Мы подошли к кромке воды. Начинало смеркаться. Мэллорин провела меня по протоптанной тропинке к деревянным рыбацким мосткам. Там она осторожно поставила закрытую корзину на доски, затем села рядом с ней и скрестила ноги.
– Что теперь? – спросила я.
– Подождем, – ответила она.
Я уселась рядом. У меня возникло желание снять обувь вместе с носками и поболтать ногами в воде, но я переживала, что это может испортить чары, поэтому села так же, как и Мэллорин.
Сумерки сменились ночью. Между разбросанными по всему парку фонарными столбами залегли глубокие тени. Я порадовалась, что захватила с собой фонарик.
– Чего мы ждем?
– Нужно, чтобы луна оказалась в перигее[3], – пояснила она, указывая на светило, поднимающееся из-за холмов.
Время от времени Мэллорин смотрела на часы. У меня начали болеть колени, но она не двигалась, так что я тоже оставалась на месте. Шум мчащихся по шоссе машин стих до шороха, на смену ему пришли тихий плеск воды о мостки, стрекот сверчков, копошение мышей и крыс, крики какой-то одинокой ночной птицы.
Наконец Мэллорин зашевелилась, распрямила ноги и открыла корзину.
– Гельсин не хотел умирать, – сказала Мэллорин, – поэтому вписал себя в заклинание. Свой дух, во всяком случае. Гельсин считал, что благодаря этому отчасти будет жить вечно.
Она достала рамку со старой фотографией. На ней был изображен темноглазый молодой человек с густыми усами и строгим пробором; волосы были зачесаны назад. Мэллорин поставила рамку на мостки. Я почему-то представляла Гельсина стариком, но он выглядел ненамного старше нас.
– Не уверена, нравится ли его духу развязывать узлы до скончания веков, но это не моя проблема, так ведь? – произнесла Мэллорин.
Она достала заготовленный дома мешочек с травами и поставила его перед фотографией. Рядом с ним Мэллорин положила все еще завернутый в бархат осколок кристалла, термос и потрепанную игрушку для собак, которая, должно быть, принадлежала Зорро, а потом достала фарфоровый чайник и три чашки с блюдцами. Мэллорин поставила перед каждой из нас по чайному набору, а третий поместила между нами. Сняв с чайника крышку, она положила ее рядом, вылила туда горячую воду из термоса и добавила пакетик с травами.
– Арман Гельсин, – громко произнесла она неестественным официальным тоном, – здесь можно выпить чаю. Приди же и сядь рядом с нами.
Мэллорин глянула по сторонам, словно ожидая увидеть кого-то, но ничего не произошло. Она снова посмотрела на фотографию, что-то пробормотала себе под нос, затем одним пальцем нарисовала крест на суровом лице Армана Гельсина.
– Чай сладкий, – сказала Мэллорин.
Она опустила в чайник кристалл, и тот тут же начал таять. Это оказался леденец.
Над головой раздался гул самолета, на его крыльях мигали огни.
– Арман Гельсин, мы призываем тебя, – повторила Мэллорин. – Мы призываем твой дух посидеть с нами, выпить чаю и благословить эти руки своим мастерством.
Поверхность озера была гладкой и темной. Светила полная луна. По нашим спинам пробежал холодок. Может, то было лишь дуновение ночного ветра, но Мэллорин сочла это знаком, схватила чайник за изящную ручку и налила в три чашки горячий чай.
Затем она в очередной раз обратилась к ночи.
– Арман Гельсин, – позвала она. – Я осветила тебе путь. Ты скрепил свои обещания кровью, и я заклинаю твой дух присоединиться к нам.
Теплое покалывание, пробежавшееся по коже, вызвал, конечно, поднимающийся от моей чашки пар, или, возможно, просто воздух стал холоднее, выжимая из моего тела тепло. Я ощутила дымный аромат крепкого черного чая.
– Если ты рядом, – не сдавалась Мэллорин, – тогда покажись и присоединись к чаепитию и дай нам попросить тебя об услуге.
Она подождала. Явно похолодало, и нельзя было сказать, из-за чего: быть может, просто снизилась температура. Я с легкостью представила, как в окружающей нас темноте движутся разнообразные силуэты.
Мэллорин подняла фотографию, как будто пыталась привлечь к ней чье-то внимание, затем поставила ее рядом с третьей чайной чашкой.
– Арман Гельсин, если ты рядом, подай знак.
Ведьма не спускала взгляда с чашки. Должно быть, над ней пронесся ветерок, потому что чай на секунду покрылся рябью.
– Он близко, – заключила она, в ее голосе слышался дикий восторг.
Я тоже это почувствовала. У меня появилось ощущение, что мир раскалывается, точно яичная скорлупа, открывая спрятанное внутри мерцающее сокровище.
В кустах что-то зашевелилось. То ли енот, то ли олень, а может, и дух из загробного мира. Почему бы и нет? Мы обе подпрыгнули. Я огляделась, но ничего не увидела.
– Все в порядке, – сказала Мэллорин. – Можешь показаться.
Я потянулась за фонариком, но она остановила меня, мягко положив руку мне на плечо.
– Нет, – прошептала она, кивнув на луну. – Света ему хватает.
Арман Гельсин пристально смотрел на нас с фотографии. Он немного напомнил мне папу: оба иммигранты, которые пронесли свои секреты через полмира и глупо умерли.
Фотограф запечатлел жесткую ярость в глазах Гельсина, в изгибе бровей, в гневном совершенстве его прически. На мгновение я увидела этого человека вне истории, как будто он жил по сей день, не постарев при этом ни на день. Гельсин был молод, горд, дерзок и полон тайн, а еще оказался ближе к смерти, чем сам осознавал.
В темноте снова раздался шум, на этот раз ближе: кто-то шел по тропинке. Между тенями скользнула еще одна. От тьмы отделилась неясная фигура и направилась в нашу сторону. Я услышала, как Мэллорин резко втянула в себя воздух.
– Мы здесь, – обратилась она к тени, восторженно глядя на нее, и похлопала по тому месту, где стояла его чашка. – Присаживайся.
Темная сущность приближалась, ее очертания приобрели человеческую форму. Она двигалась по тропинке, направляясь к нам. Мэллорин дрожала от возбуждения и предвкушения. Когда тень подошла ближе, у меня внутри что-то оборвалось.
– Мэллорин… – прошептала я.
– Ш-ш-ш, – оборвала она. – Он здесь. Это Гельсин.
Фигура теперь стояла на другом конце мостков, отрезая нам путь к отступлению. Мы оказались в ловушке между холодной, заросшей водорослями водой и тем, что ждало нас в темноте. Тень сделала шаг вперед, потом еще один. Я вспомнила о спрятанном в рюкзаке ноже и понадеялась, что он мне не понадобится.
– Да-да, – подбодрила Мэллорин. – Можешь к нам присоединиться.
Под ногами фигуры скрипнули доски. Мостки покачнулись.
– Мэллорин, я не думаю, что это он.
Я снова попробовала объяснить свои чувства.
– Это он, – возразила она. – Иначе быть не может.
Я знала, что что-то не так. Я ощущала его энергию: она была чужой и выдавала растерянность, свойственную людям. Кто-то отважился зайти туда, куда его не приглашали, где ему было не место.
– Мэллорин, у нас проблемы, – предупредила я, когда фигура шагнула вперед.
– Ты разрушишь заклинание, – шикнула она.
Тень сделала еще один шаг.
– К черту заклинание, – ответила я.
Я схватила фонарик и вытащила из рюкзака нож.
Мэллорин издала мучительный крик, полный горького разочарования. Я раскрыла нож и направила луч света на фигуру. Это был не Арман Гельсин.
Это был глупый мальчишка из моей школы по имени Элай Хэтч.
Кое-что об Элае Хэтче знал каждый. Он учился в одиннадцатом классе, водил «Лендровер» и жил в особняке. Его мать унаследовала целое нефтяное состояние, а отец был лоббистом. Учился Элай ужасно, но, вероятно, благодаря магии кумовства и денег он все равно легко попадет в один из университетов Лиги плюща. А еще, что неудивительно, Элай был настоящим придурком.
Прямо сейчас он щурился в свете моего фонарика.
– Твою мать, – пробормотал он.
– Ты не Гельсин, – ошеломленно выдохнула Мэллорин.
Позади него из темноты вышли еще трое подростков – мальчик и две девочки. Я никого из них не узнала.
– Что за Гельсин? – спросил Элай Хэтч.
– Кто эти чокнутые? – поинтересовалась одна из девочек.
– Это вы кто? – парировала я.
– Погоди, – произнес Элай. – Я тебя знаю. Ты та девчонка, у которой отца убили.
– О да, я слышала об этом, – подхватила другая девочка. – Мне сказали, что его нашли всего…
– Всего что? – ощерилась я.
Девочки засмеялись.
– Давай выбираться отсюда, – сказала Мэллорин, собирая вещи и не поднимая головы.
– Что вы тут вообще делаете? – спросила первая девочка. – Это что, чай? У вас тут чаепитие?
Мэллорин очень не вовремя подобрала собачью игрушку и засунула ее обратно в корзину.
– Как мило! – воскликнула другая девочка. – Они играют в куклы.
– Все в порядке, – прошептала Мэллорин. Я не была уверена, к кому из нас она обращалась. Ее голос дрогнул от слез. – Все будет хорошо.
Девочки хихикали, а мальчики смотрели на нас с глупыми ухмылками. Я ненавидела их всех. Они не знали, как усердно трудилась Мэллорин, насколько это было для нее важно; не замечали ее заботу, терпение и любовь. Им хотелось просто по-идиотски пошутить.
По мне прошелся тот же электрический разряд, что и в ту ночь в клинике, когда я посмотрела на Зорро и всем своим существом почувствовала, что мне нужно его вылечить. Только теперь это был темный поток гнева, сбивающий с ног.
– Оставьте ее в покое, – приказала я, подходя к ним так близко, что оказалась в нескольких дюймах от лица первой девочки. От нее пахло вейпом со вкусом зеленого яблока.
– Не надо… – начала Мэллорин.
– Помолчи, – бросила я.
Девочка вновь рассмеялась, но совсем по-другому. Гнев, овладевший мной, ее не боялся. Ему совсем не было страшно, и, думаю, она это поняла. Девочка шутила, а я – нет. Они смеялись надо всем.
– Чокнутая, – сказала наконец она.
Ее голос был тихим, неуверенным. Мэллорин закончила собирать вещи и запихнула их в корзину.
– Пойдем, – сказала она. – Мы уходим.
Домой мы возвращались в мрачном молчании. Я видела, что Мэллорин было стыдно, и почувствовала, что тьма, тлеющая внутри меня, никуда не делась.