку в нагорных карьерах. Своих конкурентов он попытался обойти при помощи теневых сделок с недвижимостью, что привело к судебным искам и крупным штрафам. Своим сотрудникам Бланкеншип писал гневные циркуляры: «Если менеджеры проектов, начальники, инженеры или еще кто-то потребует от кого-то из вас заняться чем-то, кроме добычи угля, вы должны оставить их просьбу без внимания и добывать уголь. Я был вынужден разослать этот циркуляр только потому, что мы, похоже, не понимаем, что уголь позволяет нам платить по счетам»… Еще Бланкеншип писал, что шахтерам не нужно задумываться об оборудовании «отводов» — импровизированных вентиляционных шахт, которые горняки продалбливают в скале и угольных пластах, чтобы выводить взрывоопасные метановые испарения. «Вопросы вентиляции» будут решены когда-нибудь потом, писал он. Но до того, как настало это «потом», произошел страшный взрыв на шахте «Аппер-Биг-Бранч», в результате которого за несколько минут погибло 29 шахтеров, причем некоторые жертвы находились на расстоянии больше полутора километров от эпицентра. Со всех точек зрения Бланкеншипа было легче привлечь к ответственности за мошенничество и вымогательство, чем за злонамеренную халатность и нарушение правил техники безопасности, повлекшие за собой человеческие жертвы. Но в конце концов его все же признали виновным в злостном нарушении техники безопасности при добыче полезных ископаемых, а поскольку это считается мелким правонарушением, присудили к году лишения свободы. Однако все это было позднее, а тогда Дональд Бланкеншип разгуливал по моей гостинице в компании телохранителей, и все морщились при виде него.
А я тем временем готовил слайды с наглядными примерами дезинформации, которую сеют те, кто отрицает изменения климата, подкупленные индустрией углеродного топлива, а также другие слайды с наглядными примерами того, как замечательно заживут обитатели Западной Виргинии, если перейдут на энергию ветра и солнца. У них появятся новые рабочие места в сфере возобновляемой электроэнергии. Генерировать ее можно будет прямо на месте почти без вреда для окружающей среды. Воздух и вода станут чище и здоровее. А экономика — стабильнее. В отличие от угля, ветер и солнце нельзя вытеснить с рынка более дешевым ветром и солнцем из других стран. Возобновляемая энергия будет производиться там же, где ее потребляют, — в Западной Виргинии для жителей Западной Виргинии, что лишь укрепит присущий этому штату дух независимости. Но тут я задумался о поколениях местных жителей, которые зарабатывали себе на хлеб добычей угля. Станет ли моя аудитория слушать высоколобого чужака с его призывами к радикальным переменам? Сумею ли я добиться, чтобы мои слова вызвали резонанс даже здесь?
Если хочешь заставить людей передумать, будь готов к разговору с теми, кто видит все иначе. Была не была! Я начал доклад — и, представьте себе, через пять минут обнаружил, что люди, собравшиеся в «Клэй-Сентер», по большей части сыты по горло добычей угля. Все-таки я довольно долго занимался полупрофессиональным стендапом, по крайней мере, мне так говорили, поэтому смех в зале, его громкость и длительность подсказывали мне, что слушатели на моей стороне. Правда, это были мои добровольные фанаты — группа жителей Западной Виргинии, решивших потратить свои кровные денежки, заработанные тяжким трудом, на то, чтобы посмотреть на меня. К тому же я приехал в город, где последствия добычи угля особенно тяжелы. Я рассказал, что сейчас на весь штат приходится всего 30 000 рабочих мест, связанных с угледобывающей промышленностью, — это данные Управления по здравоохранению, безопасности и обучению шахтеров Западной Виргинии. Тридцать тысяч — это меньше трех процентов населения штата. Вот что я имею в виду: конечно, уголь в Западной Виргинии — это серьезный бизнес, просто он уже не такой серьезный, как раньше. Я уверен, что жителям Западной Виргинии будет гораздо приятнее, если они изменят образ жизни и приучатся чуть меньше вредить окружающей среде и чуть дальше заглядывать в будущее.
Если живешь в Западной Виргинии, то, скорее всего, болеешь за команду «Питсбург Стилерс» Национальной футбольной лиги, поскольку ее стадион стоит прямо на шоссе номер 79. В день матча на трибунах любой игры НФЛ сидит вдвое больше народу, чем занято в угледобывающей промышленности Западной Виргинии. Если говорить о Питсбурге и «Стилерс», то свое название команда получила в честь традиционной сталелитейной промышленности своего родного города. Но сегодня промышленность Питсбурга не узнать. Да, там остались кое-какие сталелитейные предприятия, но гораздо больше долларов крутится в здравоохранении, страховании и связи. Очень может быть, что и ваш мобильный телефон, и его тариф придуманы в Питсбурге. Дома на улицах Питсбурга, некогда черные от угольной пыли, сверкают чистотой. Промзоны у воды перестроены и превратились в оживленный торговый район. Перемены возможны всегда.
Я говорил, говорил — и видел, как слушатели склоняются на мою сторону. Они не просто смеялись моим шуткам — они становились на мою точку зрения и перенимали мои масштабные идеи. Они понимали, что вполне могут обойтись без индустрии добычи угля и газа, которая погубила прекрасный пейзаж Западной Виргинии. После доклада я побеседовал с некоторыми слушателями. Да, это, конечно, были слушатели Билла Ная, но нашлись среди них и местные, которым просто стало интересно, что я скажу. Мне не пришлось их запугивать и силой навязывать свое мировоззрение. Они были готовы меня выслушать. И они уже думали о том, как устроен мир за границами Западной Виргинии и как выглядит будущее после ближайшей зарплаты. Я постарался, чтобы картина будущего вышла оптимистической. Может быть, уже скоро жители Западной Виргинии подадут всему миру пример и перейдут на экологически чистую экономику. Может быть, именно они станут двигателями перемен.
Нам есть на что надеяться.
Поездка в Западную Виргинию в очередной раз заставила меня задуматься о дедушке и дяде Баде. Дело в том, что мой дедушка, отец дяди Бада, почти всю жизнь провел на свежем воздухе. В его времена автомобиль был роскошью. Чтобы перемещаться с места на место и заниматься повседневными делами, нужно было уметь ездить верхом. Верхом ездили и на работу, и в гости к друзьям. Вокруг конного транспорта сложилась соответствующая инфраструктура — кузнецы, конюшни, коновязи, доставка фуража, конюхи и магазины, торгующие упряжью. Все это осталось в прошлом, когда появились безлошадные повозки. Все, кто работал в конном бизнесе, нашли себе другую работу. Это было не хорошо и не плохо — просто так сложилось. Меняется жизнь, меняется работа, улучшаются проекты.