Сила духа поэта и твёрдость в убеждениях во всех перипетиях его многогранной деятельности и судьбы, верность России не может не вызывать огромного уважения, если помнить, что с 18-летнего возраста ему пришлось строить свою жизнь и характер вдали от родины. Фактически в течение 22 лет он только несколько раз побывал в России на короткий срок. И сама дипломатическая работа в течение долгого времени, учитывая его молодой возраст, больше способствовала сближению с Европой, чем с Россией. Его жёны почти не знали русского, то есть даже дома он не слышал родного языка. Однако же именно в эти годы из-под пера его выходят такие произведения, как «Весенняя гроза», «О чем ты воешь, ветр ночной?..», «Silentium» («Молчи, скрывайся и таи…»), «Зима недаром злится…», «Не то, что мните вы, природа…», «О, как убийственно мы любим…» и другие, вошедшие в сокровищницу русской поэзии. К тому же он был первым переводчиком на русский язык Генриха Гейне. Именно сила духа поэта питала его стихи той энергией, что не могла не передаваться и читателю.
Ты долго ль будешь за туманом
Скрываться, Русская звезда,
Или оптическим обманом
Ты обличишься навсегда?
Ужель навстречу жадным взорам,
К тебе стремящимся в ночи,
Пустым и ложным метеором
Твои рассыплются лучи?
Все гуще мрак, все пуще горе,
Все неминуемей беда —
Взгляни, чей флаг там гибнет в море,
Проснись – теперь иль никогда…
(«Ты долго ль будешь за туманом…»)
И вот свершилось: сам Пушкин опубликовал стихи Тютчева в «Современнике» незадолго до своей гибели, а в 1850 году Некрасов печатает там же статью о Тютчеве. И наконец в 1854 году выходит в свет первый сборник стихотворений Федора Ивановича благодаря Тургеневу. И тем не менее широкая известность придёт к нему только в конце XIX века.
Жизнь, её события проходили через сердце поэта, а сердце не приглаживает слова, не думает об опасности самых острых строк, чреватых неприятностями для автора. В конце октября 1854 года, когда в Крыму шли тяжелейшие бои с турками, Тютчев написал стихи, в которых – и боль, и обида на саму жизнь, что сталкивает между собой целые страны. А его пророческий талант словно заглянул на полтора века вперёд:
Теперь тебе не до стихов,
О слово русское, родное!
Созрела жатва, жнец готов,
Настало время неземное…
…Все богохульные умы,
Все богомерзкие народы
Со дна воздвиглись царства тьмы
Во имя света и свободы!
…О, в этом испытанье строгом,
В последней, в роковой борьбе,
Не измени же ты себе
И оправдайся перед богом…
Однажды, при встрече с именитым земляком, я рассказала о своём плане издать книгу новых стихов. И он убеждённо отреагировал: «Кому она нужна сегодня, поэзия?!» И не война с Турцией уже тому виной, а рынок, подмявший под себя всё, в том числе истинную культуру и связанную с ней духовность. И «слово русское, родное» на глазах исчезает из повседневного быта, где всё больше господствует уже привычный сленг (заменитель полнокровного слова), нередко «сдобренный» матом. И, судя по тому, что он давно уже в ходу, начиная от бездомных и заканчивая депутатами, а также так называемой новой литературой, порой схожей с телегой на рыночных колёсах, – стихотворение Тютчева остаётся более чем актуальным.
Писатель и критик Алексей Петрович Плетнев уверенно заявлял о Тютчеве:
«Западник по воспитанию, по вкусам он является одним из ярких истолкователей русской души». Редкий случай, когда поэт пользовался безоговорочным признанием и уважением – как среди светского общества, так и в читающих низах. Любимец престижных гостиных благодаря проницательному уму и изящным манерам, он редко подвергался обструкции за свои острые, с явным политическим акцентом, стихи и, само собою, был любим всеми, кто болел за настоящее и будущее России. Когда в каждой строчке ощущалось биение горячего сердца истинного патриота, не надо было иных доказательств этому.
Эти бедные селенья,
Эта скудная природа —
Край родной долготерпенья,
Край ты русского народа.
Не поймет и не заметит
Гордый взор иноплеменный,
Что сквозит и тайно светит
В наготе твоей смиренной.
Удрученный ношей крестной,
Всю тебя, земля родная,
В рабском виде Царь небесный
Исходил благословляя…
Поэзия у Тютчева много раз становилась не только предметом литературы, а прямой публицистикой, сминавшей рамки искусства, становясь явлением общественной жизни. Мягкий лирик, Тютчев открывался нараспашку как человек и поэт, причём стихи его не переставали быть поэзией, не были простой констатацией фактов или явлений. И в этом плане он существенно обогатил русскую литературу, показал её возможности и горизонты.
И.С. Аксаков. Художник И.Е. Репин
Первый биограф и зять Тютчева Иван Сергеевич Аксаков отмечал, что Фёдор Иванович «хранил полную свободу мысли и чувства». И не только хранил, но и давал им волю в стихах. За такие, к примеру, строки можно было угодить и на Кавказ под пули, и в Сибирь:
Не Богу ты служил и не России,
Служил лишь суете своей,
И все дела твои, и добрые и злые, —
Всё было ложь в тебе, всё призраки пустые:
Ты был не царь, а лицедей.
Такое вот «посвящение» заработал от Тютчева Николай I в связи с потерей Севастополя в Крымской войне. Понятно, сколько горечи вложил поэт в свои строки как истинный радетель за Отечество. Он также твёрдо стоял за отмену крепостного права, за выборы, в которых может участвовать каждый гражданин. И непосредственный начальник Фёдора Ивановича министр иностранных дел Нессельроде всё более жёстко относился к такой «вольности», строго следил за поэтом. В конце концов Тютчев был уволен. Но и в Петербурге, будучи председателем Комитета иностранной цензуры, он то и дело остро спорил с представителями этого ведомства. И они «заслужили» от поэта почти убийственную характеристику: «Все они более или менее мерзавцы, и, глядя на них, просто тошно…»
2
Но вернёмся к лирике поэта. Именно она более известна и более любима нашим читателем. И есть за что! Иван Сергеевич Аксаков так говорил об этом: «Что особо пленяет в поэзии Тютчева, это ее необыкновенная грация. Не только внешняя, но и еще более внутренняя. Все жесткое, резкое и яркое чуждо его стихам; на всем художественная мера; все извне и изнутри, так сказать, обвеяно изяществом». На мой взгляд, ключевое слово здесь – «грация». Редко какой писатель удостаивался такого эпитета. Прочитаем же не спеша, с удовольствием, одно из таких произведений:
Есть в осени первоначальной
Короткая, но дивная пора:
Весь день стоит как бы хрустальный
И лучезарны вечера.
Где бодрый серп ходил и падал колос,
Теперь уж пусто все: простор везде, —
Лишь паутины тонкий волос
Блестит на праздной борозде.
Пустеет воздух, птиц не слышно боле,
Но далеко еще до первых зимних бурь,
И льется чистая и тихая лазурь
На отдыхающее поле.
А жизнь с её взлётами и падениями, разочарованиями и болезнями не очень щадила чуткий ко всему организм поэта. Уже в сорок четыре года он выразился так: «Я отжил свой век, и… у меня ничего нет в настоящем». Но прошло три года, и он сам, и его творчество испытывают потрясение огромной живительной силы. Имя ему – Любовь.
О, как на склоне наших лет
Нежней мы любим и суеверней…
Сияй, сияй, прощальный свет
Любви последней, зари вечерней!..
«Заря вечерняя» засияла для него летом 1850 года, когда он встретил Елену Денисьеву, замечательную русскую девушку. Любовь эта захватила его целиком, и наперекор осуждению света, потере респектабельного положения в обществе, Тютчев, связанный узами брака, окунулся в «прощальный свет» с головой. Но это было несравнимо с тем, какую дорогую цену заплатила за свою «незаконную» любовь Елена. От неё отреклись не только знакомые, но и родные. Но эта любовь подвигла поэта к написанию замечательного цикла стихов, вошедших в мировую поэзию.
Именно Тютчев, и особенно в цикле, посвящённом Елене Александровне Денисьевой, поднял на недосягаемую прежде высоту само это чувство любви, всё его многоцветие и многогранность, его чистоту и драматическую глубину.
…Треск за треском, дым за дымом,
Трубы голые торчат,
А в покое нерушимом
Листья веют и шуршат.
Я, дыханьем их обвеян,
Страстный говор твой ловлю…
Слава Богу, я с тобою,
А с тобой мне – как в раю.
Тютчев словно приравнивает святость такого чувства к Божественному небу, его глубине, красоте и совершенству. Что и говорить, не тем ли самым поэт напоминает нам, какой должна быть истинная любовь? Ибо мелкая душа и плавает мелко. А наполнить её светом и солнцем может только такая любовь:
…Любила ты, и так, как ты, любить —
Нет, никому ещё не удавалось!
О Господи!.. и это пережить…
И сердце на клочки не разорвалось…
Даже после ухода Денисьевой из жизни незабвенный свет любви ещё долго оставался для поэта поистине животворным. Душа была полна огромным прежним чувством – при всём драматизме случившегося.
Вот бреду я вдоль большой дороги
В тихом свете гаснущего дня…
Тяжело мне, замирают ноги…
Друг мой милый, видишь ли меня?
Всё темней, темнее над землёю —
Улетел последний отблеск дня…
Вот тот мир, где жили мы с тобою,
Ангел мой, ты видишь ли меня?