Артельщик отправляется в космос
Нужно сказать, что голос начальника пароходства Перчиков записал совсем на другом судне. Но так совпало, что и на пароходе «Даёшь!» стояли три никому не нужные бочки. Их оставили по особой просьбе артельщика, который уверял капитана, что они ему очень нужны. Так вот, самую большую ушлый артельщик приловчился использовать по своему усмотрению. После обеда, когда все шли снова работать, он с весёлой улыбочкой направлялся к бочке, приговаривая:
– Итак, отправляемся в ракету! Продолжаем наш космический рейс!
Он влезал в бочку, накрывался крышкой, и через минуту оттуда раздавалось еле уловимое посапывание. Все понимали, что артельщик трудится в каком-то уютном уголке, но про бочку никто не догадывался.
Когда Солнышкин и Бурун подошли к бочкам, артельщик уже занял своё излюбленное место.
– Ну-ка, взяли! – сказал Бурун и швырнул за борт первую бочку.
Она закувыркалась в воде.
– Есть! – крикнул Солнышкин. – Пошла! – И, подняв над собой, перекатил через борт вторую, от которой пахну́ло вонючей селёдкой.
– Ну, последнюю! – крякнул Бурун. Бочка не поддавалась. – Ишь, отсырела!
– Может, там что-нибудь внутри? – спросил Солнышкин.
Но тут из рубки раздался крик Плавали-Знаем:
– Побыстрей, побыстрей!
– Пустая, – сказал Бурун. – Взяли!
– На старт! – крикнул Солнышкин.
И, пыхтя, они перевалили бочку за борт.
В это время артельщику приснилось, что его сажают в настоящую ракету и она с гулом поднимается в космос.
«Я не хочу в космос! – хотел крикнуть он. – Я не космонавт! Вы перепутали, пустите!»
Но Солнышкин сказал:
– Старт! – И ракета взлетела.
И едва бочка плюхнулась в воду, все увидели, как из неё, растопырив руки, с криком: «Я не космонавт!» – вылетел ошалелый Стёпка-артельщик.
– Человек за бортом, человек за бортом! – закричал перепуганный Бурун.
А Солнышкин от неожиданности чуть сам не прыгнул за ним, но спохватился и с размаху швырнул вниз спасательный круг.
– Стойте! – вопил артельщик. – Спасите! – И хватался за круг, но круг переворачивался и шлёпал его по толстой спине.
Судно остановилось, Петькин вывалил за борт штормтрап, и мокрый Степан взобрался наверх. От испуга он дрожал, как толстый щенок, но мысли его, как злые собаки, уже кусали всех на свете, и больше всего Солнышкина.
«Я тебе запомню „старт!“» – думал он.
А на капитанском мостике стоял Плавали-Знаем и, сощурив глаз, думал:
«Позор! При начальнике пароходства! У кого же он прячется? Кто тут мой самый злой враг?»
Новое происшествие на пароходе «Даёшь!»
Плавали-Знаем сразу как-то похудел, щетина торчала, как иголки из сердитого ежа. Уши оттопыривались и вздрагивали при каждом звуке. Он мрачно бродил по коридору, заглядывал в каюты и каждого встречного прогонял с дороги движением указательного пальца. На судне стояла тяжёлая тишина.
«Где же он сидит?» – размышлял Плавали-Знаем и водил глазами по дверям кают.
– Хе-хе, хе-хе! – подкатился к нему, усмехаясь, обсохший артельщик.
– Что «хе-хе»? – зло передразнил его Плавали-Знаем. – Только пузыри умеешь пускать и дрыхнуть в бочке! – И он хотел махнуть в сторону указательным пальцем.
– Хе-хе! – расплылся опять артельщик. – Подойдите-ка, пожалуйста, к той двери и послушайте! – Он мигнул правым глазом и кивнул на каюту Перчикова.
– А что там?
– Посмотрите, посмотрите! – закивал Стёпка, и во рту у него вспыхнули три огонька.
Плавали-Знаем подошёл к каюте, приложил ухо к двери и вдруг вытянулся, как солдат на смотру. За дверью что-то тихо говорил начальник пароходства.
Лоб у Плавали-Знаем мгновенно взмок. Он хотел тут же распахнуть дверь. Но вдруг остановился и прислушался. Голос, как назло, стал ещё тише. Плавали-Знаем ничего не смог разобрать.
«Ладно, подождём, – решил он. – Подождём и… нечаянно встретимся в коридоре».
И он беззаботно стал прогуливаться взад-вперёд, ступая как можно мягче и поглядывая на потолок. Но из каюты никто не показывался. «Ничего! – сдерживал себя капитан. – Не будут же они сидеть вечность!» Но прошёл час, а начальник и не собирался выходить.
«Ждёт, ждёт, чтобы я сам пришёл! – тяжело дыша, рассуждал Плавали-Знаем. – Ну ладно…»
Он старательно одёрнул китель и, постучав, приоткрыл дверь:
– Прошу прощения, разрешите?
В каюте был один Перчиков, а на столе вовсю тараторил маленький магнитофон.
Плавали-Знаем не поверил своим глазам.
Он с опаской огляделся, потом подошёл к столу и нагнулся над магнитофоном. Тот добросовестно продолжал повторять речь начальника пароходства на одном из торжественных собраний.
– Так! – прохрипел Плавали-Знаем. – Издеваться задумали? – Он одним движением сгрёб плёнки и подхватил магнитофон.
– Не имеете права! – подскочил Перчиков.
– Права? – повторил Плавали-Знаем и прищурил глаз. – Я вам покажу право! Я вам его покажу!
И он вышел из каюты. Сапоги его загрохотали, как танки, прорвавшие оборону противника.
Вся команда высунулась из кают и смотрела ему вслед.
Плавали-Знаем грозно поднялся по трапу на капитанский мостик. Сзади него переваливался сияющий артельщик.
Слева над горизонтом поднимались Курильские острова. По всему морю бежали белые барашки. Судно подбиралось к самым глубоким местам Тихого океана.
– Утопить! – приказал Плавали-Знаем и с ненавистью вывалил в руки артельщику кипу плёнок и магнитофон.
– Сейчас? – спросил артельщик.
– Какая глубина? – крикнул в рубку Плавали-Знаем.
– Восемь тысяч метров! – раздалось оттуда.
– Мало! – рявкнул Плавали-Знаем и хищно прошёлся по палубе.
– Глубина? – спросил он снова через несколько минут.
– Девять тысяч метров!
– Мало!
И он прошёлся ещё раз в сладком ожидании экзекуции.
– А теперь? – крикнул он в третий раз.
– Десять тысяч метров!
– Бросай! – приказал Плавали-Знаем и выпятил грудь.
Артельщик размахнулся. Плёнки с жалобным свистом одна за другой полетели за борт. И следом за ними, кувыркаясь, нырнул в глубину магнитофон. Только хлюпнула вода и по волнам побежали круги.
– Всё! – доложил артельщик.
– Ну нет, это ещё не всё! – зловеще произнёс Плавали-Знаем и прищурил правый глаз.
И действительно, это было ещё не главное. Главное произошло ночью.
В полночь Солнышкин проснулся от холода. Он встал, чтобы закрыть иллюминатор, и вдруг увидел, что дверь каюты распахнута, постель Перчикова разбросана, а его самого нет.
Солнышкин выскочил в коридор. В коридоре тоже никого не было. Он прошёл вперёд и увидел, как артельщик приклеивает на доску приказов бумажку, на которой что-то нацарапано. Солнышкин пригляделся и с ужасом прочитал:
«За насмешки и издевательства над вышестоящими руководителями и непочтительное отношение к ним высадить на необитаемом острове радиста Перчикова. Приказ приведён в исполнение».
Артельщик прошёл мимо Солнышкина, хихикая и потирая руки.
– Теперь можно и поспать! – сказал он и ввалился в свою каюту.
Солнышкин вдруг почувствовал, что чубчик у него поднимается дыбом. Он вспомнил, что во сне ему казалось, будто пароход останавливался и будто в коридоре шла какая-то возня. Теперь он всё понял. Он бросился на палубу и выбежал на корму. Из темноты стал хлестать по лицу холодный дождь. Но и сквозь него было видно, что судно, набирая ход, удаляется от скалистого острова.
– Пер-чи-ков! – закричал Солнышкин в темноту. – Пер-чи-ков!
И ему показалось, что откуда-то издалека, со стороны острова, в ответ раздалось что-то похожее на «…ол-ныш-кин!». Но ударил гром, с порывом ветра сильнее хлестнул дождь, и всё пропало во мраке.
Заговор
Но нужно рассказать всё по порядку.
Расправясь с плёнкой и магнитофоном, Плавали-Знаем с артельщиком спустились в каюту и закрылись на ключ.
– Вот так! – сказал Плавали-Знаем и подошёл к клетке со знаменитым попугаем. – А самого Перчикова мы высадим! – продолжал он и повернулся к артельщику.
– Куда? – вытаращил артельщик глаза.
– А самого Перчикова на необитаемый остров, – протяжно сказал Плавали-Знаем и посмотрел артельщику в глаза.
– На необитаемый остров! Перчикова на необитаемый остров! – крикнул знаменитый попугай.
– Ха-ха, здорово! – восхитился артельщик. – И без еды!
– Ну нет, мы не варвары! – великодушно произнёс Плавали-Знаем. – Мы дадим ему воду, продукты.
– Какие? – тревожно спросил артельщик.
– Ну, хлеб, полсотни сарделек.
– Хлеб! Полсотни сарделек! – прокричал попугай.
– Ого! Полсотни!
– Ну, два десятка, – согласился Плавали-Знаем.
– Десяток! – сказал артельщик и стукнул кулаком по столу.
– Два десятка бутылок минеральной воды «Ласточка».
– Два десятка минеральной воды «Ласточка», – повторил попугай.
– Не выйдет! – сказал Стёпка.
– Ладно, десять, – согласился Плавали-Знаем.
– Пять! – сказал твёрдо Стёпка. – И полбуханки хлеба.
Теперь оставалось только найти необитаемый остров. Плавали-Знаем открыл иллюминатор и стал смотреть в бинокль. Там один за другим темнели острова. Над ними ползли большие чёрные тучи и погромыхивал гром.
– Вон островок! – Стёпка показал на маленькое пятнышко.
Плавали-Знаем навёл бинокль:
– Не годится, там стоит дом.
– Или вот этот, – показал артельщик правей.
– Не пойдёт, рядом с ним стоят лодки.
И вдруг бинокль замер на одной точке.
Перед ними поднимался каменистый остров. На верхушке его темнел лес, из которого можно было построить хижину. На берегу не было ни души.
– Вот это то, что надо! – сказал Плавали-Знаем.
Он поднялся в рубку и скомандовал:
– Лево руля!
У штурвала снова стоял Петькин. На этот раз и он открыл рот.
– Там скалы, – сказал он и замигал глазами.
– Плавали – знаем! – ответил капитан. Он посмотрел на карту и приказал: – К острову Камбала!