– Я буду читать для Горького, а не для вас!
Гул фармацевтов удвоился. Максим Горький, равнодушный, оставался неподвижен. Прочитав отрывок из поэмы «Война и мир» и два-три коротких лирических стихотворения, Маяковский сошел с эстрады.
– Болтовня! Ветряная мельница! – кричала публика.
Нахмурив брови, Горький встал со стула и твердым голосом произнес:
– Глумиться здесь не над чем. Это – очень серьезно. Да! В этом есть что-то большое. Даже если это большое касается только формы. – И, протянув руку гордо улыбавшемуся Маяковскому, он добавил: – Молодой человек, я вас поздравляю!
Мы устроили овацию Горькому, и эта ночь превратилась в подлинный триумф Маяковского. Даже “фармацевты” аплодировали. На следующий день слухи о суждении Горького распространились в Петербурге, потом – в Москве. Продвижение Маяковского в литературной иерархии значительно ускорилось. Маяковскому было 23 года». И дальше: «Маяковский был счастлив… Мы, художники, поэты, артисты всех видов искусства, протягивали руки нашим товарищам всего мира. Мы стремились слить наши общие искания…
– Ты с ума сошел! – говорил он мне в одно из наших московских свиданий. – Сегодня ты еще не в партии? Черт знает что! Партия – это ленинский танк, на котором мы перегоним будущее!»
А.М. Горький
Вот с таким настроением, с такой верой в революционные во всех смыслах преобразования создавались поэмы «Хорошо», «Владимир Ильич Ленин» и другие произведения, уже вошедшие в классику поэзии.
Мощный и безусловный талант Владимира Маяковского явлен прежде всего яркой образностью языка. Метафоры в его стихах – словно алмазы, чаще всего грубой обработки, ведь не случайно он сам говорил, что его стихи войдут в жизнь страны «весомо, грубо, зримо». Ещё бы! Кто, кроме него, «…волком бы выгрыз бюрократизм»? Но именно своей неприглаженностью, осознанной остротой они и вонзались в мозг и сердце читателя, чтобы навсегда там остаться. Маяковский впустил в свои стихи язык улицы, и эта рискованная затея, как мы видим, оправдала себя.
Новое время, его драматическая история (революция, гражданская война, становление государства) требовали другой формы, другого голоса и, если хотите, другой судьбы поэта. И те, кто всё-таки ещё в школе хоть сколько-то учил Маяковского, легко и с удовольствием обнаружат в копилке памяти крылатые фразы Владимира Владимировича, даже не напрягаясь, чтобы вспомнить точно всю строфу или стихотворение целиком:
Я знаю силу слов, я знаю слов набат.
В годы популярности «Окон РОСТА», да и в другое время стихи Маяковского зачастую действительно имели силу набата, о чём речь впереди.
Тут и фраза, милая нынче сердцу каждого, мечтающего о славе поп-звезды:
Послушайте!
Ведь если звезды зажигают —
значит – это кому-нибудь нужно?
А это уже афоризм:
Да будь я и негром преклонных годов,
и то без унынья и лени,
я русский бы выучил только за то,
что им разговаривал Ленин.
А в какой семье всерьёз или с улыбкой не вспоминали:
…Как говорят, «инцидент исперчен».
Любовная лодка разбилась о быт.
С тобой мы в расчете, и не к чему перечень
Взаимных болей, бед и обид.
А насчёт следующих строк из стихотворения «Сергею Есенину» – большое сомнение, что хорошо знают его наши, порой непредсказуемые, подростки:
В этой жизни помереть не трудно.
Сделать жизнь значительно трудней.
На примере Маяковского можно стопроцентно утверждать, что краткость – сестра таланта. Уметь в нескольких словах сказать о главном или просто интересном, да так, что это останется в памяти читателя надолго, – явление не столь частое.
Тут и решительное:
Тише, ораторы! Ваше слово, товарищ Маузер.
И почти лирическое:
…Город зимнее снял.
Снега распустили слюнки.
Опять пришла весна,
глупа и болтлива, как юнкер.
И на уровне приговора:
…Тот,
кто постоянно ясен —
тот,
по-моему,
просто глуп.
И время от времени популярное:
Ешь ананасы, рябчиков жуй,
день твой последний приходит, буржуй.
И бессмертное:
Мечтой встречаю рассвет ранний:
«О, хотя бы
еще
одно заседание
относительно искоренения всех заседаний!»
Маяковский умел в нескольких словах выразить так много, как не всякий прозаик сумеет сделать в целом романе:
…Я хотел бы
жить и умереть
в Париже,
если б не было
такой земли – Москва.
Для Маяковского не было неудобных тем. Он прямо и, как всегда, метафорично говорил о своём, и не только, творчестве:
Поэзия – та же добыча радия.
В грамм добыча, в год труды.
Изводишь единого слова ради
Тысячи тонн словесной руды.
И о девальвации значительных для нас слов:
Слова у нас, до важного самого,
В привычку входят, ветшают, как платье.
Тут же и некогда очень известное:
….Помни это каждый сын.
Знай любой ребенок:
вырастет из сына свин,
если сын – свиненок.
И, естественно, Маяковский мечтал о большой любви, отвечающей его надеждам и темпераменту. И он встретил её в лице Лили Брик в 1915 году – главную в своей судьбе любовь, которой отдал все силы своей страстной души идеалиста. Он ждал этой любви, он готов был посвятить ей всю свою жизнь и ждал от Лили Брик того же. Её замужество не было препятствием для его огромных чувств, и эта (как вспоминали о ней современники) необыкновенно красивая женщина ответила на его любовь. Однако разводиться с Осипом Бриком вовсе не собиралась, и вся жизнь Маяковского в этом плане превратилась в долгую, порой невыносимую пытку. «Она умела быть грустной, женственной, капризной, гордой, пустой, непостоянной, влюбленной, умной и какой угодно», – вспоминал о ней литературовед Виктор Шкловский. Лиле Брик Маяковский посвящал поэмы, часто писал из-за границы, спрашивал, не надо ли что-то купить для неё, постоянно ревновал, – словом, его идеальные представления о свободной, не мещанской любви, приносящей много радости, разбивались о реальность и прозу жизни. Слава поэта, поддержанного революционными властями, была очень кстати Брикам, служила своего рода охранной грамотой, а также дополнительным доходом в семейный бюджет, ибо Маяковский подолгу жил вместе с Бриками, и гонорары активно печатающегося поэта были всегда весьма кстати.
О. Брик, Л. Брик и В. Маяковский
Справедливости ради стоит помнить, что в свою очередь Осип Брик способствовал изданию его произведений, участвовал в литературной жизни в качестве теоретика одного из течений новой литературы – футуризма, к которому относил себя и Маяковский. И всё же основанием дружбы с Бриками была любовь Владимира Владимировича к Лиле. «…Мне так – так не хочется, чтоб ты меня забыла! Ничего не может быть тоскливее жизни без тебя. Не забывай меня, я тебя люблю в миллион раз больше, чем все остальные, взятые вместе. Мне никого не интересно видеть, ни с кем не хочется говорить, кроме тебя. Радостнейший день в моей жизни будет – твой приезд…» – признавался он в одном из писем. Вместе с тем по складу их характеров роман этот порой давал трещины, но Лиля не собиралась отпускать от себя поэта, памятуя о его неплохих гонорарах, а после и о завещании Маяковского, очень для себя выгодном.
Известно, что пара эта не особенно хранила верность друг другу. В 1925 году во время поездки в Америку Владимир Владимирович был увлечён эмигранткой Элли Джонс, которая родила ему дочь Патрисию, с которой поэту удалось-таки повидаться уже в Италии спустя 3 года. В 1991 году она приезжала в Россию и называла себя Еленой Владимировной Маяковской. Её жизнь сложилась благополучно, она все эти годы жила и работала в Штатах. Из-под её пера вышла книга об отце.
А время шло, и, убедившись, что в странной жизни с Бриками у него нет будущего в смысле своего очага, собственной семьи, Маяковский поневоле искал ту, что ответит ему полной взаимностью, поможет наконец избавиться от этих, трагических для поэта страданий. И такая встреча состоялась в Париже с Татьяной Яковлевой, на которую Маяковский произвёл очень сильное впечатление. Позже она вспоминала, как талантливо он ухаживал за ней, как много общего оказалось у них, не случайно Татьяна знала немало стихов Маяковского наизусть. Поэт сделал ей предложение, она пообещала подумать. Вернувшись в Россию, Маяковский стал строить планы на новую поездку в Париж, но на этот раз ему было отказано. О том, кто приложил к этому руку, можно только догадываться.
…Ты не думай,
щурясь просто
из-под выпрямленных дуг.
Иди сюда,
иди на перекресток
моих больших
и неуклюжих рук.
Не хочешь?
Оставайся и зимуй,
и это
оскорбление
на общий счет нанижем.
Я все равно
тебя
когда-нибудь возьму —
одну
или вдвоем с Парижем.
1928
И, наконец, к уходу Маяковского из жизни так или иначе оказалась причастна актриса Полонская, с которой Маяковский нередко встречался. Несмотря на любовь к поэту, Вероника не давала согласия на уход от мужа, известного артиста Михаила Яншина. Состоялся тяжёлый для обоих разговор, а вскоре стало известно о самоубийстве Маяковского.
…Не смоют любовь