– Я просто хочу знать причину, – не отступалась я. – Почему ты убил моего отца?
Но Дэвид меня больше не слушал. Он опрокинул стол, тот пролетел по воздуху и разбился о стену. Элизабет закричала. Теперь Коул и Рэмси рыдали вдвоем. Дэвид Джинн посмотрел на меня.
– Что ты сделала? – спросил он. Он посмотрел на руки, ощупал лицо. – Что произошло?
– Дэвид? – позвала Элизабет.
Ее голос был теперь намного слабее, крики детей тоже затихали. Я оглянулась на них, но никого не увидела – на их месте оказался лишь мусор. Старая швабра с грохотом упала на пол там, где недавно стояла Элизабет Джинн. На месте Рэмси лежал кусок ржавой цепи, а его брат Коул оказался комком выцветшей газеты. Они исчезли, все до единого. Их никогда не существовало.
Меня затошнило.
– Что ты сделала? – повторил Дэвид.
Опустив руки по швам, он стоял там, где раньше был дальний край стола. Наблюдая за тем, как медленно разрушается его мир, он всхлипывал от отвращения, не в силах с этим ничего поделать.
Комната наконец стала такой, какой и должна была быть. Темная, с заколоченными окнами, полная пауков и крыс. Это было неподходящее место для семьи, и здесь уже много лет никто не жил. Дэвид стоял напротив меня, в его глазах беззвучно и бездымно горели гнев и печаль.
Долгое время никто из нас ничего не говорил. В перерывах между рыданиями Дэвид громко, судорожно втягивал воздух, а потом медленно покачал головой, не веря происходящему. Он выглядел теперь лет на двадцать старше. Я задалась вопросом, сколько из случившегося он понял.
– Здесь чего-то не хватает… – пробормотал он себе под нос. – Должно быть что-то еще.
– Ты не человек, Дэвид, – прошептала я. – И ты это чувствуешь, ведь так?
Он посмотрел на меня пустым безнадежным взглядом.
– Чего-то… – начал он.
– Я знаю, – произнесла я. – Мне известно, что ты чувствуешь.
Его брови сошлись в неровную сердитую букву V, глаза встретились с моими и сверкнули темной ненавистью. Воздух вокруг словно загустел, он начал вибрировать и гудеть. Дэвид шагнул ко мне, и порыв горячего ветра чуть не сбил меня с ног.
– Все из-за тебя, – произнес он. – Это ты во всем виновата.
– Нет, – сказала я. – Дэвид, нет. Не нужно…
У меня пересохло в горле, я вдыхала самый настоящий жар. Дэвид Джинн приближался ко мне, и воздух вокруг него сгущался все сильнее. Я попятилась, но теперь отступать было некуда.
– Я монстр, – произнес Дэвид Джинн, – и в этом виновата ты.
Его голос доносился со всех сторон, он исходил от стен, от пола. Я потеряла равновесие, споткнулась и оказалась на земле. Надо мной стоял Дэвид Джинн.
– Пожалуйста, – проговорила я. – Я хочу помочь.
Дэвид покачал головой.
– Тут ты не поможешь, – ответил он.
Наклонившись, Дэвид схватил меня за шею обеими руками и начал сжимать ее стальными пальцами. Я пыталась сопротивляться, но он был сильнее. В голове со страшным шумом гудела кровь, в глазах начало темнеть, и все стало казаться очень далеким.
Мне было восемь лет, я лежала в постели и смотрела на звезды на потолке. Папа рассказывал мне историю – самую последнюю из всех.
Глава 34. Лампа золотаря
То ли было это, то ли не было…
Однажды звездной ночью на тихой улице одного из великих городов былых времен бедняк нашел жестяную масляную лампу, оставленную каким-то путешественником. Лампа казалась помятой и истрепанной временем, но сделали ее на совесть. Ее украшала затейливая резьба, детали и завитушки были выполнены с изысканным изяществом мастера-ремесленника. Если найти честного торговца, то за лампу, несомненно, дадут хорошую цену.
Бедняк принес лампу в свою хижину у реки. Он был золотарем и зарабатывал свои гроши тем, что выливал ночные горшки богачей в большой чан и отвозил отходы в черные ямы для сжигания. Рядом с ними и находилась хижина бедняка, а дым от их костров часто проникал в его маленькую комнатку. Приносило туда и сырость с реки, так что большую часть ночей в жилище царил холод. Однако такова была жизнь бедняка, и он привык к ней.
Он принес какое-то тряпье и начал полировать лампу, но едва лишь успел почистить ее, как из носика вырвался столб синего огня, взметнулся к потолку, а затем завис в воздухе перед лицом бедняка. Воздух дрожал от жара, который исходил от кружащегося вихря. Пламя пахло жженой корицей и гвоздикой, но дыма не было. В самом центре, скрестив ноги, зависла маленькая бледная фигурка. Глаза ее сверкали пронзительно и ярко, словно бриллианты.
– Я знаю, кто ты, – сказал бедняк, – и не желаю доставлять тебе никаких хлопот.
– Никаких хлопот ты мне и не причинил, – ответил джинн, ибо им он и был. – Злобный волшебник запер меня в этой тюрьме двести сорок лет назад. А ты меня освободил.
Бедняк, не понаслышке знавший об ужасах тюрем, успокоился.
– Хотел бы я, чтобы вкус свободы ты ощутил в месте получше этого, – промолвил он. – Я всего лишь бедный золотарь, и кроме этой хижины у меня ничего нет, однако все, что ты видишь перед собой, в твоем распоряжении.
Джинн поклонился, и пламя согнулось вместе с ним.
– Предложение, достойное короля, – отвечал он. – Но это я у тебя в долгу, а не наоборот. Трижды ты можешь просить меня о чем угодно, и трижды исполню я твои желания, будь это в моей власти.
– И что же подвластно тебе? – спросил бедняк.
– Мне служат огонь и ветер, – сказал джинн. – От меня нет секретов, потому что, как только слова произнесены, их уносит ветер, а он ничего не забывает. И ни одному делу рук человеческих не спастись от меня, ибо огонь может расплавить даже камень.
– Когда-то у меня был сын, – молвил бедняк. – Он умер от оспы совсем юным. Ты можешь вернуть его?
– Время мне не подвластно, – ответил джинн. – Я скорблю о твоем сыне и о тебе, но не могу исправить то, что оно сотворило.
– Когда-то у меня была жена, – вновь заговорил золотарь. – Я любил ее. Но когда мальчик умер, она отвернулась от меня. Ты можешь вернуть ее мне?
– Если твоя жена еще жива, я могу привести ее к тебе и, возможно, забрать ее скорбь, ибо горе – это след ветра и огня. Однако не в моей власти заставить ее полюбить тебя.
– Тогда я не знаю, о чем просить тебя, – ответил бедняк.
– Некоторым нужно золото, – предложил джинн.
– Оно не принесет мне счастья.
– Иные хотят получить гаремы, полные женщин. Хотя, по правде говоря, это фантомы, сотканные из огня, а наслаждения – иллюзии, нарисованные тончайшими языками пламени.
– Я не питаю иллюзий, – молвил бедняк. – А для гаремов слишком стар.
– Я могу подарить тебе целое королевство, – предложил джинн.
– Какой из меня король?
– Ты можешь получить жизненную силу, – продолжил он. – Тот, кому я в вены вдохну огонь, будет день и ночь ходить без сна и проживет сто лет, не постарев ни на минуту.
– Во снах я вижу своего мальчика, – возразил бедняк. – А жить еще сто лет у меня нет никакого желания.
– Тем не менее, – сказал джинн, – я у тебя в долгу. Ты можешь трижды отдать мне приказ, и трижды я подчинюсь.
Бедняк задумался.
– Если ветер подвластен твоей воле, – сказал он, – то, возможно, ты в силах сдуть дым из черных ям подальше от моего дома?
– Готово, – объявил джинн.
Тотчас же с реки подул ветер, и дым из черных ям отнесло прочь от хижины золотаря.
Бедняк снова задумался.
– Если ты можешь повелевать огнем, – сказал он, – то, возможно, подаришь мне немного пламени, чтобы согреть это скромное жилище?
– Готово, – объявил джинн.
Он протянул руку и сотворил на полу в центре хижины крошечный мерцающий язычок. В тот же миг комнатушку наполнило лучистое тепло, и бедняк ощутил, что кости его наконец согрелись.
– Можешь просить еще раз, – сказал джинн.
Бедняк задумался.
– Это непременно нужно сделать сейчас? – спросил он.
Джинн вздохнул.
– Нет, – ответил он. – Но мой народ не примет меня обратно, пока я не выполню свой долг перед тобой. До тех пор мне придется блуждать среди подобных тебе.
С этими словами он вышел из пламени и тут же превратился в худощавого мужчину с ясными проницательными глазами и едва заметными язычками пламени, мерцающими на щеках.
– Мне очень жаль, – молвил бедняк. – Боюсь, я снова заточил тебя в тюрьму.
– С тебя причитается три желания, – сказал джинн.
– Я о них не просил.
– Они были подарены тебе. Я исчезну в облике человека перед твоими глазами и, возможно, буду видеть во сне огонь и ветер, но ничего другого о себе вспомнить не смогу до тех пор, пока ты не произнесешь мое имя.
– Что ж, – произнес бедняк. – Тогда назови мне его.
– Я произнесу имя один раз, а потом оно сотрется из моей памяти, – сказал джинн. – Таков порядок вещей. И до тех пор, пока ты не произнесешь его вслух, оно будет принадлежать лишь тебе. Ты готов?
– Да, – ответил бедняк.
Глава 35. Чего-то не хватает
Я слышала его лишь раз: той ночью много лет назад папа прошептал имя, произнося каждый слог на вдохе, чтобы оно не смогло сбежать и его не унес ветер. Слово проскользнуло мне в уши и исчезло в глубоком, неприступном чертоге памяти. Там оно и осталось, нетронутое, застывшее в ожидании. Когда я назвала имя джинна, оно прозвучало тонко и сдавленно, и все же в нем звенела истина. Дэвид разжал хватку и отступил. Ярость ушла, сменившись спокойным любопытством.
– Твой отец спас мне жизнь, – произнес он тихо и задумчиво. – А я помог ему.
Я села, все еще задыхаясь и отплевываясь. Воздух в комнате был спокойный и нежный, точно свежий ушиб. Дэвид Джинн печально улыбнулся мне.
– Ты убил его, – сказала я.
– Да, – ответил он. – И нет.
Дэвид протянул мне руку. Не зная, что еще сделать, я приняла ее. Он помог мне подняться, а потом раскрыл ладонь, продемонстрировав пляшущий на ней крохотный огонек. Дэвид отпустил огонек, и тот завис между нами. Комнату озарило причудливое теплое сияние.