Путь этот был не сказать, чтобы простой! В войну Фейгельман лектором часто ездила на флот, писала в анкетах: “Участвовала в освобождении Крыма и Севастополя”. Закончила Литинститут и после в нем же преподавала». Добавлю, что в зрелые годы она была известна как писательница и театровед Любовь Руднева.
Л.С. Руднева
Вот вам и Любка… А Смеляков, как истинный художник, сумел превратить историю любви в чистую поэзию и сказал своё слово в русской литературе стихами такого уровня.
Но была у Смелякова и такая личная жизнь, что не избежала драмы.
Однако первый заметный роман родился на фоне общих интересов с Маргаритой Алигер, поэтессой, успешно набиравшей и мастерства, и известности. Но два поэта в одной семье… – редко такое сочетание ведёт к стабильности отношений. И уже женитьба на Татьяне Стрешневой – и литераторе, и в то же время очень «домашней» супруге, – уравновесила его жизнь. В то же время было место и увлечениям, так сказать, между делом, которых не чурались именитые мэтры на высоких должностях. Достаточно вспомнить Ивана Пырьева, главного кинематографиста не такого давнего времени. Вот и здесь, отправив своего бывшего ученика поэта Владимира Соколова в командировку, Ярослав Смеляков решил «подъехать» к его жене, болгарке Генриетте, не предполагая, что она влюбится в него всерьёз…
По возвращении Соколова, не в силах его долго обманывать, жена призналась мужу в измене, а потом решила выяснить отношения со Смеляковым. На что тот, образно выражаясь, «спустил её с лестницы». Финал был для всех ужасный: Генриетта выбросилась с 8-го этажа. Увы, и тут Ярослав Васильевич не придумал ничего лучшего, чем срочно уехать из Москвы. Как творческий человек, я не сомневаюсь, что этот случай не давал его совести надолго засыпать… С другой стороны, огромная работа на благо Союза писателей СССР требовала от него максимум времени и усилий.
Я.В. Смеляков
Будучи сам уже признанным поэтом, Смеляков относился с глубоким уважением к поэтам-современникам, достойно несущим крест судьбы и таланта. Последние строки стихотворения, посвящённого Ахматовой, можно с полным правом отнести и к самому Ярославу Васильевичу.
…Мы ровно в полдень были в сборе
совсем не в клубе городском,
а в том Большом морском соборе,
задуманном еще Петром.
И все стояли виновато
и непривычно вдоль икон —
без полномочий делегаты
от старых питерских сторон.
По завещанью, как по визе,
гудя на весь лампадный зал,
сам протодьякон в светлой ризе
Вам отпущенье возглашал.
Он отпускал Вам перед богом
все прегрешенья и грехи,
хоть было их не так уж много:
одни поэмы да стихи.
(«Анна Ахматова»)
Среди известных стихотворений Смелякова – «Извинение перед Натали». Прочитав его в книге «День России» ещё молодой поэтессой, я доверчиво поверила в абсолютное раскаяние поэта.
Теперь уже не помню даты —
ослабла память, мозг устал, —
но дело было: я когда-то
про Вас бестактно написал.
…Я не страдаю и не каюсь,
волос своих не рву пока,
а просто тихо извиняюсь
с той стороны, издалека.
Я Вас теперь прошу покорно
ничуть злопамятной не быть
и тот стишок, как отблеск черный,
средь развлечений позабыть.
Ах, Вам совсем нетрудно это:
ведь и при жизни Вы смогли
забыть великого поэта —
любовь и горе всей земли.
Но уже позже я поняла, что при всей видимости извинения перед женой Александра Сергеевича поэт всё-таки не смог скрыть свою досаду, свой упрёк в адрес Натальи Николаевны, это было выше его сил, однажды и навсегда полюбившего «солнце русской поэзии». О чём достаточно явно говорят последние строки стиха. И как не преклоняться перед такой любовью?
Сложная и в то же время цельная натура Ярослава Васильевича выдавала на-гора такие вроде бы земные стихи, как «Командармы гражданской войны», в то же время освещённые, как вспышкой, мощным образом с попаданием в десятку.
Мне Красной Армии главкомы,
молодцеваты и бледны,
хоть понаслышке, но знакомы,
и не совсем со стороны.
Я их не знал и не узнаю
так, как положено, сполна.
Но, словно песню, вспоминаю
тех наступлений имена.
В петлицах шпалы боевые
за легендарные дела.
По этим шпалам вся Россия,
как поезд, медленно прошла…
или пронзительные строки из «Истории»:
И современники, и тени
в тиши беседуют со мной.
Острее стало ощущенье
Шагов Истории самой.
…Она своею тьмой и светом
меня омыла и ожгла.
Все явственней ее приметы,
понятней мысли и дела.
Мне этой радости доныне
не выпадало отродясь.
И с каждым днем нерасторжимей
вся та преемственная связь.
Как словно я мальчонка в шубке
и за тебя, родная Русь,
как бы за бабушкину юбку,
спеша и падая, держусь.
И, конечно же, многим известно стихотворение «Если я заболею», вскоре положенное на музыку. Песню полюбили сразу, и не случайно её охотно исполняли и Юрий Визбор, и Владимир Высоцкий, и многие другие артисты и певцы.
Этим стихом Ярослав Васильевич Смеляков словно прощался со всеми: и теми, кто помнит о нём, и кто только узнаёт о замечательном поэте и гражданине, его трудной и высокой судьбе.
Если я заболею,
к врачам обращаться не стану,
Обращаюсь к друзьям
(не сочтите, что это в бреду):
постелите мне степь,
занавесьте мне окна туманом,
в изголовье поставьте
ночную звезду.
Я ходил напролом.
Я не слыл недотрогой.
Если ранят меня в справедливых боях,
забинтуйте мне голову
горной дорогой
и укройте меня
одеялом
в осенних цветах.
…От морей и от гор
так и веет веками,
как посмотришь, почувствуешь:
вечно живем.
Не облатками белыми
путь мой усеян, а облаками.
Не больничным от вас ухожу коридором,
а Млечным Путем…
Умер поэт 27 ноября 1972 года и захоронен на Новодевичьем кладбище Москвы. На его могиле – отлитая в металле внушительная пятиконечная звезда. И я думаю, это в высшей мере справедливо. Ведь Ярослав Смеляков – действительно большой советский поэт, который без труда прошёл за нами и в двадцать первый век и продолжает быть примером мужества и верности – как поэзии, так и родине.
Как вольная сильная птица…(Н. Рубцов)
1
Серый октябрьский день. В просторной аудитории Литинститута имени Горького относительная тишина. Вдруг в мои руки попадает небольшая книжка. Прилежная студентка (мамино воспитание), хочу передать сборник дальше, поскольку и фамилия автора почти незнакома. Но что-то заставляет заглянуть внутрь…
В горнице моей светло.
Это от ночной звезды.
Матушка возьмет ведро,
Молча принесет воды…
Безыскусные, с горчинкой, и все-таки очень светлые строфы коснулись самого сердца… Переворачиваю страницу – и там о ней, малой родине, но уже более широко и глубже:
Тихая моя родина!
Ивы, река, соловьи…
И в том, как точно, с каким удивительным чувством меры повторялось далее слово «тихо», уже был виден не только талантливый поэт, но и мастер. А строки ведут, и каждый глагол – сквозь сердце, и, наконец, как выдох:
С каждой избою и тучею,
С громом, готовым упасть,
Чувствую самую жгучую,
Самую смертную связь.
Н.М. Рубцов
Простые и пронзительные эти строки не дойдут разве что до человека, для которого не только поэзия, но и родина – пустой звук. Знал ли Николай Михайлович, тогда для большинства просто Коля, что в «самой смертной» связи с ним, поэтом, будут тысячи, а потом и миллионы людей – даже те, кто до сих пор смотрел на поэзию, особенно современную, свысока?!
Каждая страница в сборнике – ступенька в глубочайший внутренний мир Николая Рубцова. До сих пор многие склонны причислять его к поэтам чисто лирическим, камерным. Но вот третье по порядку стихотворение – «Русский огонек».
Огнем, враждой
Земля полным-полна,
И близких всех душа не позабудет…
– Скажи, родимый,
Будет ли война? —
И я сказал:
– Наверное, не будет.
Ни одного громкого слова, а какая точная и емкая картина! И строки, ставшие уже крылатыми:
За все добро расплатимся добром,
За всю любовь расплатимся любовью…
Уже несколько стихов достаточно было, чтобы с удивленной радостью понять, что судьба сделала тебе огромный подарок. Почти о каждом произведении в сборнике можно говорить отдельно с искренним интересом и чувством благодарности. Но еще одно невозможно не вспомнить. Весь размах души поэта, вся глубина памяти и энергия творческой силы не вылились даже, а выхлестнулись, как весенняя река из берегов, в знаменитом уже «Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны…» А музыка, которая так органична всей поэзии Рубцова, достигает здесь поистине симфонической мощи. И «таинственный» всадник, что скрылся в тумане полей, будто перелетел с картины Чюрлениса на книжную страницу. Такая перекличка – и музыкальная, и образная – может быть только у художника, вставшего вровень с большим искусством. И вот последние страницы сборника. И снова стихи с грустинкой – тонкой, элегической, присущей только Рубцову, далекой от унылости, но какой-то очень щемящей.