Увидев Энджи, Мария уперла руки в бока.
— Ты не в порядке.
— Справлюсь.
— Когда-нибудь мне будет девяносто, но это не значит, что я легко пройду этот путь. Пошли. — Она взяла Энджи за руку, подвела к дивану, и они сели рядышком, прижавшись друг к другу, как в те времена, когда Энджи была маленькой. Мама стала гладить ее по голове.
— Это было так замечательно — готовить ее к балу. И только потом… когда она уже уехала… я стала думать о…
— Понимаю, — ласково проговорила мама. — Ты стала думать о своей дочери.
Энджи вздохнула. Вот такая она, печаль, и они обе хорошо это знают. Она всегда остается острой, сколько бы времени ни прошло. Некоторые утраты ранят глубоко, а жизнь слишком коротка, чтобы время успело полностью излечить эти раны.
— Я когда-то потеряла сына, — нарушила мама молчание.
Энджи охнула:
— Ты никогда не рассказывала.
— Есть вещи, о которых очень трудно говорить. Он был бы моим первенцем.
— А почему ты не рассказывала?
— Не могла.
Энджи, как свою, ощутила боль мамы. В одно мгновение горечь утрат связала их, объединила не только родственными узами, но и своего рода дружбой, сделала их подругами по несчастью.
— Я хотела говорить только о том, что вселяет надежду.
Энджи опустила взгляд на свои руки и вдруг с удивлением обнаружила, что обручального кольца на пальце нет.
— Будь осторожна с этой девочкой, Энджела, — сказала мама.
Мать во второй раз дает ей этот совет. Интересно, спросила себя Энджи, сможет ли она последовать ему.
Солнце осенним утром — это был дар самого Господа, настолько же редкий, как розовые бриллианты в этой части мира. И Лорен восприняла его как знамение.
Она сладко потянулась, проснувшись. Сначала она услышала шум улицы за окном. Потом где-то рядом раздались крики: начали ссориться соседи. Где-то гневно загудел автомобиль. За стеной отсыпалась после ночного кутежа мать.
Для многих это воскресное утро было самым обычным.
Лорен повернулась на бок. Она давно спала на этом старом матрасе и прекрасно знала, как он скрипит при любом ее движении.
Дэвид спал на спине. Его волосы растрепались, одна прядь упала на лицо. Одна его рука свисала с кровати, другую он забросил за голову. Лорен хорошо были видны красные прыщики, высыпавшие у него на лбу у корней волос, и крохотный зигзагообразный шрам на скуле. Он получил его в шестом классе, играя в контактный футбол.
«Из меня кровь хлестала, как из свиньи», — всегда повторял он, рассказывая эту историю. Ему всегда так нравилось хвастаться своими, даже самыми легкими, травмами. А она всегда поддразнивала его, называя ипохондриком.
Лорен кончиком пальца легонько провела по шраму.
Прошедшая ночь была прекрасной. Нет, больше чем прекрасной. Лорен чувствовала себя самой настоящей принцессой, и, когда Дэвид вел ее на сцену, она в буквальном смысле плыла за ним. Звучал «Ангел» группы «Аэросмит». Интересно, надолго ли ей запомнится этот бал? И будет ли она рассказывать о нем своим детям?
«Идите сюда, детки, садитесь и слушайте историю о том, как вашу маму объявили королевой бала».
«Я люблю тебя», — прошептал ей Дэвид, когда на нее надевали корону. Она тогда посмотрела на него, и у нее в глазах стояли слезы. Как же сильно, до боли, она любит его! Ей становится страшно от одной мысли, что им придется разлучиться, если они поступят в разные университеты…
Вот так на нее это действует: достаточно только подумать о разных университетах, и у нее уже холодеет в животе.
Дэвид зашевелился, просыпаясь. Увидев Лорен, он улыбнулся.
— Придется сказать предкам, что теперь я буду чаще ночевать у Джареда.
Он обнял ее. Она прижалась к нему, ощущая, как ее тело словно впечатывается в его. До чего же идеально они подходят друг другу! Вот так они будут просыпаться по утрам, когда поступят в один и тот же университет, и потом, когда поженятся. И она больше не будет чувствовать себя одинокой.
Лорен поцеловала его.
— По воскресеньям моя мама просыпается не раньше полудня, — сказала она.
Дэвид слегка отстранился.
— Через час меня ждет мой дядя Питер. У меня встреча с какой-то шишкой из Стэнфорда.
— В воскресенье? — расстроенно протянула Лорен. — А я думала…
— Он приехал в город на выходные. Можешь пойти со мной.
Все ее романтические планы на день рухнули.
— Ага, как же. — Если бы он действительно хотел, чтобы она пошла с ним, он бы предупредил ее заранее.
— Ну, не надо так.
— Ладно тебе, Дэвид. Хватит мечтать. Я не поступлю на бюджетное место в Стэнфорде, и у меня нет мамы и папы, которые могли бы выписать чек. Однако у меня есть шанс попасть в Университет Южной Калифорнии.
Это был их давний спор. И тяжелый вздох Дэвида показал, как он устал от него.
— Во-первых, у тебя есть все необходимое, чтобы поступить в Стэнфорд. А во-вторых, если ты будешь учиться в Южно-Калифорнийском, то мы сможем часто видеться. Мы любим друг друга, Лорен. Наша любовь не исчезнет, если мы будем учиться на расстоянии нескольких миль друг от друга.
— Нескольких сотен миль. — Лорен уставилась в выложенный шумопоглощающими плитами потолок. В одном углу четко выделялось темное влажное пятно. Она понимала, что нужно бы продемонстрировать Дэвиду хорошее настроение, но не находила в себе сил для этого. — Ладно, как бы то ни было, мне сегодня на работу.
Он прижал ее к себе, стал долго и страстно целовать, и она почувствовала, как обида уходит, но потом, когда он выпустил ее из объятий и выбрался из кровати, она ощутила в душе ледяной холод.
Пока Дэвид, подняв с пола смокинг, одевался, Лорен сидела, прикрывшись одеялом.
Вчера я потрясающе провела время.
Дэвид сел рядом.
— Ты слишком из-за всего переживаешь.
— Дэвид, оглянись вокруг! — воскликнула Лорен. — У меня куча поводов для беспокойства!
— Только не я. Из-за меня тебе дергаться не надо. Я тебя люблю.
— Знаю. — Лорен действительно это знала. И верила в это каждой частичкой своей души. Она поцеловала его на прощание. — Удачи!
После его ухода Лорен еще долго сидела, глядя на распахнутую дверь. Наконец она встала, приняла душ, оделась и вышла в коридор. Она остановилась у комнаты матери и прислушалась. Из-за двери раздавался громкий храп.
Лорен провела ладонью по двери, спрашивая себя, помнила ли мать о том, что вчера у нее был школьный бал, интересно ли ей, как он прошел? Иногда по утрам, когда солнце пробивается сквозь жалюзи, мама просыпается почти счастливой. А вдруг сегодня будет как раз такой день? Ей очень нужно, чтобы мама проснулась в хорошем настроении.
Она осторожно постучала и открыла дверь.
— Мам?
Мать лежала поверх одеяла. В своем старом пуловере она выглядела тщедушной. В последнее время она стала есть очень мало.
Лорен не могла решить, стоит ли будить мать. Она смотрела на нее и вдруг подумала о том, что ее мама еще очень молода. Она подошла к кровати и села.
— Мам? — снова позвала она.
Мать перевернулась на спину. Не открывая глаз, она пробормотала:
— Который час?
— Скоро десять. — Лорен хотелось убрать волосы с лица матери, но она побоялась, что любое ее движение разрушит хрупкое спокойствие, царившее в комнате.
Мать протерла глаза.
— До чего же мерзко я себя чувствую. Мы с Фебой здорово оторвались. — Она сонно усмехнулась. — Так что неудивительно.
— А меня выбрали королевой бала, — тихо произнесла Лорен, все еще сама не веря в то, что это правда, и не удержалась от улыбки.
— Да? — Мать, казалось, не удивилась словам дочери.
— У нас ведь вчера был бал, — сказала Лорен, понимая, что ей так и не удалось завладеть вниманием матери. — Не важно.
— Наверное, я позвоню на работу и скажу, что заболела. — Мать повернулась на бок. Спустя минуту она уже храпела.
Лорен запретила себе поддаваться отчаянию и с упорством убеждала себя, что было глупо рассчитывать на какую-то другую реакцию матери. Ей уже давным-давно следовало бы выучить этот урок. Вздохнув, она встала и вышла из комнаты.
Час спустя она уже ехала в автобусе, маршрут которого лежал через весь город. Солнце скрылось за быстро собирающимися тучами, заморосил дождь.
В это воскресное утро на расчерченных парковочных местах машин почти не было, зато стоянка у церкви была забита до отказа. И это напомнило Лорен о том давнем времени, когда она по субботам открывала окно своей спальни независимо от того, шел дождь или валил снег. Погода не имела для нее значения. Она обычно высовывалась из окна и слушала звон колоколов. Она закрывала глаза и представляла, каково это — одеваться в праздничное платье и идти в церковь. Картина, которая возникала в ее сознании, всегда была одной и той же: вот она, маленькая рыжеволосая девочка в ярко-зеленом платьице, спешит за красивой женщиной со светлыми волосами. А впереди их ждет семья. «Поторопись, Лорен, — каждый раз говорила ее воображаемая мама, ласково улыбаясь и беря ее за руку. — Нам нельзя опаздывать».
Лорен уже давно не открывала окно. Если его открыть, она увидит лишь обрушившийся соседний дом да оскаленный «Эль-Камино», принадлежащий миссис Санчес. И грезить наяву она перестала. Если та сладостная картина и возникает, то только в снах.
Автобус замедлил ход и начал тормозить у остановки. Лорен опустила взгляд на сумку, лежавшую у нее на коленях. Надо было бы сначала позвонить — так принято среди воспитанных людей, нельзя ехать в чужой дом без предупреждения. К сожалению, она не знала номера телефона Энджи. А еще — если быть честной с самой собой — ей невыносимо сегодня оставаться одной.
— «Миракл-Майл-роуд», — объявил водитель.
Лорен вскочила и поспешила к выходу.
Дверцы со скрежетом закрылись у нее за спиной, и автобус двинулся дальше.
Лорен еще некоторое время стояла на остановке, оглядываясь по сторонам и прижимая к груди сумку. Капли дождя напоминали крохотные льдинки с острыми краями. По обеим сторонам дороги, по которой ей предстояло идти, росли высоченные кедры, словно стремившиеся своими верхушками дотянуться до серого неба. Между деревьями виднелись почтовые ящики — они были единственными признаками того, что здесь живут люди. Это время года, эти мрачные дождливые месяцы принадлежали только лесу, и многих из тех, кто отваживался зайти в его дебри, находили только весной.