Всё и вся. Рассказы Вельзевула своему внуку — страница 164 из 208

Нет ничего плохого в том, что ты узнаешь, помимо прочего, кое-что еще об этих интересных и своеобразных данных в моей статистике, показывающих в цифрах, насколько больше этих заболеваний у существ, населяющих континенты Америка и Европа, чем среди существ континента Азия.

Многие из этих венерических болезней совершенно нет у существ старых сообществ континента Азия, в то время как у существ, населяющих континенты Европа и Америка, эти болезни носят почти эпидемический характер.

Возьмем, например, так называемый «триппер», или, как его там называют ученые, «гонорею». На континентах Европа и Америка почти все существа как мужского, так и женского пола болеют этой болезнью в той или иной стадии, а на континенте Азия она встречается только на границах, где его существа часто общаются с существами континента Европа.

Хорошим примером только что сказанного служат существа, принадлежащие к группе, существующей там под названием Персия, которая занимает сравнительно большую территорию на континенте Азия.

У существ, обитающих в центральной, восточной, южной и западной областях этой сравнительно большой территории, упомянутые болезни совсем не встречаются.

Но в северной части, особенно в местности, называемой Азербайджан, которая находится в прямом контакте с большим полуевропейским, полуазиатским сообществом, называемым Россия, процент существ, зараженных этой болезнью, растет все больше и больше пропорционально близости к этой России.

И то же самое происходит в других восточных странах континента Азия: процент этой болезни возрастает пропорционально контакту их существ с существами континента Европа. Например, в стране, называемой «Индия», и частично в Китае эта болезнь в последнее время широко распространилась среди здешних существ, главным образом, в тех местах, где они вступают в контакт с европейскими существами сообщества Англия.

Таким образом, можно сказать, что главными распространителями этой болезни среди существ континента Азия с северо-запада является существа большой группы Россия, а с востока – существа сообщества Англия.

Причина отсутствия этой болезни, так же как и многих других зол, в указанных частях континента Азия заключается, по моему мнению, в том, что в обычном повседневном существовании большинства существ континента Азия есть несколько очень хороших обычаев, дошедших до них также от их древних предков.

И эти обычая так глубоко внедрены религией в их обычное существование, что в настоящее время, соблюдая их механически, без всякого мудрствования, существ тем самым более или менее застрахованы против нескольких зол, которые, вследствие ненормальности установившихся условий бытийного существования, уже постепенно сформировались и еще продолжают в бесчисленном количестве формироваться на этой злосчастной планете.

Существа большинства групп континента Азия защищены от многих венерических болезней, так же как и от многих других «половых ненормальностей», хотя бы, например, такими обычаями, которые известны там под названиями «суннат» и «абдест».

Первый из этих обычаев, а именно суннат, или как его еще называют, «обрезание», не только спасает многих азиатских существ ответственного возраста от многих венерических болезней, но и предохраняет многих детей и юношей от «бедствия», известного на континентах Европа и Америка под названием «онанизм».

По этому обычаю, существа ответственного возраста в большинстве современных групп континента Азия обычно совершают над своими «результатами» – то есть над своими детьми – в определенном возрасте ритуал, состоящий в том, что мальчикам они обрезают так называемые «уздечку» и «крайнюю плоть пениса».

И теперь те дети твоих современных любимцев, которые, конечно, автоматически подвергаются этому обряду, почти полностью предохранены от неизбежного результата нескольких зол, уже определенно закрепившихся в процессе существования твоих любимцев.

Например, согласно моей статистике, упомянутое «бедствие», то есть «детский онанизм», едва ли встречается там среди детей тех трехмозговых существ, которые соблюдают этот обычай «обрезания», в то время как дети и юноши тех существ, которые не соблюдают этого обычая, все без исключения не защищены от этой половой ненормальности.

Другой упомянутый мной обычай, а именно абдест, который, между прочим, называется по-разному у существ разных групп континента Азия, является не чем иным, как обязательным омовением половых органов после каждого посещения так называемой «уборной».

Благодаря, главным образом, этому второму обычаю, большинство твоих любимцев, плодящихся на континенте Азия, предохранено от многих венерических болезней и других половых ненормальностей существующих там.

Сказав это, Вельзевул задумался и, после длительного молчания, продолжал:

– Тема нашей нынешней беседы напомнила мне один очень интересный разговор, который был у меня там, во время пребывания во Франции с одним молодым симпатичным трехмозговым существом. Думаю, что для того чтобы ты понял все сказанное, пожалуй, лучше всего повторю тебе сейчас этот разговор полностью, тем более что помимо объяснения смысла обычая абдест, или омовения, этот разговор просветит тебя по многим другим вопросам, касающимся своеобразной психеи этих твоих любимцев.

Это самое существо, разговор с которым я вспомнил и теперь собираюсь повторить тебе, было как раз тем молодым персом, который – помнишь, я уже говорил тебе – был, по просьбе нашего общего знакомого, моим «гидом» в городе Париже, где и находился, как я уже рассказывал тебе, как раз перед своим отъездом на этот самый континент Америка.

Однажды я ожидал этого молодого перса в кафе города Парижа – как всегда, все в том же «Гранд Кафе».

Когда он появился, я по его глазам заметил, что на этот раз он был, как там говорят, «пьян» больше, чем обычно.

Вообще он всегда пил имеющихся там «алкогольных напитков» более чем достаточно, и, когда нам в Париже случалось бывать вместе в ресторанах Монмартра, где обязательно нужно было заказывать шампанское, которое я не любил и не пил, он всегда выпивал все один с большим удовольствием.

Он не только постоянно пил, но и был, как там говорят, большим «охотником до юбок».

Как только он видел, как там говорят, «хорошенькое личико» существа женского пола, все его тело и даже дыхание сразу менялись.

Когда я заметил, что он на этот раз пьян больше, чем обычно, и когда он, усевшись рядом со мной, заказал кофе с так называемым «апперитивом», я спросил его:

«Объясните мне, пожалуйста, мой юный друг, почему вы всегда пьете эту «отраву?"»

На этот вопрос он ответил:

«Эх, мой дорогой доктор! Я пью эту «отраву», во-первых, потому, что так привык к ней, что не могу теперь бросить пить, не страдая, а, во-вторых, я пью ее потому, что только благодаря действию алкоголя могу спокойно смотреть на происходящее здесь бесстыдство, – добавил он, обведя кругом рукой.

Я начал пить эту, как вы говорите, отраву потому, что случайно и, для меня, неудачные и несчастные обстоятельства моей жизни сложились так, что я вынужден был приехать и долго жить в этой погибельной Европе.

Сперва я начал пить потому, что все здесь, кого я встречал, тоже пили, и если вы не пьете, вас называют «бабой», «девчонкой», «куклой», «неженкой», «маменькиным сынком», «простофилей», и другими язвительными именами. Не желая, чтобы мои деловые знакомые называли меня такими оскорбительными словами, я тоже начал пить.

А еще и потому, что, когда я впервые приехал в Европу, условия жизни тут в отношении морали и патриархальности были совершенно противоположными тем, в которых я родился и был воспитан, и я, видя, и воспринимая все это, испытывал мучительное чувство стыда и необъяснимое замешательство. В то же время я заметил, что от действия выпитого алкоголя не только уменьшалась испытываемая мной угнетенность, но я мог смотреть на все это вполне спокойно и даже испытывать желание участвовать в этой ненормальной жизни, так противоречащей моей природе и установившимся взглядам.

Так и случилось, что всякий раз, когда я начинал чувствовать это вот неприятное ощущение, то начинал пить этот алкоголь, даже с чувством некоторого самооправдания, и, таким образом, постепенно привык к этой, как вы совершенно правильно называете его, отраве».

Сказав это с ощутимым импульсом искреннего горя, он остановился, чтобы затянуться сигаретой, смешанной с «табаком», и, воспользовавшись этой возможностью, я спросил его:

«Ну, ладно… предположим, что я более или менее понял ваше объяснение вашего непростительного пьянства и могу поставить себя в ваше положение, но что вы скажете о другом и, с моей точки зрения, также непростительном пороке, а именно о вашем «пристрастии к юбкам?

Вы ведь бегаете за каждой юбкой, если только она облекает длинноволосое существо!»

При этом моем вопросе он, глубоко вздохнув, продолжал:

«Мне кажется, что я приобрел эту привычку также отчасти по упомянутой мной причине, но думаю, что эту мою слабость можно объяснить еще одной очень интересной психологической причиной».

Разумеется, я выразил желание послушать его, но сначала предложил войти в это «Гранд Кафе», в зал самого ресторана, поскольку на улице становилось сыро.

Когда мы сели в зале ресторана и заказали их «знаменитое шампанское», он продолжал:

«Когда вы жили у нас в Персии, мой дорогой доктор, вам, очевидно, случалось наблюдать существующее там отношение мужчин к женщинам, очень характерное для нас, персов.

А именно, у нас в Персии у мужчин есть два определенных, можно сказать, «органических отношения» к женщинам, согласно которым женщины для нас мужчин, даже без нашего сознательного участия, очень четко делятся на две категории.

Первое отношение – это к женщине, настоящей или будущей матери; и второе – к женщине-самке.

Это свойство мужчин нашей Персии, имеющих в своей натуре данные для этих двух самостоятельных отношений и для этого инстинктивного чувства, начало формироваться лишь недавно – около двух с половиной веков назад.