Я покачала головой.
– Нужно захотеть оказаться где-то в другом месте, – продолжила Эзра. – Желательно как можно дальше. Мы попадаем сюда, а потом Горацио показывает нам, ради чего на самом деле все это было. В жизни появляется цель. Кажется, что он может воплотить в жизнь все что угодно, – вот на что это похоже. Теперь возможно все. Сюда приезжают люди из самых разных мест и понимают, что точно никогда раньше не чувствовали ничего подобного.
На мгновение мне стало ее жаль. Эзру втянули в это дело, но я не считала ее виноватой. Феллы были правы насчет существ: они действительно меняют людей.
– А они знают? – спросила я. – Семьи, все эти люди, которые здесь живут. Им известно, что он делает?
– Они верят в Горацио, – сказала Эзра. – И доверяют ему.
– А вы? Вы в него верите?
Мгновение она молчала.
– Большинство здешних людей никогда не видели существ за пределами «Зверинца» и не знают, как они ведут себя на свободе. – Эзра снова помолчала. – Я не думала, что это все произойдет вот так, сразу.
– То есть, если бы вы знали, что последствий не будет, вас бы ничего не напрягало?
– Я никогда не делала из себя святую, – заметила она. – Я не лучше и не хуже большинства людей. Просто так получилось, что эффективнее выполняю свою работу.
– Да? – спросила я. – Уже нашли убийцу моего отца?
– Забавно, что ты упомянула об этом, – ответила Эзра. – Я тут пошла по денежному следу. Угадай, куда он меня привел?
Она многозначительно оглядела комнату.
– Сюда? – спросила я.
– Пять наличных платежей, – произнесла Эзра, – каждый из них пришел после прибытия сюда пяти животных: китайской птицы дождя, сингапурского мерлиона, блуждающего огонька с болота Грейт-Дисмал, виверны из деревушки в Доломитовых Альпах и какого-то древесного пса бог знает откуда.
– И что это значит?
– Трудно сказать наверняка, – ответила Эзра. – Но очень похоже на то, что твой отец продавал своих клиентов.
В животе у меня екнуло, слова застряли в горле. Я совершила много ошибок, но никогда не выдала бы секрет клиента. Да, я солгала Стоддардам, но в жизни не продала бы Киплинга.
– Мораль – это роскошь, – заметила Эзра. – Не каждый может ее себе позволить.
– А у вас все хорошо, да? Поэтому вы принесли мне ужин и теперь рассказываете все это? Хотите, чтобы вам было поспокойнее, когда настанет этот недоделанный апокалипсис?
Эзра промолчала.
– Если вы пришли сюда, чтобы облегчить свою совесть, – продолжала я, – то можете убираться прямо сейчас. Все это происходит в том числе из-за вас, и то, что вы сожалеете, ничего не меняет.
Эзра посмотрела мне в глаза.
– Ты имеешь полное право злиться, – сказала она. – Это мощная движущая сила. Возможно, она даже поможет тебе найти ответы. Но гнев тебе не поможет. Никогда.
Кивнув, Эзра развернулась, подошла к двери и трижды в нее постучала. Дверь открылась. Алонсо кивнул ей, а затем заглянул в комнату, желая убедиться, что все по-прежнему на своих местах. Не зная, что еще можно сделать, я помахала рукой.
Эзра посмотрела на меня через плечо. В этот момент – всего на секунду – она казалась обычной женщиной. В ее глазах не было голода, под кожей не текла раскаленная плазма, вместо этого на ее лице читалась бесконечная усталость.
– Ешь свой рис, – сказала она.
Дверь за ней закрылась, щелкнул замок, и я снова осталась одна. Делать было особо нечего, поэтому через несколько минут я начала лениво ковыряться в еде: съела немного зелени и выпила глоток воды. А вот рис игнорировала из чистого упрямства.
За окном люди прогуливались взад и вперед по светящимся дорожкам территории «Зверинца». Мужчины, женщины, дети – все они изначально жили где-то далеко отсюда и, ощущая нехватку чего-то важного, приехали сюда, пытаясь это найти. Им чего-то не хватало. Как и всегда.
В конце концов голод пересилил гордость и упрямство. Я взяла миску с рисом и зачерпнула его вилкой. Она задела что-то твердое. Передо мной лежала отвертка.
Я отвинтила ограничители, открыла окно и выскользнула наружу, никем не замеченная. Столовая закрывалась на ночь. Последние несколько человек, задержавшиеся на ужине, возвращались в свои комнаты. У газового уличного камина сидел мужчина в наушниках с шумоподавлением. Он пил чай и писал код при свете огня. Я не сомневалась, что в любой момент кто-нибудь заметит мое отсутствие, и мирная ночь разлетится на части, наполнившись криками и светом фонариков. В любой момент меня могли поймать. Мне ничего не оставалось, кроме как ползти вдоль стены здания, держась в тени и избегая света.
Наконец я нашла темный уголок и прокралась через него на пастбище на границе территории «Зверинца». Пробираясь на ощупь через высокую траву, я зацепила рукой крепление колючей проволоки, окружавшей холмы, где пасся скот. Стиснув зубы от боли и шока, я шла вдоль забора, пока не наткнулась на гранитную плиту: она была достаточно большой и легко могла меня спрятать. Я свернулась калачиком, замерзшая, окровавленная и напуганная.
Тысячи разных погонь сливаются в одну.
В последний раз я чувствовала такую беспомощность, когда в одиннадцать лет дрожала в незнакомом парке, озаренная светом холодной луны. Как и тогда, все мои планы рухнули, принеся сплошные неудачи, опасность и хаос. Мне снова ничего не удалось исправить, все стало лишь хуже.
Но на этот раз во мне все еще бурлила злость.
Во всем этом был виноват мой отец. От него Горацио узнал, что есть и другие существа. Более того, именно папа помог ему заполучить некоторых из них. И он не рассказал мне ничего, кроме нескольких сказок, от которых сейчас не было никакой пользы.
Когда я поняла, что папа доверял Горацио Прендергасту больше, чем мне, у меня вскипела кровь.
И вот к чему это его привело. Теперь я не сомневалась, что Горацио готов был совершить убийство. И если папа пытался помешать его планам, потому что хотел «все исправить» – что бы это ни значило, – я бы не удивилась, что Горацио в отместку убил его.
Но так ли уж сильно мы с моим отцом отличались друг от друга? В последние несколько месяцев я, подобно ему, лгала, исчезала, вела тайную жизнь. В конце концов, именно из-за меня единорог попал не в те руки.
Возможно, Гирканская династия была такой же искалеченной и заблудшей, как и семья Феллов. Быть может, истощалось то, из-за чего мы стали особенными. Или же мне просто не повезло. Я оказалась последним на свете отголоском чего-то, что некогда дышало волшебством, но в этом нельзя было никого винить.
Они преследуют, потому что им не хватает времени.
Боль от раны на руке вырвала меня из мыслей. Я все еще здесь, единорог пока жив, и конец света до сих пор не наступил. Мы с отцом разные, и мне не нужно совершать те же ошибки, что и он.
Я достала телефон, обнаружила, что сигнал снова появился, и, глубоко вздохнув, набрала номер.
Раздался гудок, потом еще один. Я была готова к тому, что звонок перенаправит меня на голосовую почту. Впрочем, этого не произошло, и после третьего гудка Грейс взяла трубку.
– Чего тебе? – осведомилась она.
Я услышала на заднем плане чье-то бормотание. Это был Хоуи.
– Мне нужна твоя помощь, Джи.
Я рассказала Грейс, что мне нужно, а потом объяснила, где меня найти. Она замолчала, и в трубке стало настолько тихо, что слышался голос Хоуи на заднем плане. Я не очень-то ему нравилась.
К счастью, Грейс относилась ко мне иначе.
Час спустя, пробравшись по травянистым склонам, усеянным коровьими лепешками, я стояла на обочине пустынной двухполосной дороги, наблюдая, как из темноты появляется пара прищуренных фар, а затем Грейс с Мэллорин вылезают из Кита.
– Прости, – сказала я Грейс. – И спасибо тебе.
Она покачала головой.
– Он глупый мальчишка, – ответила Грейс. – А ты все еще моя подруга. Кстати, кое-кого из друзей здесь не хватает.
– Эта авантюра не для Кэрри, Джи, – возразила я, и, думаю, она меня поняла. Я повернулась к Мэллорин: – Его хвост у тебя с собой?
Она запустила руку под футболку и вытащила жесткое, туго свернутое колечко из лисьего меха, перевязанное пеньковой веревочкой.
– Пошли, – скомандовала я.
Грейс не пошевелилась.
– Объясни, что происходит.
– Прости, что врала тебе, Грейс, – произнесла я, – и скрывала это. Я до сих пор не знаю, как обо всем рассказать, зато могу показать.
– О чем ты? – спросила она.
Впервые за несколько часов я почувствовала что-то кроме страха и гнева. Кажется, это была уверенность.
– Грейс, – объявила я, – мы собираемся спасти мир.
Мы втроем пробирались сквозь темноту, обходя коровьи лепешки, и по дороге я изо всех сил старалась объяснить, что нам нужно делать. Грейс, конечно же, отнеслась к моим словам скептически, но разворачиваться и уходить не стала. Ну а Мэллорин и убеждать было не нужно.
Вернувшись к комплексу, мы увидели, что на территории выстроилось несколько больших грузовиков, а в свете фар клубились облака пыли. В задней части одного из них я увидела что-то похожее на большую спутниковую тарелку, а другой, видимо, был набит продуктами. Мы притаились за гранитной плитой и наблюдали.
Я кивнула на хвост Зорро.
– Ты знаешь, как это действует? – спросила я у Мэллорин.
– Не совсем, – призналась она. – Но, думаю, когда придет время, я пойму.
– А оно еще не пришло?
– Нет.
– Значит, это не чары невидимости.
– Вряд ли, – согласилась она.
На секунду мне показалось, что я совершила очередную ошибку, притащив их сюда и втянув во все это. Теперь на кону была не только моя жизнь, а мы даже не знали, как проникнуть в здание.
Впрочем, я точно не ожидала, что Мэллорин внезапно вскочит и начнет спускаться с холма бодрой и невозмутимой походкой.
– Пошли, – позвала она, выходя из темноты, и нам пришлось повиноваться. Стало немного легче, когда мне сказали, что делать, пусть даже приказ казался абсурдным и опасным.