Какие именно меры, майор не уточнил — но Николай Васильевич прекрасно знал это и сам. Арест, суд, приговор — а потом… Перестройка перестройкой, демократизация демократизацией, а статью об измене Родине еще никто не отменял.
— Разрешите идти, товарищ полковник? — встал из-за стола Борисов.
— Да-да, майор, идите, — отрешенно кивнул Николай Васильевич. — Впрочем, нет, постойте. Чисто любопытства ради… а на кого он работает? На какую страну-то?
— На Германию, — бесстрастно ответил Борисов.
— Твою мать… — выдохнул Николай Васильевич.
Борисов лишь кивнул головой, явно соглашаясь с подобной оценкой создавшегося положения.
Действительно, в такой нестандартной ситуации Николай Васильевич не находился еще ни разу.
11:30
Минск
Средняя школа номер 23
До конца урока литературы оставалось пятнадцать минут.
— Хотя «Разгром», — продолжила обьяснение нового материала Анна Станиславовна, — и является единственным значительным произведением Александра Фадеева, но тем не менее этого романа хватило писателю для того, чтобы войти в когорту советских классиков. После того, как «Разгром» получил очень высокую оценку со стороны не только советских, но и зарубежных критиков…
Увы, не все ученики 10-го «А» слушали рассказ о жизни и творческой деятельности классика советской литературы с должным вниманием. В частности, сидящие на последней парте Ринат и Петя предпочитали тонкостям русской литературы самостоятельные занятия русским языком. Они увлеченно играли в «виселицу».
Но и от этого интеллектуального занятия Рината отвлекли какие-то звуки, внезапно послышавшиеся из-за стенки.
— Что это там за базар в коридоре? — тихо спросил он.
— А, знаю, — кивнул головой Петя, явно что-то вспомнив. — Это делегация. Иностранцы.
— Ух ты! — Глаза Рината загорелись. — А откуда?
— Из Кишинэу, — ответил Петя.
— А это где?
— В Румынии.
— Тьфу! — разочарованно плюнул Ринат, угодив прямо в кружочек, изображающий голову нарисованного «висельника». К счастью, Анна Станиславовна этого не заметила.
— Чего плюешься-то? — поинтересовался Петя не столько укоризненным, сколько удивленным тоном.
— Да ну… — махнул рукой Ринат. — Тоже мне иностранцы. Добро бы американцы или, там, англичане.
— Размечтался, — хмыкнул Петя.
— Ну или, на худой конец, шведы или японцы. А то румыны.
— Ну так ведь заграница.
— Тоже мне заграница. Нет, Петруха, это неинтересно. Все эти румыны, поляки, юги, французы… Такие же соцстраны. Никакой разницы.
— То есть как это никакой разницы? — не согласился с Ринатом Петя. — У нас — генсек, в Румынии — король. У нас — одна партия, у них — несколько. У нас — один социализм, у них…
— Да ладно тебе, Петруха, — покачал головой Ринат. — В главном-то я прав, и ты это прекрасно знаешь.
На это Пете ответить было нечего.
14:00
Ленинград
Германское консульство
Антон знал, что ждать ему оставалось совсем недолго. Еще четверть часа назад он был в очереди третьим. Однако вот уже вызвали и молодого экономиста, собравшегося в Мемель на международную конференцию, и пожилого киевлянина, желающего поехать в гости в родственникам в Лемберг. Следующим будет он, Антон Грибусевич.
— Антон Грибусевич! — и впрямь послышался голос появившейся секретарши.
Вскочив с места, Антон зашагал за секретаршей по коридору. Впрочем, до нужного кабинета ему пришлось пройти не более пяти метров.
— Здрафстфуйте, — с заметным акцентом поприветствовал нового посетителя поднявшийся из-за стола пожилой чиновник. — Меня зофут Рудольф Гербер. Сатитесь, пошалуйста.
— Большое спасибо, — на чистом немецком языке ответил Антон, пожимая протянутую руку. — Очень рад с вами познакомиться.
— О, вы говорите по-немецки! — обрадовался Гербер. — У вас был очень хороший учитель.
— Дело в том, — пояснил Антон, усаживаясь на стул, — что я уже два года работаю в минском филиале компании «Агфа-Вольфен».
— Вот как! — понимающе кивнул головой чиновник, разглядывая принесенные Антоном бумаги. — И теперь, как я вижу, компания желает перевести вас в Берлин, где расположена ее штаб-квартира.
— Именно так, — ответил Антон. — Но для этого мне нужна рабочая виза…
— Понятно, — снова кивнул головой Гербер. — Что ж, Антон, начнем собеседование. Ваши фамилия, имя и… отшестфо?
— Грибусевич, Антон Николаевич, — произнес Антон так отчетливо, как если бы немец и без того не мог увидеть эти данные в лежащей перед ним анкете.
За первым привычно-анкетным вопросом последовали еще несколько ему подобных.
— На следующий вопрос, — сказал чиновник, на сей раз глядя Антону прямо в глаза, — я рекомендую вам отвечать честно и без утайки. Есть ли у вас родственники, находящиеся на оккупированной территории?
«Только не думать про бабушку Зину, только не думать про бабушку Зину…»
— Нет, таких родственников у меня нет.
— Считаю своим долгом довести до вашего сведения, — заметил немец ледяным тоном, — что ложный ответ на этот вопрос может повлечь за собой большие неприятности. Въезд лиц, находящихся в родственной связи с жителями оккупированных территорий, в пределы Германского Рейха по подложным документам является антигерманской деятельностью и наказывается заключением в концентрационный лагерь на срок от пяти до десяти лет. Причем после отбытия наказания преступник депортируется обратно на родину.
«Да, тут уж никакой советский консул не поможет…»
— Я говорю чистую правду.
«Никакой Зинаиды Мироновны Захарченко на этом свете не существует. Она погибла под бомбежкой в 1941 году. Так и в свидетельстве о смерти написано.»
— Очень хорошо, — кивнул чиновник, и голос его немного оттаял. — Следующий вопрос. Есть ли у вас родственники среди германских граждан?
— Нет, — ответил Антон чистую правду.
— В таком случае, — несколько сожалеющим тоном сказал Гербер, — я должен вас предупредить, что максимум, на что вы сможете рассчитывать в будущем — это статус постоянного жителя.
Строго говоря, это было не совсем так — в свое время гражданство Рейха было предоставлено Королеву и Сахарову. Однако Антон прекрасно понимал, что ему до великих академиков далеко.
— Спасибо, я буду это иметь в виду.
— Очень хорошо, — кивнул немец, явно довольный тем, что с самой важной частью собеседования наконец-то покончено. — А теперь давайте-ка обсудим вашу квалификацию. Вы, стало быть, программист?
— Да, программист. Владею «Паскалем», «Коболом» и «Грундлегендом»…
Беседа перешла в чисто профессиональное русло.
14:30
Минск
Улица Аэродромная
Дойдя до автобусной остановки, трое друзей уселись на скамейку.
— Так как вы с этими румынами разговаривали? — поинтересовался Мишка. — На каком языке?
Самому Мишке пообщаться с делегацией не удалось — на четвертом и пятом уроках 10-й «Б» был занят контрольной по геометрии.
— На румынском, естественно, а ты как думал? — с серьезным видом ответил Ринат. — Пришлось, правда, с утра его выучить гипнопедическим методом, как булычевская Алиса…
— Не смешно, — поморщился Мишка. — По-немецки говорили, да?
Собственно, это был не столько вопрос, сколько утверждение. Однако Ринат ответил отрицательно.
— Нет, по-русски. Один из них знал русский. Хрен его знает откуда…
— Вообще-то ясно откуда… — задумчиво ответил Петя, но тут Мишка его перебил:
— А о чем говорили-то?
— Да о разной ерунде, — махнул рукой Ринат. — Про Горбачева спрашивали, про перестройку…
— А у них там перестройка не намечается? — спросил Мишка.
— А им-то зачем? — пожал плечами Ринат. — У них Сталина не было…
— При чем тут Сталин? — удивился Петя.
— Очень даже при чем, — ответил Ринат. — Если подумать, то вся наша перестройка заключается в том, что на Сталина льют все больше и больше грязи.
— Ну и правильно льют! — запальчиво сказал Мишка. — Заслужил.
— Так уж и заслужил? — не согласился с Мишкой Ринат.
— А разве нет? Ну возьмем хотя бы лето 41-го, начало войны, катастрофу 22 июня…
— Э, нет! — покачал головой Ринат. — Если уж говорить о войне, то давай обсудим не только ее начало, но и конец. Если б не Сталин, так сейчас… так сейчас, наверно, никакого Советского Союза и на свете бы не было.
— Ну, положим, — заметил Петя, — это заслуга не только Сталина. Вернее, не столько Сталина…
Уж что-что, а историю Петя знал.
16:00
Москва
Редакция журнала «Огонек»
Вот уже два часа Тарас Захарченко занимался любимым делом — писал очередную статью. Как обычно, в процессе творчества он забывал обо всем — как о времени, так и о пространстве. И уж, конечно, Тарас не обращал ни малейшего внимания на то, что происходило в непосредственной от него близости.
И все же на этот раз Тараса вернул к действительности легкий подзатыльник.
Недовольно обернувшись, Захарченко увидел веселое лицо Сереги Петрова из спортивного отдела.
— Ну, что такое? — все еще недовольно проворчал Тарас.
— А что мне было делать? — искренне удивился Серега. — Прихожу в гости к другу, а он какой-то дурью мается.
— Между прочим, эта «дурь», — обиженно ответил Тарас, — пойдет в следующий номер. И если я ее не закончу к завтрашнему вечеру…
— Да закончишь ты ее, закончишь, — махнул рукой Серега. — Дай-ка посмотреть. Ух ты, какой заголовок интересный — «Синдром Неуловимого Джо». Это про Сталина, да?
— Почему про Сталина? — не понял Тарас. — Где Сталин? Тут нет Сталина.
— Ну, помнишь, его Рузвельт и Черчилль обозвали «Дядюшкой Джо»?
— А-а, ясно, — кивнул Тарас. — Ведь «Джозеф» — это «Иосиф»…