– … таким образом, экскурсии израильских школьников в Мекку становятся доброй традицией. В знак уважения к хозяевам девушки-старшеклассницы даже выразили намерение при посещении Каабы надеть традиционный хиджаб, однако экскурсоводы упросили их не делать этого, поскольку, по их мнению, непривычный наряд, да еще в жару сведет на нет всю эмоциональную сторону экскурсии.
Вчера руководитель движения «Талибан» Махмуд-абд-Азиз в очередной раз подтвердил обязательность преподавания научного атеизма в школах демократического Афганистана. По словам ученого-богослова, к пониманию Бога человек должен прийти самостоятельно и уже в зрелом возрасте, любое насилие в этом вопросе отзывается болью в сердце каждого настоящего мусульманина…
Известный финансист Джордж Сорос выступил с резкой критикой практики переманивания молодых ученых в США, поскольку это, по его мнению, есть скрытые попытки глобализации, кое-где не изжитые до сих пор. В ходе разгоревшейся общественно-политической дискуссии на сторону престарелого финансиста неожиданно встал основатель корпорации «Майкрософт» Билл Гейтс, заявив, что эффект всеобщей обиды и нелюбви к Соединенным Штатам обошелся стране слишком дорого, чтобы не извлечь из этого должных уроков. Даже сейчас, когда основные причины уже устранены, смертность в США от сердечно-сосудистых заболеваний в полтора раза превышает общемировую, уровень же распространения мигрени и депрессивных расстройств превышает средний более чем вдвое.
В вологодском монастыре сегодня скончался старец Варлам, известный в миру под именем Збигнев Бжезинский. По словам очевидцев, он так и не сумел изжить до конца гнетущего чувства вины за грех русофобии, коим старец страдал до Великого перелома…
Усмехнувшись, Чекалов вновь выключил звук. Нет, все-таки люди еще слишком люди. Даже в общем-то простое дело, покаяние, приобретает порой весьма причудливые формы, иной раз доходя до гротеска. Старец Варлам, и никак иначе… Великий перелом опять же, непременно надо ломать им… А какие суммы переведены «на восстановление великой русской цивилизации» теми же людьми, что так старательно пытались ее разрушить – с ума сойти астрономам… Нет, но каковы ваххабиты – не желают огорчать девушек немусульманской веры хиджабами… а вернее всего, вид стройных девичьих ножек, торчащих из-под мини-юбочек, греет сердца истинных мусульман. Ладно, мелочи все это…
Да когда же она придет, наконец?!
Он привычно сосредоточился, и мир вокруг стал стеклянным. Прозрачным и понятным насквозь.
… Человек уже миновал арку-подворотню и приближался к дому. Он шел так, будто ноги за него переставлял невидимый кукловод. Шаг… еще шаг… и еще шаг… вот он уже на крыльце… а вот на лестнице…
Звонок в дверь разрушил зыбкое наваждение, возвращая Чекалова к простому, человечьему восприятию мироздания. Вздохнув, он направился в коридор. Не задавая вопроса «кто?», распахнул дверь.
На площадке стоял небритый, изможденный человек, одетый в новый, но варварски измятый дешевый костюм.
– Слушаю вас, гражданин Чушмо. – Алексей твердо стоял в дверном проеме.
– Здравствуй…те…
– И вам, если это возможно.
Пауза.
– А где бабушка?
– А ее нет. И не ищи ее больше. Все равно не найдешь. Я постараюсь.
Пауза.
– Знал бы ты… какая боль…
– А то я не знаю.
Пауза.
– Значит, не простишь…
– Нет.
Гражданин Чушмо поднял глаза, блеклые и невыразительные. Глаза смертельно больного зверя, осознавшего неотвратимость мучительного конца.
– Ты беспощадный, вот что. А тот… ну, который на кресте – тот беспощадным не был…
– Я не он, – медленно произнес Алексей. – Я всего лишь пытаюсь… впрочем, тебе не понять.
Он закрыл дверь, отчего-то медленно и осторожно, и замок негромко щелкнул, отсекая его родной дом от того, что стояло снаружи. Реликта ушедшей эпохи, осколка злобной реальности. Одного из последних таких вот могикан, возможно.
Вновь подойдя к окну, он некоторое время наблюдал, как медленно бредет через двор человек, так ничего и не понявший в этой жизни. Желающий избавиться от смертных мук, ничего не свершив… Желающий получить прощение даром.
Чекалов вновь усмехнулся. А ведь, казалось бы, чего еще нужно? Вышел на волю, досрочно и более того, самостоятельно. Иди куда глаза глядят, гуляй не хочу… Да, еще совсем не так давно гражданину Чушмо этого было бы достаточно. Но… «вдруг у разбойника лютого совесть Господь пробудил», как то поется в старинной народной песне.
Шаги раздались сзади. Такое знакомое легкое шлепанье босых ног…
– Ты пришла…
– А разве могло быть иначе?
Он уже зарывался в водопад ее волос… в котором так легко утонуть… так хочется утонуть…
– Юля, Юль…
– М?
– Давно хотел спросить…
Договаривать он не стал. Зачем лишние слова, когда все мысли как на ладони?
– А разве может постареть немеркнущий идеал? – тихонько засмеялась она. – В супружеском проживании с навкой помимо массы неудобств имеются и свои прелести…
Он уже ласкал ее жадно, неистово. Сколько лет прошло… а так ведь и не привык…
– Проверим… прелести?..
– Притом здесь и сейчас!
– … Как-нибудь соберусь-таки и сбацаю тебе фирменный куриный супчик. Не веришь?
– Верю, отчего ж нет… женская ипостась и все такое… На танке ведь тоже в принципе огород пахать можно, вместо трактора…
– Нахальный ты тип, вот что!
Чекалов отхлебнул горячего какао, поплотнее обхватив кружку ладонями. Руки все-таки дрожали. Как ни крути, а молодость позади…
– Да, не новый уже, – привычно уловила вязь мужниных размышлений Юля. – Но до белого флага еще ой-ой!
– Юля, Юль…
– М?
«Я его опять прогнал»
«Твое право и обязанность»
«Уверена?»
«Ты тоже. Упрямство хорошо, когда есть цель в жизни. Он же попросту не хочет умирать»
Она внимательно рассматривала кофе в чашечке, придерживая ее двумя пальцами и оттопырив мизинец. Навела себе за компанию… «Гость, который не ест и не пьет за столом, только портит аппетит сотрапезникам. Уж мне ли не знать, Лешик – я же психолог…»
– Жаль, что теть Вера не захотела жить с нами… со мной и Юльчонком, в смысле…
– Не надо. Устала она от жизни, если откровенно. Очень уж круто по ней эта самая жизнь прошлась. И так ради Юльчонка держалась… А тут еще этот Великий перелом. Так что в деревне ей сейчас самое то. Домик на околице, лес, озеро… не знаю как насчет Света, но уж покой на старости лет Вера Николаевна заслужила точно.
Короткий вздох.
– И вообще, многие старики не приняли этой новой реальности. Они же привыкли к той, старой и злобной.
«Когда можно было думать о людях гадости, и даже творить их – и ничего тебе за это не будет»
«К тете Вере это каким боком?»
«А к теть Вере бок другой. И ты сам это знаешь»
Алексей поставил на стол опустевшую чашку. Да, пожалуй… Каково узнать, что тот, кто тебе уже стал вместо сына, живет с покойницей? Про всевозможные подобные чудеса хорошо в книжках читать, а вот когда оно, такое чудо, с тобой нос к носу…
«Я виноват…»
«Немножко. Так и так шило в мешке утаить невозможно»
– Печаль моя светла… – она тоже поставила чашечку на стол.
– Юля, Юль…
– М?
«А я ведь тоже никак не могу до конца вписаться в эту новую реальность. Светлый мир… а я не совсем»
«А совсем будет, когда прежние поколения уйдут. Светлый, это вот для них – для нашей дочери, к примеру. А для тебя – переходный процесс…»
«А для тебя?»
Она чуть улыбнулась.
– А что, разве я существую отдельно от тебя?
– Юльк…
– М?
– Что там, впереди?
Улыбка погасла, сменившись глубокой задумчивостью.
– За всех не скажу… а за нас с тобой могу. Надо ли, вот вопрос…
«Я не хочу говорить об этом. Во всяком случае, вслух»
«А ты не бойся. Слова, произнесенные вслух, не столь страшны…»
– Как скажешь, – она чуть кивнула. – Если совсем грубо и прямо: когда-то ты скончаешься прямо на мне, Лешик. Не хватит жизненных сил. И я наконец-то исчезну из этой реальности.
– О как… – он хмыкнул. – Перспектива, однако.
– Чем же ты недоволен? – ее взгляд глубок и печален, и в то же время где-то на дне глазищ плавают смешинки. – Разве не о такой смерти должен мечтать каждый настоящий мужчина? Они жили долго и счастливо, и умерли в один миг… только она лет на сорок пять раньше.
– Потусторонний какой-то нынче юмор у тебя, прямо скажем.
– Так я ж и сама, прямо скажем, потусторонняя у тебя, – смешинки в глазах стали гуще.
– И все-таки я то и дело возвращаюсь к этим мыслям… насчет светлого будущего. Странно все же. Вроде я напрямую причастен… и не привыкну никак…
– Ну вот, опять… Чего же в этом странного? Будущее строится нами, но не для нас – это же почти банальность, Леша.
Пауза.
– Ну хорошо… Мне это не по силам, но ты попроси Юльчонка.
– Думаешь?..
– Да. Она может.
– Ну, как улов?
– Улов? – она засмеялась. – Ничего так улов… Летят себе камешки по просторам Вселенной… дикие, вольные…
– … и очередная попытка приручения не удалась, – закончил фразу Чекалов, наблюдая, как девушка деловито обшаривает холодильник.
– Я есть хочу вообще-то.
– Не вопрос. Имеется сыр, колбаса… о! Салат из кальмаров с брусникой остался…
– Папка, ты же чудо! Это подойдет!
Он с удовольствием наблюдал, как дочура расправляется с кальмаро-брусничным салатом, ничтоже сумняшеся заедая его толстым бутербродом с сыром и колбасой – молодой организм требовал возмещения истраченных калорий.
«Мама была здесь»
«Я поняла»
«Жаль, что вы не встретились»
«Бестолковый ты у меня, папа. Большой такой, и вот… Она ведь к тебе приходит. Ко мне – что останется»
«И все-таки жаль»
Юльчонок уже запихивала в рот остаток бутерброда.
– Ну пойдем…
– Э… куда?
«Ты же хотел увидеть оборотную сторону медали?»