Вот, бедная, зачем тревожусь за тебя!
Вот чьи глаза меня так странно провожали,
Еще не угадав, не зная… не любя!
Сама себе закон – летишь, летишь ты мимо,
К созвездиям иным, не ведая орбит,
И этот мир тебе – лишь красный облак дыма,
Где что-то жжет, поет, тревожит и горит!
И в зареве его – твоя безумна младость…
Все – музыка и свет: нет счастья, нет измен…
Мелодией одной звучат печаль и радость…
Но я люблю тебя: я сам такой, Кармен.
А жизнь и нагрянувшие потрясения семнадцатого года, и то, что последовало за ними, всё дальше уводили поэта и от радужных снов, и от самой поэзии, когда Блок понял своё крайнее одиночество рядом с двумя, казалось бы, самыми близкими людьми (женой и матерью, не нашедших общего языка в это и без того трудное время), – силы для нормальной жизни стали быстро покидать его…
Но осталась его удивительная поэзия – та самая, между земным и небесным. Его знаменитая «Незнакомка» звучит как симфония – так много сумел он сказать, так щемяще высоко выразить накипевшее, поднять такие глуби, раскрыть такой свет чувства!.. Конечно же, в эти минуты поэтом владело не столько мастерство, сколько вдохновение.
…И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Её упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за тёмную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль…
Но было бы ошибкой считать, что романтик Блок удачно обходил все опасные углы этого «страшного мира». Он по-своему любил Россию и остро переживал всё, что происходило с ней у него на глазах. Его знаменитые стихи – «Россия», «На поле Куликовом», «Скифы», «Рождённые в года глухие», поэма «Двенадцать» и другие – полны искренней сыновней любви к родине, боли за несправедливость и несовершенство мира. Споры о поэме «Двенадцать» продолжаются по сей день, и неудивительно: «музыка революции», которую призывал слушать Блок, вступала в противоречие с прозой революции, и поэт не видел, да и не мог на тот период увидеть выход из этой ситуации, потому и появляется в конце поэмы спасительная фигура Христа… А любимая родина – вот она:
…Россия, нищая Россия,
Мне избы серые твои,
Твои мне песни ветровые —
Как слёзы первые любви!
Тебя жалеть я не умею,
И крест свой бережно несу…
Какому хочешь чародею
Отдай разбойную красу!
Пускай заманит и обманет, —
Не пропадёшь, не сгинешь ты,
И лишь забота затуманит
Твои прекрасные черты…
Ну что ж? Одной заботой боле —
Одной слезой река шумней,
А ты всё та же – лес, да поле,
Да плат узорный до бровей…
Кажется, что строки эти написаны не сто лет назад, а совсем недавно… Такова волшебная сила истинной, высокой поэзии. Тут и доказательство того, что поэт не только знал романтические выси, но и пронзительным взглядом умнейшей души близко к сердцу принимал всё, что происходит с его любимой родиной.
Видел Бог, Блок хотел быть полезным своему народу. В лютый холод он выступал с лекциями по литературе и читал, даже если в аудитории сидел единственный слушатель. Но новой власти было не до поэта, составлявшего славу России. И на том спасибо, что не записали в стан недобитых дворян, – последствия такого «внимания», порой жестокого, нам хорошо известны. Поэма «Двенадцать» встретила неприятие, порой резкое, некоторых писателей, мнением которых Блок дорожил. Ахматова, Бунин, Гумилёв, Пришвин – вот неполный список этих людей. Домашний тыл не согревал и не успокаивал. Страшная весть о разграблении и сожжении любимого с детства Шахматова обернулась новой душевной драмой. И, ослабленный физически и морально, организм устал сопротивляться новым бедам и переживаниям. И настал этот день, 8 августа 1921 года, когда сердце одного из самых светлых и вдохновенных романтиков не выдержало тяжести земной прозы и отправилось, уже навсегда, в свой небесный приют.
Я – не первый воин, не последний,
Долго будет родина больна.
Помяни ж за раннею обедней
Мила друга, светлая жена!
«Светлая жена» – у Блока это не только образ женщины, но и России. А Россия – это мы. Поблагодарим же Бога, подарившего нам это высокое и светлое имя – Александр Блок.
«Светить – и никаких гвоздей!..»(В. Маяковский)
…Я волком бы
выгрыз
бюрократизм.
К мандатам
почтения нету.
К любым
чертям с матерями
катись
любая бумажка.
Но эту…
Я
достаю
из широких штанин
дубликатом
бесценного груза.
Читайте,
завидуйте,
я —
гражданин
Советского Союза.
Во славу своей страны складывал стихи Владимир Владимирович Маяковский. Он верил в её самое светлое будущее, он работал на него, ничуть не сомневаясь в победе социалистического общества на всём земном шаре. А когда эта вера стала в его горячем сердце постепенно остывать, когда противоречия между тем, к чему он звал, на что надеялся, и тем, что он видел на самом деле, стали для него трагически неразрешимы, он ушёл из этой жизни, успев, однако же, очень многое сделать из того, что и сегодня остаётся современным и необходимым для тех читателей, для кого много значат родина и поэзия.
В.В. Маяковский
Это Владимир Владимирович Маяковский показал строителей нового общества в поэтическом рассказе о людях Кузнецка. Несмотря на огромные трудности, бытовую неустроенность, они упорно повторяют: «Через четыре года здесь будет город-сад!» Строителем нового общества, показавшим пример истинного патриотизма, стал и он сам, поскольку его слово было слышно и узнаваемо не только в столицах наших – Москве и Петербурге, но и во всех землях большой страны. Чего стоит стихотворение о советском паспорте, строки из которого уже прозвучали в самом начале! Сколько неподдельной гордости за молодую республику звучит в каждом слове этого произведения! Не случайно и сегодня эти стихи не исчезли из памяти тех, кто учил их в школе, как и многие другие, о которых речь впереди. В этом же ряду и стихотворение «Товарищу Нетте – пароходу и человеку», посвящённое дипкурьеру, погибшему при выполнении служебного долга, в честь которого был назван пароход.
…Мы живём,
зажатые
железной клятвой.
За неё —
на крест,
и пулею чешите:
это —
чтобы в мире
без Россий, без Латвий,
жить единым
человечьим общежитьем.
Мощная энергия поэта, влитая в строку, обладала необыкновенной силой влияния на слушателя и читателя, звала вперёд, убеждала в необходимости не жалеть самой жизни ради родного Отечества. Такова была ответственность Маяковского перед обществом и страной, поскольку высокая идея служения Родине вела в те поры и самого художника слова, и массы через его творчество.
Однако путь к мастерству и славе был и у него не простым. Хотя уже в 6 лет Володя читал книги, но положение семьи после смерти отца было очень трудным, и, покинув Грузию, где они раньше жили, вся семья переехала в Москву, где училась Людмила, старшая сестра Володи. Им пришлось снимать самое недорогое жильё и чаще всего с соседями-студентами, среди которых уже в большом ходу были книги и листовки, призывавшие к революции. И Володя, приняв близко к сердцу эти идеи, стал не только читать, но и участвовать в опасной работе. А в 1908 году он вступил в РСДРП – Российскую социал-демократическую рабочую партию. А где нелегальная деятельность, там и аресты. Биографы говорят, что именно в тюрьме он начал писать стихи. И поскольку искусство тянуло к себе Маяковского, то в 1911 году он поступил в Училище живописи, ваяния и зодчества, а на следующий год появились первые публикации его стихов и за ними – первые сборники: «Я» и «Простое как мычание».
В те годы поэзия целиком захватила его. Он охотно выступал на литературных вечерах и всегда оставался в памяти у слушавших его: высокий, азартный, красивый, великолепно читающий стихи. Вскоре была написана поэма «Облако в штанах», целиком посвящённая любви в современном ему мире, о которой он говорил по-своему, по-маяковски:
…Какое бешеное счастье,
Хрипя воронкой горловой,
По Дерибасовской промчаться
С оторванною головой…
(ранний Маяковский)
Поэт был уверен, что новое время требует иного языка, иного строя поэзии, крупной, зримой метафоры, почти рубленого стиля, поскольку в стране идёт нешуточная борьба за новую жизнь. Хотя это вовсе не значит, что ему как литератору были неподвластны тонкие чувства, просто для них у него были свои слова.
Любит? не любит? Я руки ломаю
и пальцы разбрасываю разломавши
так рвут загадав и пускают по маю
венчики встречных ромашек
(из блокнота В.М.)
Известно, что одним из первых поддержал Маяковского Горький. О том, как пробивался Маяковский к известности, к тому, чтобы занять в поэзии своё достойное место, красноречиво рассказывает его современник Юрий Анненков.
«…Первый значительный (рекламный) успех в карьере Маяковского произошел в 1916 году. В эту эпоху знаменитость, популярность и литературный авторитет Максима Горького был в полном расцвете, и я помню, до всех мелочей, ночь, проведенную в подвале “Бродячей Собаки”. Среди символистов, акмеистов, футуристов… присутствовал там и Максим Горький. В уже довольно поздний час Владимир Маяковский, как всегда – с надменным видом, поднялся на крохотную эстраду, под привычное улюлюканье так называемых “фармацевтов”, то есть посетителей, не имевших никакого отношения к искусству. Маяковский произнес, обращаясь к ним: