Николаю Дмитриеву
Мой дядя, самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
То к Николаю взор направил
И лучше выдумать не мог.
Его пример – другим наука:
Наш юбиляр протянет руку
И смело друга поведёт —
Где вольный ветер рифму вьёт.
Он слушать небо вас научит,
А значит, нет поэта круче! —
Считает лучший из спецов
Наш классик Юрий Кузнецов.
Не зря гордятся Колей предки:
И порох есть, и выстрел меткий,
И не уснёт благая весть,
Когда в запасе рифма есть!
(24.01.03)
Своё искреннее слово в память о поэте хочется закончить такими его строками:
…В школу спешит ребятня
Через большую протоку,
Через сияние дня
К Пушкину, Тютчеву, Блоку.
…И конечно же, к замечательному поэту Николаю Дмитриеву.
Как русский простой богатырь…(И. Тюленев)
Игорь Тюленев – поэт уже достаточно известный, со многими званиями и премиями, изданных книг немало. Естественно, что с годами увеличивается и ответственность: громкое имя ко многому обязывает. Тем более что настоящее живое слово, порой кажется, становится редкостью и потому всё дороже уму и сердцу. И когда попадает в руки такая книга – растягиваешь удовольствие, потому что истинную поэзию нельзя пролистать за полчаса, она становится частью твоей жизни.
За что же всё-таки любят читатели Игоря Тюленева? Да вот за то, порой бесшабашное, порой на грани игры и озорства (смотри на парижский цикл, да и другие стихи), по-русски широкое «раззудись, плечо, размахнись, рука», где главное – не сами строчки, а вот это состояние вольности бытия, радости за своё призвание, любви ко всему драгоценному для души… И такое же открытое, иногда наотмашь, неприятие многого из того, что делает из человека или узколобого исполнителя, или подобие дикаря со всеми вытекающими. Тюленев не стремится хорошо выглядеть (а чего подумают те или эти?), он раскрывается весь – со всеми достоинствами и недостатками: вот я такой, хотите – любите, хотите – гоните.
…А если это дом друзей,
То лучше в мире нет лекарства,
Полнее, друг, стакан налей,
За русское я выпью Царство!
Да за великие дела,
За славу мировой Державы.
И как сказал старик Державин:
– Французить нам престать пора,
Но Русь любить
И пить.
Ура!
(«Хвала гранёному стакану»)
А рядом – горькие и точные строки о том, что ещё недавно слишком скоро решались судьбы многих и многого, что отзывается в народе болью и обидой; что сплошь и рядом с водой выбрасывали ребёнка те, кому уж очень хотелось взобраться быстро кверху и враз разбогатеть, а после смотреть свысока, а то и с презрением, на соплеменников.
…Душе подай целительный настрой,
И я смотрел без тени превосходства,
Что со страною стало и со мной,
И тихо плакал, чувствуя сиротство.
Я не скажу, что повлиял запой —
Не пью, беру уроки атлетизма.
Я плакал над разрушенной страной,
Упавшей в пропасть с пика Коммунизма!
(«Советское кино»)
Игорь Тюленев хорошо знает, что делу – время, а потехе – час, что читатель должен и отдохнуть от серьёзного и грустного, и вот уже появляются стихи с молодецкой удалью, со смешинкой, а то и озорством, но в основе своей очень добрые и близкие по духу то русской частушке, а то и Роберту Бернсу.
Ты стóишь всех моих наград,
Прекрасная Маруся!
Я прыгну ночью в палисад,
В окошко постучуся.
Клубятся желтые шары
Перед окном подруги.
«Петрушка!» – скажет. – «Это ты?»
И встречь протянет руки.
…Ну ладно б спутала с ведром,
С луной, с шаром в окошке…
А то с дубиною Петром.
Прощай навеки, крошка.
(«Цветы»)
Однако и без шуток, но с искренним восторгом он отдаёт дань женской красоте, в том числе женскому телу, в самых откровенных строках не опускаясь до пошлости, что нынче очень даже в моде. Он, как Рубенс, отдаёт дань этой красоте, наполняя каждое слово естественным и в то же время прекрасным чувством.
…Молодая женщина, постой,
Покорила ты меня осанкой
И улыбкой, чистой и простой,
Самогоном, песней и тальянкой.
Платье с кружевным воротником,
Ямочки на розоватых щеках,
На подушках, пышных и высоких,
Божество… и я к нему влеком.
Бедра, ягодицы, плечи, грудь
Встанут океанскими волнами,
Эта дева с райскими ногами,
Как она прекрасна, просто жуть!
Сеновал, диван или топчан
Испытаем до утра с толстушкой,
Утром не разбудите и пушкой,
Потому что от любви я пьян…
(«Я люблю провинцию души…»)
Но поэт снова становится и серьёзен, и по-сыновьи нежен, когда речь заходит о малой родине, с которой связано всё самое истинное и дорогое сердцу. Не случайно Тюленева знают и любят в Перми, откуда он родом. И не случайны в его ответах на вопросы сайта «Российский писатель» такие строки:
«А в русской глубинке выступление поэтов собирает полные залы…
Заверяю вас, что нет читателя благодарнее, чем простой русский человек. Там нас действительно ждут.
Вся сила и мощь зреет в провинции. Мы самые крутые, мы самые талантливые, мы самые сильные. Об этом я всегда спорю с московскими поэтами и критиками. Поэзия развивается не по горизонтали, а по вертикали: от земли – к небу, от души к Богу…» Золотые слова, и вовремя сказаны! А поэзия – вот она:
Шли родительской равниной,
Ты да я, да мы с тобой.
То с березкой, то с рябиной
Говорили вразнобой.
До столицы простиралась
Не захваченная даль,
Много здесь еще осталось
Из того, что сердцу жаль.
(«Ты и я»)
Или:
Еще грибы в бору растут
И кое-где трезвонят птицы,
Но холода идут, идут,
Как вороги из-за границы.
Нагие, как перед судом,
Стоят березы перед снегом,
А нет бы, постучаться в дом,
Поговорить бы с человеком.
(«Еще грибы в бору растут…»)
Отрадно, что в стихах Игоря Тюленева нет какой-то одной постоянной темы, когда поэт уже «пережёвывает» не раз сказанное, когда, на какой странице ни откроешь книгу, – одна интонация, зачастую один размер и не очень новая форма старого содержания. Когда, как выразилась давно одна землячка, от стихов пахнет пóтом. У Игоря в книге, как в жизни, всего хватает: и грусти, и юмора, и прямой публицистики, и не только доброй иронии. И всё – широко, правдиво, искренно… Поэт доверяет читателю самое сокровенное и надеется на понимание. И, как правило, не ошибается в этом. А потому и творческой смелости ему не занимать.
…Поехало, пошло веселье,
Звенели рюмки и ножи,
И вилки острое движенье
Моей коснулось бороды,
Но траекторию закончив,
Вонзилась с радостью в пельмень,
Он над столом взлетел, как кочет,
Любимец русских деревень.
А я его сначала в уксус,
Затем в горчицу, майонез.
Потом на клык… Он сразу душу
Наружу выставил, подлец.
А где душа, там наша песня,
Как пламя вьется над столом.
Всего-то водка, фарш и тесто!
А словно короли живем.
(«Ода русским пельменям»)
Такие стихи появляются, когда душа на месте, когда есть хороший тыл, где тебя понимают, прощают, если что, и никогда не предадут. А в этом Игорю и в самом деле повезло. Влюбился, и вот уже не один десяток лет длится это свидание… А впрочем, вот как он сам вспоминает об этом: «В семидесятые, в конце апреля в нашем городе (Перми) проводилась эстафета на приз областной газеты “Звезда”, в которой начинал с фельетонов будущий известный писатель Аркадий Гайдар. Я тоже бежал в этот день за свой техникум…
Рубашка, завязанная узлом на талии (живота тогда ещё не было), брюки клёш и рваные кеды китайского производства – вот и вся моя тогдашняя «экипировка»! А что вы хотите – мама умерла, когда мне было всего семь лет. Жил с мачехой, но постоянно убегал за двадцать километров к бабушке Анне, хоть зимой, хоть летом – и в том, что бог послал.
Пробегая по Комсомольскому проспекту, я обратил внимание на трёх симпатичных девчонок, сидящих на скамейке и что-то бурно обсуждающих. Я окликнул их и пообещал вернуться победителем и познакомиться. Сам не знаю, почему так захотелось узнать, о чём же они спорили?
Как сказал, так и сделал. Победил и познакомился. А спорили девушки о поэзии, о поэме Евгения Евтушенко, напечатанной в журнале “Юность”. (В наше время и стихи читали, и спорили о них.) Так как проспект упирался в красавицу Каму, то я предложил собеседницам прогуляться до набережной. Пока мы шли, мои спутницы продолжали разговор о поэзии, а я молча выбирал ту, с которой буду встречаться сегодня, а может, и завтра… По молодости лет больше чем на два-три дня я не строил планы. И вот сразу три девушки, ученицы элитной английской школы города, на любой вкус, как говорится.
Первая, Ирина, на которую я сразу обратил внимание, была просто красавица! Тонкие черты лица, карие, миндалевидные глаза, с длинными ресницами, на которых, как на качелях, мог раскачиваться лёгкий ветерок, дующий с реки… Другие тоже были ничего себе, но… В общем, вы меня поняли.
По дороге мы говорили больше всего о русской поэзии…