ла все, что хотела, сколько хотела и когда хотела, не вставая с места. То есть она, конечно, вставала и в туалет, и в гости, и даже в какой-нибудь фитнес, но в душе все равно оставалась в лежачем положении. Такое у нее было жизненное кредо: «Онегин, я с кровать не встану». Причем, что удивительно, она не особенно поправлялась при таком режиме, хотя и не худела, разумеется.
Моя мама за глаза называла ее Лизавета Обломова, но это было не совсем правильно. Обломов все-таки куда-то рыпался, о чем-то мечтал, строил планы, а Лизка ничего не строила и на диване лежала принципиально, а не из лени.
Но тут появилась новая беда — от бесконечного валяния и безделья у Лизки начались депрессии. Она уже не первый раз сдергивала меня душераздирающей эсэмэской. «Отчаянное состояние» означало на самом деле, что у моей подруги плохое настроение. А с чего ему быть хорошим?
Сюда еще добавлялись очередные трагедии в личной жизни. Поразительно, но и на диване Лизка умудрялась влюбляться. Для этого существовал интернет. Она вывесила свое объявление сразу на нескольких сайтах знакомств, и одно время вовсю отвечала на письма. Был даже момент, когда она ежедневно вскакивала с дивана и бегала на свидания, но вскоре ей эта суматоха надоела. Чаще всего интернетовские женихи в жизни выглядели совершенно не так, как на фотографии, и при личном общении оказывались дураками и занудами. Потом уже мы выяснили, что есть специальный сайт, откуда можно скачать романтические письма для знакомства с девушками. Умная программа даже может составить ответ на полученное письмо, правда эта услуга платная. Ну и ради справедливости надо сказать, что Лизка сама не всех устраивала. Поэтому вскоре она стала припахивать меня или кого-то еще из подруг для предварительной проверки. Мы тайно подъезжали к месту встречи, фотографировали мобильниками женихов и отсылали фотку Лизавете на диван. Обычно на этом роман заканчивался.
Но и из такого сора у Лизы вдруг вырастала любовь. Чаще всего она была неразделенной или очень скоротечной и заканчивалась на стадии переписки. Неудачные романы заставляли мою подругу страдать, худеть, впадать в депрессию, лечиться вкусной едой и снова набирать вес. Такой у нее был круговорот килограммов в природе.
Сегодня по траурному лицу Лизы я поняла, что ее постигло очередное разочарование.
— Я просто влюбляюсь всегда не в тех, — пожаловалась она, не вдаваясь в подробности. — Знаю, что это не для меня, точно знаю, а все равно… Наверное, я в прошлой жизни была альпинистом и штурмовала неприступные вершины.
— В твоей прошлой жизни альпинистов еще не было, — заметила я.
— Откуда ты знаешь? — возразила Лизка, но не обиделась. — Может, моя прошлая жизнь закончилась совсем недавно. Я сорвалась с какой-нибудь скалы, вернее, сорвался. И тут же родился снова. То есть родилась.
Может, напустить на нее Алену, подумала я. Будут обсуждать свои прошлые жизни и новые рождения.
— Можно посмотреть по интернету, когда возник альпинизм, — продолжала размышлять Лизка, но с места не сдвинулась. — Почему мне так плохо, а, Кать? Что мне делать?
На самом деле ей надо было сменить образ жизни, например найти работу, записаться на курсы икебаны или шведского языка, съездить в путешествие и так далее. Любой психолог с ходу дал бы Лизе именно такой совет. Но я не психолог, а подруга и не могу давать советы, от которых никакого толку не будет.
Единственное, что я могу посоветовать…
— А может, тебе сесть на диету?
Лизка только фыркнула. В последнее время она обнаружила у себя интересную способность: чуть ли не простым усилием воли сбрасывать за месяц пять и даже десять килограммов. Мечта идиоток! Правда, Лиза этого не делала — зачем? Ведь на личной жизни — она знала — ни похудение, ни ожирение никак не сказываются. Нет, диета ей не нужна — факт.
— У нас Винька на диете, — лениво сказала она.
— Боже! — изумилась я. — А кошку-то за что?
То, что я разглядела в коридоре, было пушистым и довольно округлым. Но в Лизкиной семье все как на подбор отличались внушительными формами. Почему же на диету надо сажать одно только безответное животное?
— Папа сделал дырку в решетке, — объяснила Лиза. — Чтобы Да Винчи ходила гулять, когда чуть потеплеет. Все равно ведь орать будет.
Лизкина семья жила на первом этаже. Дом был новый, а этаж — достаточно высокий, но для кошки это, понятно, не преграда. Для воров тоже, поэтому решетки родители поставили сразу же, как вселились.
— Он целый день выпиливал, вставлял кольцо, а оказалось, что эта дура туда не пролезает. Теперь заставляем ее худеть.
Бедная Винька! Остается дождаться, пока ее хозяева перестанут пролезать в дверь, и им тоже придется худеть. Ей от этого больше консервов не перепадет, но моральное удовлетворение, какое-никакое…
— Мне не хватает какого-то гормона счастья, забыла, как он называется, — вслух размышляла Лиза, уже забыв про несчастную кошку.
— А я знаю! Этот гормон называется серотин! И теперь понятно, какая диета тебе нужна. Да и мне тоже.
Лизка посмотрела на меня недоверчиво и даже ноги с дивана не спустила — то есть ее не зацепило. Но я действительно все поняла.
Есть такая шоколадная диета. Шоколадная в прямом смысле слова — надо есть шоколад. Ее рекламируют всякие звезды, например, Ума Турман или Алсу. Обе уверяют, что сами придумали худеть на шоколаде и черном кофе, но на самом деле эта диета существует давным-давно и описана в специальной литературе. Эффект достигается, как у всех монодиет: если есть все время что-то одно, хоть хлеб, хоть сливочное масло — вес снижается. Потому что любые вещества организм может усвоить лишь в ограниченном количестве, а других он не получает и добирает из внутренних резервов. Отдавая эти резервы, ты худеешь и при этом чувствуешь себя сытой.
— Ну и что? — сказала Лизка.
— А то, что с шоколадом ты получаешь тонны этого серотина. И все время пребываешь в эйфории. А кроме того, можешь кому-нибудь небрежно сказать: я соблюдаю диету Умы Турман. Когда она снималась в фильме «Убить Билла», то сбросила на этом деле десять килограммов.
— Ага, — сказала Лизка более заинтересованно. — То есть я нажрусь шоколада и буду все время улыбаться от счастья идиотской улыбкой, как Ума Турман. И даже убью какого-нибудь Билла. Нет, это прикольно. А ты уверена, Катя?..
— В чем?
— Ну… Что в негритянку не превратишься — на одном шоколаде и черном кофе?
— Дурочка ты, Лизавета, — сказала я. — А хоть бы и превратишься. Ты же на солнце вообще не выходишь, совсем как бледная поганка. Хоть какой-то цвет лица у тебя появится.
— Ага, — согласилась Лизка. Она необидчивая, что очень ценно. — А ты будешь со мной жрать шоколад за компанию?
— Еще как буду, — пообещала я. — Только запомни — он должен быть горьким и не больше ста — ста пятидесяти граммов в день. А в кофе можно добавлять обезжиренное молоко.
На самом деле я немного обманула Лизу. Во-первых, я не выдержу на ста граммах шоколада в день и обязательно буду жрать что-то еще. Да и Ума Турман, если верить ее интервью, похудела на 10 кг потому, что ела не только шоколад, но и мороженое, пудинги, торты — одним словом, исключительно сладости. Но я подумала, что для Лизы в такой диете будет слишком много гормонального счастья.
Главное — она немного оживилась. Я вышла в кухню и сообщила Лизкиной маме Вере Федоровне, что ребенок просит купить ему побольше плиток горького шоколада. Штук двадцать или тридцать. Мне продемонстрировали аккуратную дырку в оконной решетке, выпиленную для кошачьей свободы, и я сумела наконец потискать худеющую кошку Да Винчи.
И снова утро начинается с телефона. Я только теперь понимаю, какой кошмар описан в стишке Чуковского: «то тюлень позвонит, то олень».
— Катерина Невеликая! Угадала, кто тебя будит? Вставай, труба зовет.
Чего тут угадывать — это Славка Черепанов. Только однокурсники звали меня Екатериной Невеликой, должно быть, за небольшой рост. А придумал такое прозвище Черепанов. Мы с ним все экзамены сдавали в четыре руки — он у меня и списывал, и подсказки получал, и даже приносил копирку на зачетный диктант по орфографии. А по утрам он звонил таким вот ласковым голоском:
— Катериночка Невеликая, это я тебя бужу, солнышко. Чтобы ты не опоздала на экзамен.
А теперь нас, значит, труба зовет. Ну, и куда?
— С тобой продюсер хочет встретиться. Сегодня в четыре. Как твое отчество? Я закажу пропуск. Приходи на второй этаж…
— Стой, стой! — закричала я, потому что Славка мог свободно бросить трубку, отбарабанив все свои указания. — Никаких в четыре. Первая половина дня. И чем раньше, тем лучше.
— Чем раньше? — удивился Черепанов. — Ты что, мать, имеешь в виду? Семь, восемь, девять, десять? Да в этом городе раньше двенадцати никто из пижамы не вылезает.
— Значит, я живу в другом городе, — отрезала я. — У меня в десять открывается магазин, но до часу народу мало и продавщица справится сама. К обеду я должна быть на месте. Учитывая пробки. Так что десять-одиннадцать. Без вариантов.
— Ага, — задумался Славка. Он не привык, что кто-то выдвигает ему встречные условия. — Суровая ты женщина. Десять-одиннадцать. Подожди, я тебе перезвоню.
Пускай перезванивает. В конце концов, кто кому нужен: я продюсеру или продюсер — мне? Лично я его в гробу видала.
Продюсер это понимал, наверное, поэтому согласился встретиться утром. Я выпила черного кофея с шоколадным батончиком; подумав, добавила бутерброд с шоколадной же «Нутеллой» (я ведь не худею, а насыщаю организм серотонином, значит, чем больше шоколада, тем лучше). И потащилась в Останкино, которое находилось на другом конце города.
Опоздала!.. Всего на десять минут, но Славка уже пританцовывал в коридоре, засунув большие пальцы в карманы куцей кожаной жилетки. Кто ему сказал, что телевизионщики так одеваются? Или это правда?
— Идем скорей! — закричал он мне на весь этаж. — Продюсер ждет!
Кабинет продюсера напоминал старые фильмы о райкомах и горкомах. Все в красном дереве, строгие шкафы с многотомными сочинениями, массивный стол, только ленинского портрета не хватало.