– Магазин мобильных телефонов?
Гленн рассмеялся.
– В то время здесь продавались не телефоны, а компьютерные игры, но, конечно, не очень хорошие. Качественных игр у нас никогда не оказывалось.
Он разочарованно, с сожалением покачал головой.
– Это…
Я окинула взглядом магазин, хлипкие витрины и унылые товары на них, которые никто даже не старался продать.
– Угнетает? – закончил за меня Гленн. – Так и есть.
– Тогда почему вы все еще работаете здесь?
– Пробовала когда-нибудь уйти от своей семьи? – спросил он.
– Однажды, – ответила я.
– Далеко ушла?
– Недостаточно.
– Ну вот. – Гленн кивнул, как будто я только что сама ответила на свой вопрос.
– Минуточку, вы что, родственники?
– Седьмая вода на киселе, – ответил Гленн. – Я из тех, кого относят к третьему классу. Это значит, что я дальний родственник. Такие получают право на работу в пунктах приема ставок. Второй класс – это полевые работники. А за кулисами все сплошь из первого класса. Так, по крайней мере, говорят.
– Как-то несправедливо, – заметила я.
– Да, – согласился Гленн. – Но что есть, то есть. Впрочем, все не так уж плохо. По большей части нам платят за то, что мы целыми днями ничего не делаем. Изредка принимаем одну-две ставки. Могло быть намного хуже. В любом случае к этому привыкаешь.
Гленн клацнул языком, словно пытаясь показать, что ему уже все равно. Он производил впечатление человека, который привык существовать определенным образом, а даже если и умел когда-то жить по-другому, то из него это выбили много лет назад.
– Вы, кажется, собирались сообщить кому-то, что я здесь? – напомнила я.
На лице Гленна промелькнуло хитрое азартное выражение.
– Пятьдесят баксов, – произнес он.
– Что?
– Ты меня услышала. Давай пятьдесят баксов.
– Вы серьезно? – спросила я.
Он пожал плечами.
– Надо же дать швейцару на чай.
– Меня никто об этом не предупреждал.
– Вот жалость, – ответил Гленн. – Тогда, полагаю, она не узнает, что ты забегала.
У меня никогда раньше не просили взятки. Я испытала одновременно шок и брезгливость, Гленн же явно не чувствовал ни стыда, ни вины. Его лицо было самодовольным и печальным одновременно. Глядя на него, я не могла решить, боюсь его или же скорее испытываю неловкость.
Мгновение мы пристально смотрели друг на друга, потом я выудила бумажник и открыла его.
– У меня всего сорок, – объявила я.
Гленн молчал, но разочарованно нахмурился, и я почувствовала небольшой прилив победной радости. Он выхватил купюры у меня из рук, сунул их в карман и набрал в телефоне короткое сообщение, а потом снова посмотрел на меня и еще раз покачал головой, выражая полное непонимание. Стоило ему положить телефон на стойку, как тот зазвонил.
– Скоро кто-нибудь подъедет, – сообщил Гленн.
Меня ограбили, и из-за этого я страшно злилась, но в то же время не могла не испытывать к нему жалости. Он провел в этом крошечном магазинчике тридцать лет. Я пробыла здесь пятнадцать минут, и даже это казалось перебором.
– Я могу вас кое о чем спросить? – сказала я.
Гленн вскинулся, поначалу не сумев сдержать излишнего энтузиазма.
– Как они вас находят?
– Кто? – спросил он.
– Люди, – пояснила я. – Те, которые делают ставки. Откуда они знают, где вас найти?
– Некоторых приглашают, – начал он. – Как правило, это богачи. Они ведут себя хуже всех. Даже не смотрят на других, как будто они и не люди вовсе.
При этой мысли Гленн зарычал, но потом притих и задумался.
– А вот другие клиенты, – продолжил он, – настоящие, и они просто знают.
– Знают что?
Его лицо исказила усталая полуулыбка.
– Эти люди заходят в магазин как бы случайно, словно заблудились, а потом начинают говорить. Ни о чем и обо всем: о машинах, родителях, бывших. Я поддерживаю разговор, пока не понимаю, что момент настал, и тогда завожу речь о домашних животных. У них загораются глаза.
На этом моменте глаза загорелись и у самого Гленна.
– И будто что-то срабатывает у них в голове. «Вот оно», – думают они. Мне и рекламировать им почти ничего не приходится – нет нужды. Те, кто знает, всё понимают и так.
– Сколько таких ставок вы приняли? – спросила я.
– Дюжину или около того, – прикинул он. – За тридцать-то лет. Я распознаю их, стоит им только переступить порог. У них особый взгляд.
Мужчина поджал губы, глаза приобрели жесткое выражение; впервые за все время он почувствовал гордость.
Через несколько минут телефон Гленна снова завибрировал. Не говоря ни слова, он развернул экран, показывая мне сообщение, где меня просили вернуться на парковку торгового центра. Пока я читала, Гленн поднял рольставни и слегка помахал рукой. Затем он откинулся на спинку стула и снова склонился над игрой. Его взгляд медленно стекленел, сосредоточившись на экране.
У входа на холостом ходу стояла машина – старенький квадратный «Бьюик» черного цвета с тонированными стеклами. Когда я вышла из здания, водитель выбрался из автомобиля и открыл заднюю дверь. На лице у него застыло непроницаемое выражение, волосы были по-армейски коротко подстрижены, а плечи казались грузными, что создавало странное впечатление. Увидев меня, он открыл дверь пошире и жестом пригласил меня садиться. Салон автомобиля был обит темной кожей. Очень рациональный и рассудительный голос в моей голове кричал во всю глотку, запрещая мне приближаться к этой машине и приказывая, наоборот, бежать в противоположном направлении, причем очень быстро.
Я его не послушала, вместо этого подчинившись второму голосу, который спокойно заверял меня, что все будет хорошо; сейчас мне нужно быть именно в этой машине и ехать в любое место, куда меня отвезут. Скользнув внутрь и устроившись на сиденье, я заметила, что руки у водителя были покрыты татуировками. Дверь за мной со щелчком закрылась. Мужчина сел за руль и прикрыл дверь. Сзади его шею усыпали рисунки в виде скелетов, огня и дьяволов. Очень жизнерадостно.
– Открой центральный подлокотник, – сказал он.
Подлокотник откинулся назад, открывая взгляду отсек, в котором лежал черный бархатный мешок. Пустой. Я взяла его в руки.
– Здесь только пустой мешок, – сообщила я. – Там что-то должно было лежать?
– Нет, – ответил водитель. – И отдай мне телефон.
Мужчина взглянул на меня в зеркало заднего вида. Его руки лежали на руле, но он, казалось, не собирался заводить машину. Когда я наконец поняла, что от меня требуется, все внутри перевернулось.
– Я не собираюсь надевать мешок на голову, – отрезала я.
– Есть и другие варианты, – сказал мужчина. – Но этот самый простой.
Водитель наблюдал за мной, убрав руки с руля так, что они оказались вне поля моего зрения. Я попробовала открыть дверь, но она, конечно, не поддалась.
– Прекрасно, – процедила я. – Значит, надену.
Водитель одобрительно кивнул, и я протянула ему телефон.
– Я его верну, – пообещал он, выключая девайс и водружая его в металлический ящик на пассажирском сиденье.
Я открыла мешок, заглянула в его темные глубины и, сделав вдох, пробормотала что-то вроде молитвы, а потом надела его на голову.
Следить за временем в темноте было трудно. Может быть, мы ехали минут десять, а может – полчаса. Наконец машина затормозила.
– Не снимай мешок, – предупредил водитель, открыв рот впервые с того момента, как началась поездка.
Выбирать мне, впрочем, не приходилось.
Дверь машины открылась, и я на ощупь выбралась наружу. Чья-то рука осторожно легла мне на плечо и помогла подняться на несколько ступенек. Мне показалось, что я нахожусь в помещении и ступаю по паркетному полу. За мной захлопнулась дверь, рука еще раз подтолкнула меня в нужном направлении, а потом исчезла. Я остановилась, не двигаясь с места.
Прошло несколько секунд, а потом я услышала знакомый голос.
– Теперь можешь снимать, – разрешил он.
Я стояла в столовой прекрасно обставленного дома. На спинку стула, стоящего на противоположном конце длинного обеденного стола, оперлась пара рук. Зрелище напомнило мне вцепившиеся в ветку когти попугая. Между нами висела маленькая люстра – изысканно украшенная полусфера, выполненная из стекла теплых тонов. Из-за ее края выглянуло сияющее лицо девушки, которая отправила меня в Лондон. Она приветственно подняла руку и улыбнулась. Судя по всему, мы были в комнате одни.
На девушке были повседневная белая блузка и светлые джинсы, волосы она аккуратно зачесала набок. Ее улыбка казалась ласковой и ободряющей, но глаза за стеклами очков в темно-красной оправе рассматривали меня холодно и методично.
– Привет, – поздоровалась я. – Где я нахожусь?
Повсюду были окна, но все жалюзи опустили. Не нашлось даже щелочки, в которую я могла бы увидеть то, что находилось снаружи.
– Не волнуйся, – сказала она. – Ты в безопасности. Когда мы закончим, ты вернешься домой, а гонорар будет зачислен на твой банковский счет.
– Гонорар? – сказала я.
– Не слишком-то радуйся, – предупредила девушка. – Не все из нас унаследовали состояние, нажитое благодаря покровительству старого грифона, и готовы им разбрасываться. У большинства такой роскоши нет.
– Это и есть «Чайная лавка»? – спросила я.
Она рассмеялась.
– Нет. Это просто дом.
– Кто вы?
– Можешь называть меня Джейн Гласс, – ответила девушка, садясь на стул во главе стола.
Перед ней стоял небольшой дорожный чемоданчик из жесткого пластика. Она облокотилась по обе стороны от него и уперлась пальцами в края чемодана. Я села на стул напротив.
Джейн улыбнулась той же успокаивающей улыбкой, но что-то в ее позе изменилось. Спина выпрямилась, плечи расправились. На ее приятном лице промелькнула легкая тень беспокойства и настороженности.
– Ты здесь, потому что я хочу тебе помочь, – начала она. – Но мне нужно кое-что взамен.
– Кое-что я уже сделала, – парировала я. – Приняла вашего друга-музыканта.