Тут Катя проснулась в отличном настроении. Она могла поклясться, что этот бессмысленный морок был последним в ее жизни. И отныне все будет хорошо. Прекрасно. Замечательно. Только однажды она испытывала нечто подобное. Сотрудница в поликлинике одолжила ей на месяц деньги, но через две недели потребовала вернуть. То ли действительно что-то непредвиденное случилось, то ли мерзость характера взыграла. У Трифоновой в кошельке лежала именно эта сумма, но и до зарплаты было ровно четырнадцать дней. Бедняжка целую ночь мучилась: отдать и голодать или не отдавать до назначенного срока. Со скрипом каждого нерва выбрала первый вариант. Осталась без копейки в преддверии мучительной смерти. Но в тот же день ей выдали премию. Катя возликовала и уверовала в личное счастливое будущее.
Было около пяти часов. В московской тьме свет всегда угадывается, она прозрачная. Но тут Кате почудилось, что за окном настоящая июньская светлынь. И необходимость включать электричество ощущению не противоречила. В отличие от того дня, когда она пальцем не могла шевельнуть, дожидаясь встречи с Ксенией Ивановной, не было упущено и секунды. После душа подкрасилась, уложила феном волосы. Сказала зеркалу: «Не то. Вульгарно как-то». Умылась, размочила прическу. И начала сначала. А затем — невероятное событие — отпарила джинсы, перегладила глаженую рубашку и закрасила черным фломастером потертости на кроссовках. В оставшиеся двадцать минут неутомимая ранняя пташка вымыла и расчесала Журавлика, который от удивления не сопротивлялся процедуре. Но на всякий случай начал вести себя как больной. Она вылечила его куском колбасы со словами: «Овчарка должна принюхаться и усвоить, что ты живешь нормально».
Вскоре Журавлик лихо семенил, а она упруго шагала вдоль ограждения. Площадка была свободна. «А если Кирилл не придет?» — шевельнулось в голове.
Трифонова внятно хихикнула — этого случиться не могло. И верно, когда нырнули под арку, пересекли двор и открыли калитку, он уже сидел на одном из двух громадных бетонных кубов. Это был памятник тех времен, когда собачью территорию захватывали под ресторан. Историю противостояния со строителями Кате рассказывали все, кто здесь бывал. Сильнее действовало только живописание, как вычисляли и подкарауливали ночами ублюдка, который разбрасывал по площадке отравленные косточки. Катя собиралась поведать обо всем Кириллу, чтобы зауважал место и не вздумал его бросать. Но прежде ей хотелось увидеть его щенка.
— Доброе утро, Катя. Привет, найденыш. Кстати, тебя мне не представили, но мы это исправим.
Парень вскочил, почему-то спрятав за спину руки. Он снова откровенно рассматривал прихорошившую себя девушку. Взгляд был еще более приятным, еще более удивленным. В общем, больше уже некуда было. «А ведь я только чуть-чуть подкрасилась. И вообще это еще далеко не мой предел», — едва не ляпнула Трифонова. И быстро сказала:
— Привет, Кирилл. Честно говоря, не ожидала, что в воскресенье ты действительно появишься так рано. А где овчаренок? Жена не позволила будить? Но тебя отпустила?
— Я холостяк, — решительно выпалил он. Замялся, неловко вытащил из-за спины пять алых крупных бархатистых роз и протянул ей: — Это тебе. Не сердись, щенка у меня нет. Собирался взять у друга напрокат, но, тут ты ясновидящая, его жена категорически отказала. У меня в детстве была овчарка, честное слово.
Катя восприняла безусловную сенсацию как нечто само собой разумеющееся. Это вчера и чувствовалось — не площадка ему была нужна, а знакомство с ней. Но все равно стало грустно: если в Кирилле ей пока очень нравилось то, что она ему нравится, то его собаку Катя уже готова была любить и трепетно ласкать. Поэтому ее голос искренне разочарованно дрогнул:
— Жаль. Значит, цветами ты извиняешься за обман? Но зачем тебе это было нужно? Артистическая натура? Увидел, как мы играем в мячик, расчувствовался, вспомнил детство и сам поверил в то, что завел щенка?
— Нет конечно. Я далек от актерства, из реальности не выпадаю. Просто целый месяц каждый день ходил по улице с той стороны. Дела. Через сетку видел тебя. А позавчера надобность в хождениях здесь отпала. Я сообразил, что если не найду калитку, если не встречусь с тобой, то потеряю навсегда. Вот в субботу и приехал. Решил, буду ждать сутки, двое, но дождусь. Оказалось, ты уже гуляла со своим… Как все-таки его зовут?
— Журавлик, — тихо прокурлыкала Катя.
— Ничего себе! Здорово!
Есть люди, которые высоко наслаждаются, слушая классическую музыку. То сжимаются в крохотную точку бесконечной вселенной, то расширяются и вбирают ее в себя. То их, считай, что нет, то ничего, кроме них. Так Андрей Валерьянович Голубев когда-то растолковывал Кате, зачем человечеству симфонии. Под взволнованные признания Кирилла девушка испытывала это самое — сжатие и расширение. Нет, если бы Андрей не объяснил, сказала бы, что такие же розы, как те, которые она держала вспотевшими ладошками, распускаются и распускаются у нее в груди и животе. Но про вселенную было красивее. Лишь одно мешало забыться совершенно. Парень часто смотрел из-за ограды. С такого расстояния можно сразу детально разглядеть не только ее, но и Журавлика. Отчего же у него был такой радостно-изумленный вид, когда приблизился? Это относилось к внешности, Катя точно знала. Близорукий? Или слишком боялся разочароваться каким-нибудь запудренным прыщиком? Ладно, не важно. Он замолчал. Ждал реакции, впервые опустив жадные глаза.
— Мне приятно это слышать, — молвила Трифонова, расправив плечи и вздернув подбородок. Будто мама шепнула ей свое обычное: «Не сутулься, дочка. И говори поспокойнее, не части». Пусть парень догадывается, что именно приятно — его реакция на кличку или остальное. Выдержала паузу. Не специально, просто в горле запершило, а хрипеть было неприлично. Тихонько кашлянула, усмехнулась и уже нормально спросила: — А что дальше, Кирилл?
Он снова заглядывал ей в лицо:
— Я свалился как снег на голову. Но, Катя, у тебя кто-нибудь есть? Близкий друг? Жених? Никогда не был в шкуре третьего лишнего и не хочу. Только куда деваться?
Она не ожидала столь быстро и прямо заданного вопроса. Мог бы пригласить куда-нибудь. Ответит «да», значит, свободна. Захотелось крикнуть: «Не твое дело! Кто ты такой, чтобы я отчитывалась? Приглянулась тебе через сетку? Так это твои проблемы. Мне не создавай». Однако бунтарка размеренно произнесла:
— Именно сейчас я одна. В том смысле, какой тебя интересует.
И на нее вмиг тяжко обрушились четыре года, два из которых она свихивалась из-за потерянной квартиры. И еще два млела возле оперирующего хирурга, едва сдерживаясь, чтобы не поцеловать его руку в испачканной кровью перчатке. Наверное, ее перекосило от отвращения. Кирилл забеспокоился:
— Я разбередил свежую рану? Прости, прости, прости.
— Ничего ты не разбередил.
— Спасибо! Отлегло! Катя, а нам обязательно торчать тут и ждать, когда опухшие от сна домохозяйки выползут? Через двести метров за углом такой уютный сквер. В нем тоже собак выгуливают. Пройдемся, а? Я могу носить букет, могу вести Журавлика.
— Скорее мы увидим опухших с похмелья мужчин. Им не спится, вот и гуляют с питомцами, чтобы задобрить жен. — Девушке самой хотелось идти куда-нибудь. После восклицаний Кирилла ее сердце расшалилось и требовало, чтобы ноги подчинялись заданному им бодрому ритму. — Я не против. И Журавлик давно улегся.
— Где?
— Да слева от тебя, ближе к клумбе.
— Точно. Слушай, его в желтых листьях почти не видно.
— Попробовал бы ты этого конспиратора в сухих ржавых обнаружить. Возьми цветы, пожалуйста. А я этого лентяя буду подгонять.
Они вышли с площадки и двинулись в сквер, болтая наперебой. Словно были давным-давно знакомы, разлучались, опять встретились. Им не терпелось поведать о том, кем стали друг без друга, но не уточнять как. И оказаться в совместном настоящем. Катя рассказала, что снимает комнату и трудится в частной клинике операционной медсестрой. Кирилл — что получает второе высшее образование и собирается заниматься бизнесом. Этого обоим хватило. Дальше они обменивались мнениями обо всем, что попадалось на глаза, и неудержимо смеялись.
— Ого, хорошо! — воскликнула Катя, едва шагнув на мощенную плиткой дорожку сквера. — И общество приличное. Вон дядечка с лабрадором. А вон с русским терьером. Значит, мужчины гуляют не на площадке. Знаешь, я почти уверилась, что собак держат только одинокие женщины за сорок и хронические алкоголики. Такой там контингент. А тут есть одно неудобство: с поводка зверя не спустишь. Хотя, посмотри, на скамейке возле кустов две бабули. На газоне за ними мопс и шпиц свободно играют? Ну, точно. Спасибо, Кирилл, что привел. Если честно, мне площадка уже надоела. Я люблю ходить, работа-то стоячая. А на ней застынешь напротив энного количества собачников и вымучиваешь из себя одно и то же. Они безобразно повторяются.
— Я тоже предпочитаю двигаться. Значит, внес в ваши прогулки разнообразие? Давайте обследуем территорию. С другой стороны есть выход в переулок и кафе с открытой террасой. Перекусим, ладно?
— Чашка кофе мне не повредит, — обрадовалась Катя. — Только я без кошелька.
— Ну, Катя, зачем так… Не по-русски. Я студент дневного отделения, но это не значит, что ты будешь за себя платить. Даже занимаясь в своем первом университете, я работал.
— В МГУ?
— В пражском.
— Ты чех?!
— Нет. Идем, за столиком расскажу. А лучше на обратном пути.
Минут через двадцать Трифонова совершила нечто, выходящее вон из плотного ряда своих обыденных действий. Когда официантка принесла меню, Кирилл указал ей на цветы:
— В воду, пожалуйста.
— Вазу на стол? — спросила официантка.
— А нельзя их полностью погрузить? В какой-нибудь таз? И оставить в темноте, пока мы здесь будем? Это же розы, — встряла Катя, не успев понять зачем. Наверное, потрясенная сервисом, бессознательно решила выяснить границы дозволенного. И лишь когда собственный голос затих, испугалась, что ей нахамят, дескать, мордой об асфальт потереться не хочешь? Но официантка дежурно улыбнулась, взяла букет и скрылась с ним в недрах заведения. А Катя начала выбирать пирожное. Журавлик чинно сидел у нее на руках и умильно вглядывался в пустующий дальний угол террасы.