– А чем Аждахаево-то не угодило? – удивился Денис. – Нормальный такой поселок, выше среднего. У вас в Питере победнее и погрязнее будет.
– Страшно здесь, – сказал Михалыч, пропустив злобный наскок. – Я последние пять лет только по командировкам и мотаюсь. Думал, все видел. Блин, я в Туве был, завод канцерогенчиков, ну, шипучка эта цветная, ставил. Там город есть, уж не помню названия – короче, все там или уже отсидели, или до конца года сядут. На улицу выйдешь – как зона на прогулке. Все мужики в позе срущего воробья – курят или семечками плюют. Пальцы синие, морды страшные. Бабы сплошь хабалки какие-то. Так там не страшно было. Там все понятно. А здесь жуть. Мне мои сперва рассказывали, что, наоборот, рай. Швейцария типа деревенская. А потом резко передумали. Тут, короче, ни гопников, ни бандитов. В ночном клубе танцы по вечерам – мои сходили, пришли офигевшие. Первый вечер только раздухарились – бац, и нет никого в зале. Ни девок, что досадно, ни парней, что опасно. Ну, думают, снаружи ждут с дрекольем. Бутылки нахватали под розочки, минут двадцать с духом пособирались – и на улицу. А там пустынь. Оптина. Вообще никого. На второй день уже начали всех расспрашивать. Оказывается, местные на танцульки вообще не ходят, только из окрестных деревень. И в двадцать один ноль-ноль, как Золушки, облегченный вариант, фьють – и по домам. И хоть ты замуж их бери, не удержишь. Вы что, говорят. Это самое безопасное и самое жуткое место в округе, говорят. Кладбище ходячее.
– Михалыч, стоп машина. Я здесь сутки по объектам скачу. Где тут кладбище?
– Ну, не кладбище. Я просто не знаю, как сказать. Слов у меня нету, – прошептал Михалыч. – По слухам, сюда бандюки какие-то прибыли, из этого вашего… Лениногорска, что ли. Буржуев почистить. Прибыли, а не убыли. До сих пор ищут. А мне теряться не хочется. У меня внучка, не говорю уж – вторая дочь на выданье.
Михалыч ненадолго умолк, сунув в рот ком из нескольких пластинок балыка и сыра. Кажется, он не дурковал и в самом деле был близок к истерике. Денис добил итоговую рюмку, затем, чтобы снизить градус беседы, махнул официантке и ткнул пальцем в свою чашку. Аждахаевский экстрим: одни в ночи водку глушат, другие – коньяк с кофе. А кругом, выходит, кладбище.
Михалыч, тоскливо размышлявший глазами в рюмку, вполголоса продолжил:
– Пока по делам говоришь – нормально. А по улице пройдешь или на вольные темы переключишься – как с инопланетянами какими-то. Вот ей-богу. Щечками белыми блестят и моргают раз в минуту. А ночью – хоть транквилизаторами нажирайся. Улицы пустые, ни одна собака не гавкнет, и тишина такая, что бóшку ломит – вот здесь, за ушами. И пожаловаться, блин, некому. Ты первый человек, с кем я за эти дни нормально побазарить могу. А до того был как этот… Как эфиоп в эстонской бане. Все тихие, трезвые и работящие. Роботы.
– Может, ваххабиты? – посмеиваясь, предположил Денис. Только посмеивался он уже на автомате.
– Не знаю. Ну, какие ваххабиты. Они же бородатые. А эти наоборот. Мужики лысые, бабы – будто неделю после эпиляторов. И кожа у всех как шлифованная. И будто светится, заметил?
– Так это же здорово.
– Ага. Сказка в картинках. Я нюх топтал такой вот красоте. Это когда с девушкой, значит, на природе под березкой сидишь, сумерки, у березы тело светится, и у девушки все тоже – вот тогда да, здорово. А когда мужик моих лет идет и будто фосфора объелся… Или собака Баскервилей эта… – Михалыч незаметно, из-под мышки, ткнул пальцем в официантку, неспешно проплывшую по дальней стене.
– А может, они нарки все? – подбросил Денис идею совсем затосковавшему собеседнику. – Поэтому странные, бледные и трезвые. А пляски вокруг воды – прикрытие. Я слышал, что в первую голову линии с шипучкой закупали бандюки, потому что стоили дешево и помогали наркоту толкать. Как альтернативу водке. А проводили это как борьбу с алкоголизмом – так что еще и помощь государства получали.
– Во-первых, фиг тебе – дешево. Был бы я щас такой красивый и молодой, если бы задешево жизненную силу продавал. Во-вторых, не было такого после Лигачева, чтобы государство помогало с водкой бороться. Она же главный наполнитель казны. После нефти с газом. А иногда и до них. Нефть и газ кончаются, а водка вечна, как Россия. Борец с алкоголем – враг государства.
– Ну, это ты зря.
– Ой да ладно. Ну, ты чиновник, тебе вслух это признавать нельзя. Но если честный человек, согласись. Хотя бы про себя. А лучше водочки выпей. А? Ну ладно, ладно. Соси свою армянскую бочкотару. А во-вторых… А нет, уже в-третьих. Я знаю нарков. Хорошо знаю. У меня племянник на героине сидел. Помнишь, в середине девяностых пошел дешевый героин? Пол-России подсело, помнишь?
Денис не помнил, но кивнул и в один заход выцедил последний кофе, принятый от официантки, похожей не столько на собаку Баскервилей, сколько на бабушку привидения Каспера.
– Вот. А Лёха пацан совсем был. Эх… Короче, они не такие, – подытожил Михалыч.
– Выдумываешь ты, Вадим Михалыч, – сообщил Денис. – Устал просто, по внучке соскучился, вот и все.
– Выдумываю, – легко согласился Вадим Михалыч. – А уеду с наслаждением.
– Ну, за благополучное отбытие, – предложил Денис, поднимая чашечку на уровень носа.
Михалыч старательно посмеялся и тюкнул рюмкой в фаянсовый бочок. Рюмка коротко пропела и припала к губам водных дел мастера.
Денис посмотрел на это с некоторой даже завистью, вытряхнул на язык чудом сохранившуюся среди толстых разводов карюю каплю и услышал:
– Молодые люди, ресторан закрывается. Еще что-нибудь заказывать будете?
– Спасибо, родная, хватит пока. Счет, пожалуйста, – сказал Михалыч.
Расплатиться за кофе с коньяком, естественно, не удалось: главный технолог коротко, но увесисто обматерил Дениса и его бумажник. Впрочем, доброшенных Михалычем чаевых хватило бы, чтобы скупить недельный объем производства местной кофеварки и проредить текущие запасы коньяка.
Это обстоятельство просто физически выставляло Дениса на ответный жест. Он, секунду помявшись, предложил:
– А может, продолжим?
– Где? – осведомился Михалыч, на секунду отвлекшись от сосредоточенного обхлопывания карманов пиджака, принесенного заулыбавшейся наконец официанткой с места предыдущей дислокации питерского гостя.
– У меня. Да хоть на лавке, блин, – сказал Денис, впервые за последние годы почувствовав, что у него тоже есть трубы, и они хоть и не горят еще, но активно нагреваются.
К счастью, Вадим Михалыч оказался действительно опытным командированным, избегающим перевыполнения всяких норм. Он хохотнул, взял Дениса за локоть и сказал:
– Дениска, спасибо огромное. Я спать. Честно, легче стало. Теперь осталось глазки закрыть, продрать – и в дорогу. Домой. Эх, славно-то как.
– Нормально, – согласился Денис. Он в самом деле вошел в тонус – наконец-то испытывал телесную расслабленность, душевное спокойствие и легкое умственное томление, которое лично ему всегда строить и жить помогало.
– А ты завтра, значит, до хаты? – спросил Михалыч, раскланиваясь на ходу с парнем, утомленно придержавшим перед ними дверь ресторана.
– Очень надеюсь. Если опять не промаринуют. Но нет, блин, я им такое устрою, если опять кота будут…
– Устроишь… Ты это, Дениска. Береги себя, – неожиданно сказал Михалыч.
– О как, – удивился Сайфиев. – От чего беречь? От проказы и склероза?
– Денис, я пьяный, потому говорю. Пьяному можно. Не устраивай никому тут ничего. И постарайся свалить побыстрее. Тут плохо и опасно. Поверь старику.
Денис в очередной раз похвалил себя за то, что не стал пить, тепло попрощался с Михалычем и пошел спать. Тут его ждал конфуз: спать не получалось. То ли кофе мешал, то ли желудочный недоперевар, то ли упомянутое умственное томление, ничуть, впрочем, не подстегнутое михалычевским карканьем.
Денис немного посидел у окна, убедился, что Михалыч не врал про жутковатое отсутствие звукового сопровождения: не стелились по Аждахаеву ни мотоциклетное пердение, ни девичий смех, ни собачий лай. Только комарихи звенели. Денис затосковал было, хотел позвонить Светке, но вспомнил, что под коньяком, а Светка это дело учует, даже если любимый без пяти минут супруг свяжется с ней по рации морзянкой, – и сделает далеко идущие выводы по поводу того, что я тебе пьяному только и нужна.
В итоге Денис раскочегарил сауну и часок почелночествовал по маршруту полка – бильярд – балкон в обнимку с бутылкой, наполняемой из стоявшего у входа кулера. Кулер был украшен аляповатой наклеищей, на которой чего только не было: желтая нива, зеленый лес, синее чудо-юдо и стилизованная под арабскую вязь надпись Acdaxa çişmälärе. Сания сегодня гордо демонстрировала образцы бутылок, в которые предполагалось фасовать чудо-воду. Чудо к чуду – бутылки были оформлены не лучше, причем неведомая науке рептилия была выдавлена в стеклянной и пластиковой поверхности.
Денис оперировал бутылкой попроще, из-под колы, выпитой с утречка. Но и в плебейской таре местная водичка была ай как хороша – особенно в сочетании с сауной. Денис размяк, подобрел, уверился, что встреча с Насыровым пройдет спозаранку, – в конце концов, Шакурова ведь обещала, «как только получится». И лег спать, не обращая внимания на остервенелых комаров.
Федеральный инспектор
Минералка в самом деле была волшебной. Афродизиачные признаки, правда, больше не мучили, но – и поэтому – Денис шикарно выспался, восстав ото сна готовым к труду, обороне и хитроумным переговорам с Насыровым.
Переговоров не случилось. Прискакавшая к раннему – по счастью, континентально скудному – завтраку (лукулловы поползновения официанта Денис пресек под самую грибницу) Сания сообщила, что у Альберта Гимаевича снова процедуры, и врачи совсем не позволяют ему ни покинуть клинику, ни допустить к себе гостя.
Тут Сайфиев наконец посочувствовал Мухутдинову и зауважал его за терпение. Будь сам Денис облечен полномочиями, сопоставимыми с губернаторскими, то игнорирование подчиненными пресекал бы максимально жестко. С привлечением журналистов, прокуратуры и вымоченных в скипидаре подтяжек.