— Ой-ой, не надо на меня так смотреть, — отступив и подняв руки в мирном жесте, улыбнулся Гин. — Не хочу на себе проверять твои новые способности.
— Перестань ее дразнить, Гин, — своим появлением Айзен моментально заставил парня перестать разыгрывать цирк, хотя улыбка все еще играла на его губах. — Это ведь твой просчет, что они сбежали. Осталось поймать еще двоих. Займись лучше делом.
— Как скажете, капитан Айзен.
Парень скрылся из виду в мгновение ока.
— Ты в порядке, Хинамори?
Я убила человека. А самое странное, что смотрела на свою жертву, не в состоянии отвести взгляд. Разум оставался холодным, никаких мыслей о сожалении или переживаний, но вот тело оказалось мне неподвластно. Руки застыли в оцепенении, сердце бешено стучало в груди, отчего я ощущала, как кровь пульсирует в висках. И я не могла оторвать взгляд от мужчины, не хотела, с каким-то больным любопытством рассматривала кровь, что пропитала его одежду. Разинутый в немом крике рот, слюни, что стекали у него с губ.
Прикосновение к моему подбородку заставило на мгновение вырваться из странного и пугающего оцепенения. Но чтобы заставить меня посмотреть на себя, Айзену пришлось обернуть мою голову.
— Ты меня слышишь?
Успокаивающий эффект мягкого голоса усиливал спокойный взгляд мужчины. Казалось, он искренне желал узнать о моем состоянии, но я замешкалась с ответом. Искала подвох, как и обычно. Это могла быть проверка.
— Да. В порядке.
— Хинамори, меня действительно интересует твое состояние, это не проверка. Если для тебя такая работа чересчур сложна, скажи мне.
Я не могла смотреть ему в глаза. Нет. Они очаровывали, внушали надежду, что я могу сдаться, продемонстрировать свою слабость, и это никак на мне не скажется. В какой-то степени, наверное, это действительно так. Поехавший на нервной почве кукухой лейтенант Айзену нужен в последнюю очередь, за минувшие три месяца я поняла, что мы могли сосуществовать по старому сценарию. Но если отступлю сейчас, он уже никогда не доверится мне, точнее, не доверит свои тайны.
Слабость проявлять у меня нет права. Плохо или нет, я сама выбрала этот путь, когда, поддавшись злости, помчалась мстить за нож, вонзенный в спину, а не за помощью к четвертому отряду. Я не такая хорошая, какой пытаюсь казаться.
Раз так, придется ломать себя. Закалять. Переступить через моральные принципы. Конечно, убийство людей — это какой-то иной уровень. К такому меня жизнь не готовила…
— Меня терзает совесть и страх, — призналась я, — но я это переборю.
— Хорошо, — удовлетворенно произнес Айзен, скользнув пальцами вверх по щеке и накрыв ее ладонью. — Рад это слышать.
Даже если это очередная попытка утащить меня глубже в свои сети, плевать. Тепло его руки возымело успокаивающий эффект. Я чувствовала себя кошкой, которая тянется на ласку, и мне бы хотелось оказаться сейчас подальше от этого дремучего леса на окраине Руконгая, от сбежавших пленников, которых Айзен планировал использовать в качестве сырья для экспериментов.
Но я здесь. Теперь это моя жизнь. Как бы больно ни было, придется к ней привыкать.
Дыхание постепенно выравнивалось, напряжение отпускало мышцы, и через долгую минуту я могла пусть и с натяжкой, но сказать, что немного пришла в себя. Но только открыв глаза и сообразив, что мужчина продолжал стоять рядом, держа ладонь на моей щеке, я в недоумении подняла на него взгляд.
— Успокоилась?
Отойдя на шаг назад, я растерянно уточнила:
— Так ты что ли ждал, пока меня отпустит?
— Как я и сказал, мне важно, чтобы ты сохраняла трезвый рассудок. Я рад, что ты не стала мне врать.
Опять эти его цыганские фокусы начались с «да я для тебя звезды с неба достану»? Ладно, забыли, чем бы там Айзен ни руководствовался, мне действительно стало получше.
— Отправляйся за Гином и помоги ему. Только на этот раз не убивай никого. Гин сначала должен оценить, подойдут ли они нам. А с этим я разберусь.
— Хорошо.
И почему я должна принимать в этом участие? Почему подле меня постоянно крутился Гин, словно змея, готовая обвить вокруг моей шеи тугие кольца? Честно говоря, предпочла бы иметь дело с Тоусеном, который выразил абсолютное спокойствие к моей персоне. Точнее, отсутствие всякого интереса, разве что с беспокойством принял данный факт, как неизбежность. Немая солидарность с любыми действиями Айзена. И не меньше пугало, что мой капитан с долей удовлетворения отреагировал на реакцию Тоусена.
Хорошо или нет, это покажет время. Но вот чего я не ожидала, так это столь кардинальных изменений, которые произошли в Обществе душ за минувшие три месяца. Думала, моей главной головной болью отныне станет капитан, но фокус внимания моментально переместился на неожиданные волнения в бедных районах Руконгая, которые за пару месяцев переросли в вооруженные восстания.
М-да, об этом история почему-то умолчала.
Я предполагала, что действовать в подобных условиях для Айзена станет сложнее, но нет, как раз наоборот. Чем больше хаоса, тем быстрее терялась правда, поэтому пленники, которые потворствовали мятежу, довольно часто исчезали — едва шинигами успевали отлавливать их, как на них нападали ополчения. Ну и захватить для себя, что называется, сырье для лабораторных исследований, стало неожиданно проще.
«К сожалению, они все равно враги Серейтея, потворствующие волнениям. Их в любом исходе ждет смерть. Если будешь думать об этом, тебе станет проще», — именно с такими словами Айзен пригласил меня в прямом смысле на охоту. Но я бы не сказала, что его невероятно воодушевила ситуация с мятежом.
По ночам в Руконгае теперь дежурили отряды, поэтому был риск столкнуться и с другими шинигами, однако территории разграничили между подразделениями Готей 13. Даже если бы нас и заметили, вопросов не возникло бы.
Но эта ночь… она мне надолго запомнится.
Уставшая, вымотанная как физически, так и морально, я хотела просто упасть и заснуть. До общего собрания оставалось несколько часов, но мне удалось задремать ненадолго, поскольку я не переставала прокручивать в голове сцену убийства. Нервозность не отпускала, в какой-то момент я со злостью откинула одеяло, принялась колотить подушку, на грани удерживая себя от того, чтобы разорвать ее в клочья.
А потом заплакала. Слезы лились, не переставая, в груди все жгло огнем. Я убила человека… пусть простолюдина, пусть и мятежника. Но это было не ради выживания или исполнения задания. Мы занимались отловом. Хотя плевать, как не назови, да и как себя не успокаивай, тело не слушалось. Даже когда головой я понимала, что меня не ждет никаких последствий за это преступление…
Плохо. Все равно я чувствовала себя отвратительно, и это бесило. Почему я не могу нормально контролировать реакцию организма на стресс? Ведь мысли оставались в спокойствии, так почему тоже самое не может быть с телом? Какого черта я плакала и дрожала?! Блять!
Надо ли говорить, что на собрании мой вид оставлял желать лучшего? Припухлость от слез ушла, но глаза жгло. Тело ломило, тяжесть на сердце никуда не отпускала.
— Эй, Хинамори-чан, ты в порядке?
— А? — обернувшись и обнаружив подле себя Рангику, я устало вздохнула. — Нет. Прости, тяжелая ночка выдалась.
— Значит, вы тоже сегодня патрулировали?
По одному взгляду на Киру становилось понятно, что он сегодня также не сомкнул глаз. Постепенно лейтенанты собирались в комнате ожидания, подтягивались к нашей небольшой компании — все так или иначе хотели обменяться информацией, узнать последние новости.
— Да, мы пересекались с твоим капитаном, — обмолвилась я.
— А-а, так вот куда он пропал. Уже худшее думал предполагать.
— Ты чего, он же капитан, с ним бы ничего не случилось, — как-то оптимистично подметил Ренджи. — М-да… кто бы мог подумать, что буквально за пару месяцев обычная забастовка в Руконгае перерастет в такой цирк.
Все солидарно промолчали.
Тревога не отпускала никого последние недели. По большей части шинигами сталкивались с проблемами сражения с Пустыми, а не людьми. Урегулированием внутренних конфликтов занимался Совет 46-ти, присутствие шинигами в жизни обычных душ требовалось ради формальности и соблюдения порядка. Но не теперь.
Все началось, как обычно, с какой-то мелочи, а точнее забастовки рабочих в Руконгае. Как лейтенант, я получала довольно хорошее жалование, поэтому не интересовалась, как обстоят дела за стенами Серейтея. Видимо, совсем худо, и беда для обычных людей заключалась в том, что аристократия находилась за высоким забором, как и управляющий орган власти. Более того, в Кизокугаи — обитель аристократии — не попасть без специальных пропусков даже шинигами. Невидимая стена между бедными и богатыми подкрепилась еще и материальной. Это, разумеется, еще сильнее взбесило людей. Мирный протест перерос в беспорядки, которые, к счастью, утихли за неделю, но этому способствовало вмешательство шинигами и усиленные патрули.
Недовольство нарастало. Но все думали, что опасность миновала, пока несколько резиденций в Серейтее не окружили… шинигами. Девушки, мужчины, все из разных отрядов, и пусть их было немного, их объединяло одно — они являлись выходцами из Руконгая, причем далеко не близлежащих районов. В Кизокугаи им было не попасть, однако многие представители старшей аристократии — младшая элита — жила на обычной территории Серейтея. К ним и пожаловали протестующие. Они просили чиновников откликнуться на призыв простого народа, рассмотреть реформу о стабилизации цен, просили не поднимать налоги. Все началось мирно, но… везде есть провокаторы.
Второй отряд, проводивший расследование, до сих пор затрудняется сказать, кто первым схватился за оружие — вставшие на защиту народа шинигами или же охрана чиновников. Как итог — несколько высокопоставленных лиц убиты в ходе потасовки, а большая часть митингующих шингами бежала из Серейтея на окраины. Семьдесят восемь беглецов. Для трехтысячной армии шинигами весьма неприятный результат. Хоть за последние недели некоторые рядовые возвращались, их уже не могли восстановить в службе, но за помощь в поимке преступников им смягчали наказание.