М-да. Я усмехнулась. А это весело… нет, правда. Забавно. Забавно, что истинное лицо и надменность, которую прятал Готей, наконец, проглядывали сквозь маску порядочности. Даже те, кто отошел от дел, продолжали хранить и защищать справедливость Общества душ.
— Открывайте сенкаймон, Куросаки-сан, — растянув губы в наигранной улыбке, я почувствовала, как холодную ненависть к Айзену теперь еще подпитывало и жгучее раздражение к праведности Иссина.
— Без глупостей.
— Ну что вы… Айзен захотел сделать себя моим единственным миром. И теперь я намерена отплатить ему тем же.
Комментарий к Глава 25. «Я стану твоим миром»
Я… я ни о чем не жалею (☞ﾟヮﾟ)☞ ☜(ﾟヮﾟ☜)
Глава 26. «Двойное самоубийство возлюбленных»
Тело шинигами способно функционировать без еды и воды продолжительное количество времени, насыщаясь духовными частицами. В Обществе душ все состояло из рейши, поэтому в этом не было ничего удивительного. Привыкнуть же к голоду оказалось сложнее. Особенно первую неделю пребывания в дангае. Это место отрезано от времени и пространства, разделяя мир живых и Общество душ.
Почему Айзен уничтожил котоцу, хотя я предупреждала, что этим он лишь даст шанс для Ичиго стать сильнее — один черт. Он перестал осторожничать, возложив все свои силы и надежды на хогиоку. Полученная мощь затуманила его разум… Как обидно. И в то же время так на руку. Не только для Куросаки. Но и для меня.
Сколько я здесь провела времени? Недели? Месяцы? Я боялась того, что время обладало одной полезной, и в ту же очередь неприятной способностью — заставляло забывать. Способствовало тому, чтобы смягчить обиды и притупить радость. Это могло существенно поколебать мою решимость. Решимость оно, к удивлению, не преуменьшило, однако заметно притупило чувства и эмоции.
Чем дольше наркоман в завязке, тем лучше. То же самое можно сказать и про меня: чем дольше я не видела тех, кого любила, тем яснее мыслила. Айзен, Юмичика, Рангику, Тоширо… Как бы я вас сильно ни любила, себя я люблю больше.
От балахона, который я нацепила во время боя в Каракуре, уже ничего не осталось, поэтому Иссин сжалился надо мной и одолжил свой косодэ. Все равно что в коротком кимоно ходить.
— Я пойду.
— Уже?
Вопрос Ичиго прозвучал бесцветно, он ни удивился, не напрягся, с какой-то смиренностью принял напоминание, что и ему вскоре придется покинуть это место. Мы старались держаться друг от друга подальше, и не только потому, что продолжали с сомнением поглядывать друг на друга. Тренировка финальной Гецуга, а также практика запечатывающей техники не давались тихо и спокойно. К тому же… хоть у меня и имелось ощущение, что Иссин не особо понимал, как действует кидо, инструкцию к которому направил Урахара, я предпочла не дразнить его лишний раз. Потому что собиралась внести свои коррективы… А для этого потребуется кое-что сделать.
— Для тебя, конечно, пройдет, возможно, еще пара недель, но для меня всего несколько минут, когда мы вновь встретимся.
— А это… точно нормально?
Опустив взгляд к моей правой руке, сплошь черной и потрескивающей огненными жилками, словно углями, я лишь пожала плечами. Рукав сгорел практически сразу, цепь крепко оплетала плечо и предплечье, заканчиваясь не мечом, а цепляясь за металлический обруч на запястье.
— То: кацу, форма частичной материализации занпакто, которую я изначально применяла на основе запретного кидо. Обычно я держала ее не больше минуты… а это результат того, что будет, если держать две недели.
Благодаря метке накопления реацу, которую восстановила Орихиме, проблем с источником энергии для удержания подобной формы, не оказалось. А сжирал ее Тобимару, словно танк — горючее.
— Похоже на ваш банкай.
— По факту так оно и есть, только без силы и способностей в фазе банкая, — пощелкав когтями, согласилась я, после чего глянула за плечо парня, чуть склонившись. — Как твой отец?
— Отдыхает… — не без усталости отметил Ичиго, посмотрев на спящего Иссина. — Он слишком быстро устает в последнее время. Поэтому… хочу я того или нет, но скоро придется покинуть это место.
— Да придется уж.
— Хинамори-сан, прежде чем вы уйдете, ответьте на один вопрос.
— Что? Не передумала ли я обрушить на голову Айзена свой праведный гнев? Не волнуйся…
— Вы ведь… любите Айзена? Вы были готовы убить меня ради него.
Да, Ичиго, я люблю его. Ради него я действительно готова сделать многое, в том числе и разрушить мировые порядки, отдать все… но не то, что мне дорого. Любовь — это чисто эгоистичное чувство, в ней нет ничего прекрасного или величественного. Любовь делала нас жестокими, она делала нас одержимыми идеей человека, на которого направлено это чувство. Любовь — это не столько про «давать», сколько про «брать». Если желаете выстраивать здоровые отношения с кем-то, то лучше рассматривать партнерские или дружеские взаимодействия.
— Себя я люблю сильнее, Ичиго. Ты ведь помнишь, что я сказала тебе при первой встрече? — уклончиво уйдя от прямого ответа, я обернулась к парню и, заметив легкое удивление в его взгляде, подсказала: — Чем ближе ты к кому-то находишься, тем легче нанести удар. Айзен нанес свой удар… теперь настала пора мне нанести свой.
Вырваться из дангая оказалось сложнее, чем я предполагала. Потому что, несмотря на тяжелую подготовку, карман, отрезанный от понимания пространства и время, стал для меня островком спокойствия. Выйдя из врат сенкаймон, в первую очередь почувствовала враждебность от яркого теплого солнечного света.
Солнце… то, без чего невозможна жизнь, могло также уничтожить эту жизнь.
Прямо как ты… мое солнце.
После пребывания в дангае Каракура казалась вымершим полем боя, в котором лишь искрились признаки жизни, точнее, источники реацу. Дангай же целиком и полностью состоял из духовной энергии, поэтому выйти из него оказалось равносильно тому, чтобы вынырнуть из озера под теплый дождь.
Понять, куда следовать, оказалось довольно просто, но, прежде чем взяться за дело, я позволила себе пять минут на то, чтобы заглянуть в первый попавшийся магазин и натянуть штаны. Спасать мир с голой жопой как-то не очень комфортно, you know.
Прислушалась к окружению… В принципе, никакого труда не составило обнаружить нужный источник реацу. И… все повторяется. Даже грустно как-то. Но тем лучше для меня.
Подавив реацу, насколько хватало способностей, перешла на быструю поступь. Промчавшись по крышам домов, почувствовала, как в нескольких кварталах духовная энергия претерпела существенные изменения, однако сейчас меня интересовало не пограничное состояние Айзена из-за выходки Гина. А сам Гин.
Убегал прочь, раненный. Прихватил заодно хогиоку. Приятное чувство, когда все идет согласно намеченному плану, а в моем случае — основной вариации. И для того, чтобы все прошло максимально близко к запланированному сценарию, в дангае пришлось тренировать не только кидо и форму удержания занпакто, но и сюнпо. До мастерства Йоруичи Шихоин, как до Пекина раком, но и этого хватит.
Хватит, чтобы стрелой ворваться в узкий проулок и, пока Гин, выглядывая на улицу, пытался переварить мысль, что убить Айзена ему не удалось, без сопротивления выхватить у него из дрожащих пальцев артефакт.
Парень даже не сразу понял, что произошло, и впервые за все минувшие годы я увидела хоть какую-то из эмоций, помимо приторной радости на его лице. Пока над близлежащими районами полыхало пламя реацу, в которой Айзен претерпевал изменения, я сумела переместить внимание Гина на себя, держа когтистыми пальцами хогиоку.
— Это я заберу.
— Ты… не удивлена.
— Я знала об этом с самого начала, — безразлично пожав плечами и, заметив, как парень чуть подался вперед, перекинула артефакт в другую руку. Тусклый след духовных частиц, зацепившийся за мои пальцы, заставил Гина… испугаться?
— Он стольких убил, Хинамори, а…
— А ты скольких убил? — резонно уточнила я. — Скольких убил ты ради своей благородной цели?
— Не притворяйся, что тебя действительно волновали эти люди, — скривился Гин.
— Меня волнует только один из них. И это я.
Столько злости, столько боли… Не передать словами, что я чувствовала все эти годы, находясь рядом с тобой, Ичимару Гин. Но если со временем Айзен увидел во мне хоть что-то, то для тебя я оставалась мусором под ногами, опасным гвоздем, что выпирал из половицы. Ты хотел убить меня лишь потому, что это помогло бы завоевать доверие Айзена, а в последствии желал моей смерти, ощутив угрозу.
Тебе стоило убить меня семь лет назад, а не оставлять подыхать, словно собаку. Потому что собака все помнит. Потому что собака может ударить в ответ, пробив твою грудь своей когтистой лапой, а затем смотреть в твои глаза, полные немного вопроса и отрицания.
— Ты хотел убить Айзена из личных побуждений, — позволив парню вцепиться в мое предплечье, которое разорвало его грудь, дрожащими пальцами, я продолжила шипеть: — Ты хотел это сделать, чтобы вернуть часть души Рангику. Ты убивал для этого людей, чтобы казаться верным Айзену. И в итоге я убью тебя, так как ты хотел убить меня. Желала бы я сказать «ничего личного», но… это личное.
Вложив в рывок побольше силы и выдрав руку из груди, я заставила парня сплюнуть кровью и, покачнувшись, откинуться к стене. С такой раной тебе не выжить, Гин, особенно после того, как я пропустила сквозь тебя сжигающую реацу Тобимару. Не только твой занпакто может отравлять, хотя, в моем случае, куда более точно выражение… перемалывать.
Ты умрешь не в мгновение ока, Гин. Ближайшие минуты ты буквально будешь чувствовать, словно сгораешь изнутри.
Воздух завибрировал, и я почувствовала лишь давление реацу, а не всю мощь силы. Мысль, что этот феномен уже находился за гранью моего понимания, пугал. Если бы не специфичный звук, а также энергия хогиоку, впившаяся в ладонь жгучими иглами, и не заметила бы, как позади меня появился Айзен.
— Вот так картина.
Спокойный голос мужчины должен был вызвать страх, но во мне он разбудил знакомое чувство радости. Возможно, я уже слишком зациклилась на ассоциации с собакой, но в чем-то это так. Радость питомца, который услышал голос своего любимого хозяина.