Она не смотрит на меня, забирает наши тарелки и идет на кухню.
Я следую за ней медленно, потому что стыжусь.
— Спасибо.
Она вытирает руки о полотенце.
— Я тебя понимаю. Я понимаю, почему ты здесь.
— Я могу умереть, Карла.
Карла смачивает тряпку и вытирает уже чистую стойку.
— Я уехала из Мексики посреди ночи без ничего. Я не думала, что выживу. Немногим это удается, но я все равно уехала. Я оставила папу, маму, сестру и брата.
Она ополаскивает тряпку и продолжает:
— Они пытались меня остановить. Сказали, что это не стоит моей жизни, но я сказала, что это моя жизнь и мне решать, чего это стоит. Я сказала, что уеду и либо умру, либо проживу жизнь лучше.
Теперь она снова ополаскивает тряпку и крепко ее выжимает.
— Говорю тебе, когда я уехала из дома той ночью, то никогда не ощущала себя такой свободной. Даже сейчас, за все время пока я здесь, я никогда не ощущала себя такой свободной, как в ту ночь.
— И ты об этом не сожалеешь?
— Конечно, я об этом сожалею. Много чего плохого произошло во время того путешествия. И когда мама с папой умерли, я не смогла приехать на похороны. Роза ничего не знает о том месте, откуда она родом. — Она вздыхает. — Ты не живешь, если не сожалеешь.
О чем мне сожалеть? Мой разум прокручивает видения: мама одна в моей белой комнате задается вопросом, куда пропали все, кого она любила. Мама одна в зеленом поле смотрит на мою могилу, могилу моего папы и моего брата. Мама умирает одна в этом доме.
Карла дотрагивается до моей руки, и я безжалостно выкидываю эти видения из головы. Даже не могу думать о таком. Если буду думать, то не смогу жить.
— Может, я не заболею, — шепчу я.
— Точно, — говорит она, и надежда распространяется по мне, как вирус.
НАПИШУ ТЕБЕ ПОЗЖЕ
ЧАСТО ЗАДАВАЕМЫЕ ВОПРОСЫ ТЕХ, КТО ЛЕТИТ ВПЕРВЫЕ
В (вопрос): Как лучше всего облегчить заложенность в ушах, спровоцированную изменениями в давлении?
О (ответ): Жвачкой. А еще, поцелуями.
В: Какое место лучше: у окна, в центре или у прохода?
О: Определенно у окна. Мир с высоты 32 000 футов такое зрелище. Обратите внимание, что место у окна означает, что ваш компаньон по путешествию застрянет возле исключительно говорливой зануды. Поцелуи (с компаньоном, а не с занудой) тоже эффективны в такой ситуации.
В: Сколько раз в час освежается воздух в салоне?
О: Двадцать.
В: Скольких людей может уютно укрыть одеяло авиакомпании?
О: Двоих. Убедитесь, что подняли ручку между вашими сидениями, и придвиньтесь настолько близко, насколько это возможно, чтобы укрыться полностью.
В: Как возможно такое, что человечество изобрело что-то такое потрясающее, как самолеты, и что-то такое ужасное, как ядерные бомбы?
О: Человечество загадочное и парадоксальное.
В: Столкнусь ли я с турбулентностью?
О: Да. В каждой жизни должно быть хоть немного турбулентности.
КОНВЕЙЕР
— Я решил, что багажный конвейер — прекрасная метафора для жизни, — говорит Олли, находясь на конце недвижущегося конвейера.[7]
У нас нет с собой зарегистрированного багажа. Все, что я несу, это небольшой рюкзак с предметами первой необходимости — зубная щетка, чистое нижнее белье, путеводитель "Уединенные земли Мауи" и книга "Маленький Принц". Конечно, я взяла ее с собой. Перечитаю ее еще раз, чтобы посмотреть, изменился ли смысл.
— Когда ты это решил? — спрашиваю я.
— Прямо сейчас. — Олли в настроении для бредовых теорий, ждет, когда я попрошу его объяснить.
— Хочешь подумать еще или сейчас меня развлечешь? — спрашиваю я.
Он качает головой и спрыгивает рядом со мной.
— Хотелось бы сейчас начать с развлечения. Пожалуйста.
Я великодушно показываю продолжать.
— Ты рождаешься. И тебя забрасывает в эту сумасшедшую штуковину под названием жизнь, которая кружится и кружится.
— В этой теории люди это багаж?
— Да.
— Продолжай.
— Иногда раньше положенного времени падаешь с нее. Иногда тебя так повреждает другой багаж, падающий тебе на голову, что ты больше не функционируешь. Иногда теряешься или тебя забывают, и ты кружишься до бесконечности.
— Что насчет багажа, который забирают?
— Он переходит к обычной жизни в чьем-то шкафу.
Я открываю и закрываю рот несколько раз, потому что не уверена, с чего начать.
Он воспринимает это за согласие.
— Видишь? Безупречно. — Его глаза смеются надо мной.
— Безупречно, — говорю я, имея в виду его, а не теорию. Переплетаю пальцы с его и осматриваюсь. — Здесь все выглядит так, как ты запомнил? — Олли был здесь однажды, в семейном отпуске, когда ему было десять.
— Я не многое помню. Помню, как мой папа говорил, что нет ничего страшного в том, чтобы потрать немного денег на первые впечатления.
Терминал усеян зазывалами — гавайскими женщинами в длинных цветастых платьях, которые держат приветственные таблички и леи из пурпурных и белых орхидей. В воздухе не пахнет океаном. В нем пахнет чем-то промышленным, похожим на авиатопливо и чистящие средства. Этот запах я могла бы полюбить, потому что он означает, что я путешествовую. Вокруг нас уровень шума поднимается и падает, периодически прерываясь приветственными припевами, которые напевали встречающие и семьи. В качестве первых впечатлений неплохо. Интересно, как его папа умудрился жить в мире всю свою жизнь, не осознавая, что в именно ней ценно.
— В твоей теории про багаж твоя мама — одна из сумок, которая повреждена?
Он кивает.
— А сестра? Она одна из тех, которые теряются, а затем кружатся до бесконечности?
Он снова кивает.
— А ты?
— Как и я моя сестра.
— А твой папа?
— Он конвейер.
Я качаю головой.
— Нет, — говорю я и беру его за руку. — Он не должен получить все, Олли.
Я смутила его. Он вытягивает руку из моей, чуть отодвигается и осматривает терминал.
— Тебе, моя дорогая, нужна лея, — говорит он. Он кивает на зазывалу, которая еще не нашла своих гостей.
— Не нужна, — говорю я.
— Ох, нужна, — настаивает он. — Подожди здесь. — Он идет к ней. Сначала она качает головой, но Олли, как обычно, упорствует. Через несколько секунд они оба смотрят на меня. Я машу, чтобы показать ей, что я милая и дружелюбная, я — тот человек, которому можно отдать лею.
Она уступает. Олли возвращается с триумфом. Я тянусь, чтобы забрать лею, но он продевает ее мне через голову.
— Знаешь, лею издавна дарили только королевским особам, — говорю я, цитируя путеводитель. Олли собирает мои волосы и поглаживает заднюю часть моей шеи, прежде чем опустить лею.
— Кто этого не знает, принцесса?
Я касаюсь гирлянды, и мне кажется, что лея передала мне какую-то часть красоты.
— Mahalo nui loa, — говорю я. — Это значит "спасибо".
— Ты прочитала каждое слово в этом путеводителе, да?
Я киваю.
— Если бы у меня был чемодан, — говорю я, — то я бы его любила. Я бы упаковывала его в стрейч-пленку, когда путешествовала. Я бы наклеивала наклейку из каждого места, в котором побывала. И когда увидела бы его на конвейере, то схватила бы его обеими руками и была бы так счастлива, что он есть у меня, потому что тогда мои приключения могли бы поистине начаться.
Он смотрит на меня, в нем противостоят друг другу неверующий и, если не признаки, то, по крайней мере, возможность существования Бога. Он тянет меня к себе, и мы обвиваем друг друга, его лицо спрятано в моих волосах, а мое — прижато к его груди. Между нашими телами нет даже проблеска солнечного света.
— Не умирай, — говорит он.
— Не умру, — отвечаю я.
СЛОВАРЬ МАДЛЕН
Обещание (а-б'и-щ'а-н'и-й'э) — сущ. ед.ч. 1. Ложь, которую хочется исполнить. [2015, Уиттер]
СЕЙЧАС МЫ ЗДЕСЬ
Согласно путеводителю, форма Мауи напоминает голову. Наше такси повезет нас поперек шеи, вдоль линии подбородка, через подбородок, рот, нос и вверх к широкому лбу. Я забронировала нам место в отеле в городке Каанапали, который расположен в черепе прямо над линией роста волос, если говорить в географическом плане.
Мы заворачивает за угол и внезапно видим океан, простирающийся вдоль дороги слева от нас. Нас разделяют не более тридцати футов.
Его необъятная бесконечность шокирует. Он удаляется за конец мира.
— Не могу поверить, что все это упускала, — говорю я. — Я упускала весь мир.
Он качает головой.
— Не все сразу, Мэдди. Сейчас мы здесь.
Я смотрю в глаза Олли цвета океана и тону в них, окруженная со всех сторон водами. Столько всего стоит посмотреть, что тяжело выбрать, на что же обращать внимание. Мир очень большой, а времени посмотреть его у меня недостаточно.
Он снова читает мои мысли.
— Хочешь остановиться и посмотреть?
— Да, пожалуйста.
Он спрашивает водителя, не против ли тот остановиться, и водитель соглашается. Он знает хорошее местечко поблизости — заповедник с площадкой для стоянки.
Я выбираюсь из машины до того, как глохнет мотор. Вода находится в пешей доступности вниз под гору, а потом по песку.
Олли следует на расстоянии за мной.
Океан.
Он больше, более синий и более неспокойный, чем я себе представляла. Ветер приподнимает мои волосы, растирает песок и соль по моей коже, проникает в мой нос. Я жду, пока спущусь под гору, чтобы снять обувь. Закатываю джинсы, насколько есть возможность. Песок горячий, сухой и рыхлый. Он обволакивает мои ноги и проникает между пальцами.
Чем ближе я подхожу к воде, тем больше меняется песок. Теперь он прилипает к моим ногам, покрывая их, как вторая кожа. У края воды он снова меняется и становится жидким бархатом. Мои ноги оставляют следы в этой мягкости.