Как хороши, как свежи будут розы,
Моей страной мне брошенные в гроб!
Надо сказать, и в этом случае, как и во многих других, где наши поэты словно предсказывали финал своей судьбы, многое сбылось. Умер Северянин вне родины, а имя его ещё долго было в глубокой тени по самым разным причинам. Как сказал Евгений Евтушенко: «Пришли иные времена. Взошли иные имена». Был серьёзный мотив и в отношении к его поэзии, не всегда несправедливом. Вот несколько слов Валерия Брюсова о стихах Северянина, особенно в более зрелый период: «Северянин чрезвычайно быстро “исписался”, довел, постоянно повторяясь, своеобразие некоторых своих приемов до шаблона, развил, в позднейших стихах, недостаток своей поэзии до крайности, утратив ее достоинства, стал приторным и жеманным и сузил темы своих “поэз” до маленького круга, где господствовало “быстро-темпное упоение”, восклицания “Вы такая эстетная” и т. д., – салонный эротизм и чуждый жизни эстетизм». Как говорится, из песни слова не выкинешь, и, читая его стихи, порой поневоле вспомнишь и о четырёх классах образования, и о том стремительном взлёте на Парнас, когда творческий опыт ещё не был готов более тщательно относиться и к технике стихосложения, и к множеству новых слов, рождённых спонтанно, в процессе написания, но не выверенных до конца, примером чему был тот же Владимир Маяковский, не допускавший ни приблизительных по ходу эпитетов, ни рыхлой формы, – как, кстати, и большинство русских поэтов-классиков разных лет и даже эпох. Высокий художественный вкус, возможно, просто не успел развиться в должной степени, учитывая скоростной маршрут творческого пути. Вот финальная часть стихотворения «Моя Россия», подсказанного «Россией» Александра Блока.
…И наши бабы избяные,
И сарафаны их цветные,
И голоса девиц грудные,
Такие русские, родные,
И молодые, как весна,
И разливные, как волна,
И песни, песни разрывные,
Какими наша грудь полна,
И вся она, и вся она —
Моя ползучая Россия,
Крылатая моя страна!
«И наши бабы избяные», «Моя ползучая Россия» – здесь художественный вкус явно изменил автору. Или такого типа строки, которые больше от ума, чем от сердца, и потому поэтически не убедительны:
…С миражем в вдохновенном взгляде
Я аромат элегий пил.
Дышало маем от тетради,
Сиренью пахло от чернил!
Надо сказать, что Северянин не раз был потревожен литературной критикой, и реагировал резко отрицательно на таких «недругов».
…Вы лишь одна из грязных кочек
В моем пути, что мне до них?
И лучшая из Ваших строчек —
Все ж хуже худшей из моих!
…Да ослепит Вас день весенний,
И да не знают Вас века!
Вы – лишь посредственность,
я – гений!
Я Вас не вижу свысока!
(«Поэза бывшему льстецу»)
А рядом – глубокие, тонкие, искренние строки, без позы, без словесных украшательств, – словом, сама Поэзия.
О, знаю я, когда ночная тишь
Овеет дом, глубоко усыпленный,
О, знаю я, как страстно ты грустишь
Своей душой, жестоко оскорбленной!..
И я, и я в разлуке изнемог!
И я – в тоске! Я гнусь под тяжкой ношей…
Теперь я спрячу счастье под замок, —
Вернись ко мне: я все-таки хороший…
(«Романс»)
Поэтому не будем акцентировать на невольных минусах поэта эмоционального, со своим почерком и обаянием непохожести на других и вернёмся к наиболее плодотворным годам жизни Северянина.
Продолжается его творческо-издательская деятельность. В 1925 году выходит «роман в строфах» «Рояль Леандра», следом – «Колокола собора чувств», а в 1928-м он издает Антологию эстонской лирики за 100 лет. И только после его ухода была издана книга документальной прозы «Уснувшие весны». Конечно же, это была проза поэта – о жизни, о русских писателях, об Эстонии, о вынужденных порой скитаниях.
А любители поэзии не расставались с его лучшими стихами, в том числе написанными ещё задолго до революции, когда молодость души и рано проснувшийся поэтический талант диктовали Северянину такие, почти колдовские, строки:
Это было у моря, где ажурная пена,
Где встречается редко городской экипаж…
Королева играла – в башне замка – Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил ее паж.
Было все очень просто, было все очень мило:
Королева просила перерезать гранат,
И дала половину, и пажа истомила,
И пажа полюбила, вся в мотивах сонат.
А потом отдавалась, отдавалась грозово,
До восхода рабыней проспала госпожа…
Это было у моря, где волна бирюзова,
Где ажурная пена и соната пажа.
(«Это было у моря»)
Как уже отмечалось, Игорь Васильевич почти сразу после революции поселился в Эстонии, бывшей тогда ещё частью России. Однако уже вскоре Эстония отделилась, и Северянин оказался за границей. И хотя принимал активное участие в литературных мероприятиях на родине, ощущение потери самого дорогого никогда не оставляло его. Вот о чём он мечтал тогда с матерью, Натальей Степановной:
…И будет праздник… большой, большой,
Таких и не было, пожалуй,
С тех пор, как создан весь шар земной,
Такой смешной и обветшалый…
И ты прошепчешь: «Мы не во сне?..»
Тебя со смехом ущипну я
И зарыдаю, молясь весне
И землю русскую целуя!
(Из цикла «Чаемый праздник»)
Игорь Северянин спешил жить и делал это ярко и плодотворно. Он умер в оккупированном фашистами Таллине зимой 1941 года в возрасте 54 лет и похоронен там на православном Александро-Невском кладбище.
Я, гений Игорь Северянин,
Своей победой упоен:
Я повсеградно оэкранен!
Я повсесердно утвержден!
…До долгой встречи! В беззаконце
Веротерпимость хороша.
В ненастный день взойдет, как солнце,
Моя вселенская душа!
Могила И.В. Северянина
«Так ещё не писали…»(И. Бунин)
Предзимняя пора богата на поэтов… Вот и я невольно начала с поэтической интонации. И действительно, одно за другим следуют блистательные имена, чьи дни рождения приходятся на это время: Сергей Есенин, Марина Цветаева, Андрей Белый, Иван Бунин, для которого осень стала не случайной в судьбе (10 октября 1870 года он появился на свет в Воронеже, а 8 ноября в возрасте 83 лет умер в Париже). И хотя многие читали его стихи, всё же большинство считает Бунина прежде всего прозаиком. Конечно, такие произведения, как повесть «Деревня», сразу же высоко оценённая Максимом Горьким, рассказы «Сны Чанга», «Митина любовь», великолепный цикл «Тёмные аллеи», и не только, сделали по-настоящему знаменитым Бунина, сыграли свою роль в присуждении ему Нобелевской премии. Но и не будем забывать, что всё это – проза поэта. Вот почему она очаровывает нас, пленяет чуть слышной мелодией, удивляет и радует ярким, точным и щемящим, как в поэзии, языком. И, кстати, сам Бунин говорил: «…я главным образом поэт». Более того, переживал из-за того, что проза его вытесняет столь дорогую для души поэзию, – естественно, в глазах читателей. Когда один поэт, будучи в эмиграции, высказался: «Мы вас любим не за стихи», Бунин тут же сдал сдачу: «Я вас тоже люблю не за стихи». И впрямь, для такого отношения к своей поэзии у него были основания.
О, радость красок! Снова, снова
Лазурь сквозь яркий жёлтый сад
Горит так дивно и лилово,
Как будто ангелы глядят.
О радость радостей! Нет, знаю,
Нет, верю, Господи, что ты
Вернёшь к потерянному раю
Мои томленья и мечты!
Стремление к возвышенному, чистому и прекрасному владело его душой с юности. «Я… часами простаивал, глядя на ту дивную, переходящую в лиловое, синеву неба, которая сквозит в жаркий день против солнца в верхушках деревьев, как бы купающихся в этой синеве, – и навсегда проникся глубочайшим чувством истинно божественного смысла и значения земных и небесных красок». А двадцатилетним юношей пишет любимой девушке Варе Пащенко: «…Нет, ей-богу, буду, должно быть, человеком. Только кажется мне, что для этого надо не «место» сохранять, а, как весталка, чистоту и силу души. А ты называешь это мальчишеством. Голубчик, ты забываешь, что я ведь готовил себя с малолетства для другой, более идеалистической, жизни».
И.А. Бунин
Вот вам и секрет гениальности Бунина, вот и подсказка для тех, кто хочет посвятить себя искусству: без чистоты и силы души вряд ли что получится ценное для людей и времени. И это так актуально сегодня, когда скороспелую известность многие готовы принять за высоту творческих деяний. А настоящая высота – вот она:
Похолодели лепестки
Раскрытых губ, по-детски влажных —
И зал плывёт, плывёт в протяжных
Напевах счастья и тоски.
Сиянье люстр и зыбь зеркал
Слились в один мираж хрустальный —
И веет, веет ветер бальный
Теплом душистых опахал.
Кажется, никакого сюжета, только штрих, только звук, только эпизод судьбы, а какая полнота чувства, какая законченность мысли! На такое способен только большой мастер.
И снова – к ней же: «О, Варенька, если б Господь дал нам здоровья и счастья! Как я хочу его – этого счастья, радости и красоты жизни!.. Как я хочу быть для тебя здоровым, смелым, стройным, чтобы в глазах светилась молодость и жизнь… Так много у меня в душе образов, жажды творчества! И любовь к тебе, как к моему другу, к поддержке жизни моей, и эти желания, желания запечатлеть жизнь в образах, в творческом слове – как всё это иногда окрыляет меня!»… Кстати, он и Варвара хотели пожениться, но родители девушки были против; роман продолжался, но постепенно оба стали понимать, что средств к совместной жизни пока нет, и Варвара нашла наконец себе состоятельного супруга…