есса обеими руками схватилась за шею, вталкивая все обратно, потом раскинутыми руками уперлась в закачавшиеся стены.
Дракон дохнул еще раз, теперь добавив жару.
Принцесса, потеряв голову, бросилась вдоль стены к окну и, сипло что-то выкрикивая, завозила скрюченными пальцами и продранными на носках чулками по корявой стене. За спиной ровно засвистело – видимо, дракону понравилось. Потом по ушам ударил гром – и следом раскат чуть потише, будто сунутый в вату. Ломает стену, поняла принцесса, зажмурилась, уткнулась лбом в сырую щель между валунами и зашептала последнюю молитву, которую так упорно учила последний месяц и которая теперь вспоминалась отдельными бессмысленными словами.
Дракон затих – видимо, вспоминал, с какой ноги заходить. Затем за спиной дико взвизгнуло – в ушах что-то встрепенулось и лопнуло, – в грудь протек и принялся, потрясывая, рвать ее изнутри невыносимый гул, стена кинулась на принцессу, едва не стесав ей лоб и не оторвав нос, – и дворец перевернулся.
Принцесса, помедлив, тоже перевернулась и увидела сквозь занавесь из черных точек, что дальняя стена гигантскими бусинами рассеяна по полу дворца и ближайшей окраине, а дракон бешено кувыркается и вертится в радужных столбах света, упертых в пол посреди зала.
Танец перед обедом, равнодушно подумала принцесса, приподнимаясь на локтях, но тут дракон с ревом – гул снова надорвал грудь принцессы изнутри – неловко откинул длинное перепончатое крыло, и из жирно блеснувшего кольца ловко выскочил рыцарь.
Он ударил острием высокого щита в основание хвоста дракона, на лету сделал два быстрых движения мечом – и вой дракона снова перескочил из груди в голову принцессы. Умру, поняла она, а дракон, неловко вывернув голову, дыхнул в рыцаря плотным алым пламенем.
Принцесса закостенела от ужаса и жара, свирепо окатившего ее и завившего растрепанный локон перед глазами, но рыцарь укрылся щитом, согнувшись почти к земле, просеменил к голове дракона, с сипеньем набиравшей воздух, и с силой ткнул мечом выше глотки.
Дракон выкатил глаза с растопырившимися зрачками (цветом они напоминали уже не фиалки, а лилии, заметила принцесса зачем-то), пытаясь расклещить пробитые мечом челюсти. Рыцарь навалился всем телом на меч, дракон, отчаянно рванувшись, со звоном ударил носом в щит. Щит, вращаясь, будто пущенная по ветру скорлупка, полетел к принцессе, но прежде чем он колокольно грянул у ее ног, рыцарь, чуть приняв меч на себя, сделал еще несколько быстрых движений – туша отчаянно задергалась, – вспрыгнул на загривок и, перехватив рукоять обеими руками, снес голову дракону.
Тело дракона распрямилось отпущенной пружиной, хвост снес несколько валунов, громоздившихся на месте дальней стены, крылья раскинулись, царапнув потолочные балки, – и опали.
Все стихло.
Только по полу неровно и почти нестрашно постукивала густая желтая жидкость из шеи дракона.
Рыцарь, помешкав, соскочил с загривка своей добычи, оперся о меч и несколько секунд смотрел в пол, слегка пошатываясь. Принцесса, помогая себе руками, осторожно поднялась с пола и с усилием подняла верхний край щита. На щите был выбит рыцарь, поражающий дракона, а по бокам старинные руны выпевали незнакомый принцессе девиз.
– В надежде славы и добра, – прочитала принцесса и обнаружила, что голоса у нее совершенно не осталось.
Рыцарь стащил с головы шлем. Голова оказалась мокрой, взъерошенной и прекрасной. Рыцарь звонко уронил меч и шлем на пол, с усилием поднял рыло дракона и внимательно посмотрел в подернутые пленкой глаза.
Принцесса подволокла щит к рыцарю.
Рыцарь мельком посмотрел на нее, вежливо улыбнулся, рывками вытащил из-под кирасы толстый мешок, которым, оказывается, был обмотан, и принялся накидывать этот мешок на голову дракона.
– В надежде славы и добра, – еще раз сказала принцесса. И на сей раз получилось звучно и, кажется, мелодично.
– Да-да, – рассеянно подтвердил принц. – Все хорошо.
Я ужасно выгляжу и пахну, наверное, тоже, отчаянно подумала принцесса. Но ведь он все равно пришел. Не побоялся. И не уходит сейчас. Ждет. В надежде славы и добра.
– Я так долго Вас ждала, – прошептала она.
– Да-да, – повторил принц, пытаясь вправить верхние клыки дракона под чешуйчатые брылы.
Принцесса поняла, что ему надо помочь, и деликатно спросила:
– А куда мы поедем?
– Домой езжай, – сказал принц, не отвлекаясь. – Дорогу найдешь, не маленькая. Хочешь – отряд от папы жди, через пару недель, поди, подъедут дворец чинить. Еды хватит, если что, этого жри, он долго не тухнет. Очаг тут – да, есть, кремень… Ну, оставлю кремень. Конь у меня, извини, двоих не унесет. Старый конь.
– А как же… Как же надежда славы? И мы с Вами, – пролепетала принцесса. – Мы ведь созданы друг для друга? Я, когда Вас увидела, сразу…
– А иди ты в жопу, принцесса. Мне еще трех таких коров выручать, и в коллекционном зале восемь пустых витрин осталось, Ланселот на голову обгоняет.
Рыцарь завязал мешок, забросил меч в ножны, щит – за спину, сунул шлем под мышку и, бряцая броней, пошел прочь, сильный, прекрасный и забывший про кремень. У кончика драконьего хвоста он остановился и сказал:
– Ты не обижайся, ты красивая и все такое. Только конкурс через месяц уже кончается, до тех пор у меня обет. На кону знаешь что стоит? Нет? Ну и лучше тебе не знать.
Снова развернулся и опять, забавно цокая металлом, обратился лицом к принцессе и досказал:
– А «В надежде славы и добра» – это не девиз, это конкурс так называется. У всех участников доспехи одинаковые. Если так понравилось, можешь еще кого поискать. Неудачников у нас хватает – осчастливишь, может, кого. Все, пока, некогда мне.
Рыцарь ушел навсегда.
А принцесса осталась в радужных косых столбах ждать тех, кому она нужнее надежды, славы и добра.
Этот рассказ, как и предыдущий, был написан на конкурс «Рваная грелка». В апреле 2009 года диавол и коварные друзья снова попутали старика. За полночи (называется «сел главку дописать») старик настучал два рассказа на заданную Борисом Стругацким тему «В надежде славы и добра» – подчеркнуто неформатных, ни на что не претендующих (и, само собой, совершенно не попадающих в тему, которую я просто не понял в силу малообразованности и слабой памяти – ведь Александр Сергеевич милый писал совсем о другом). Братья по разуму, участвовавшие в конкурсе и судившие его, классифицировали «Принцессу…» как веселую «погремушку», которых грелочники вообще-то истребляют (второй рассказ той ночи, квазиреалистический «Горный цветок», был опознан как тягомотный поток сознания). На том всё и успокоилось. А главку я дописал – и через пару месяцев завершил роман «СССР™». Но «грелочные» текстики милы мне до сих пор.
Два предложения, от которых нельзяМикрохорроры
Я так мечтал жить один, в собственной квартире, чтобы ходить без штанов, не бояться никого побеспокоить топотом да грохотом и петь в душе во все горло. Сегодня я въехал в собственную однушку – и второй час трясусь, скорчившись в пустой ванне и пытаясь понять, кто мне подпевал, куда делась сброшенная одежда и кто хихикает за дверью с непрочной защелкой.
– Просто закройте глаза, – сказала стюардесса, привычно улыбаясь бледными, наверное от помады, губами. – Это недолго.
Когда Мишка вернется, мы вместе посмеемся над дураками, пытавшимися купить меня на тупой развод с этим «Мамочка, я попал в беду», вместе восхитимся тем, как умело они изобразили Мишкин голос, вместе повозмущаемся их осведомленностью в наших финансах и вместе порадуемся, представляя, как эти дураки злились, когда я вырубила и отключила телефон. Мы вместе сделаем многое, все что угодно, – пусть только Мишка вернется.
****
– Вам восьмой, а мне…
– А это не важно, – сказал он, оттолкнулся спиной от двери лифта и вынул руку из кармана.
*****
Когда-то я больше всего боялся темноты. Теперь я больше всего боюсь света, который когда-нибудь все-таки включится, и я увижу то, что слышал, – как ни зажимал уши.
******
– Анестезиолог и сестра сегодня отпросились пораньше, но разве мы с вами и без них не справимся? – добродушно спросил хирург из-под зеленой маски. Проверил ремни на моих руках и ногах, кляп, кивнул и взял скальпель.
*******
Детское кресло спасет, спасет, должно спасти. Верить во что-то кроме этого я уже не успевал.
********
– Ну, молодые, поздравляем вас с не очень большой, но важной датой, – какая уж это, получается, ситцевая, бумажная, льняная?
– Красная, – непонятно ответили молодые, поправляя красивые плащи и щелкая замком за спинами гостей.
*********
– Ну перестань плакать, пожалуйста, все равно ты мне очень нравишься даже такой, и все равно я запер дверь. Как тебя зовут, кстати?
**********
Несвоевременная смерть вообще штука глупая, а несвоевременная смерть под Стаса Михайлова просто унизительна. Поэтому я залил в телефон пару его треков – вы не представляете, каких мне иногда заказывают уродов, недостойных даже того, чтобы сдохнуть по-человечески.
***********
Главное – не оборачиваться, не оборачиваться, не!
Это оказалось совсем не главным.
************
Я поумнел, повзрослел, научился считать деньги и, хотя по-прежнему западаю на крупных девушек, привожу только невысоких и хрупких. В наше время следует экономить даже на скотче и пакетах.
*************
Он сам, конечно, был виноват. Слишком далеко отошел от освещенных прилавков и слишком поздно сообразил, что рекламка «Пожизненная работа без подзарядки» не врет, но относится больше к покупателю, чем к телефону.
**************
– Может, все-таки вызовем скорую? – крикнул он, но жена снова не ответила. – Ну молчи, молчи, – сказал он и прибавил звук.
***************
Не плачь, смотри – это Париж. Теперь я могу приступать?