Лорен пожала плечами:
— Просто не смогла. — Ее охватило сильнейшее желание оказаться подальше отсюда, рядом с Энджи, там, где она чувствовала себя в безопасности.
— Дэвид говорит, что ты собираешься отдать ребенка на усыновление. Это круто. Моя тетка Сильвия в прошлом году усыновила ребенка. Счастлива до ужаса, — сообщила Сьюзен.
Лорен посмотрела на Дэвида и вдруг осознала: ведь он может отойти от всего этого, оставить все это в прошлом вместе с воспоминаниями о школе. Когда-нибудь все это может быть предано забвению так же, как его спортивные победы или высокие оценки. Почему же она этого раньше не поняла? Прежде она наивно полагала, что отныне они будут идти по жизни вместе, преодолеют все трудности, но сейчас ей на память пришли многочисленные предостережения.
— Иди сюда, — прошептала она Дэвиду.
Он последовал за ней в укромный уголок за трибунами.
Лорен ждала, что он обнимет ее, поцелует, заверит в своей любви, но он просто стоял и смотрел на нее, и было видно, что ему очень неловко.
— Что?
— Я просто… я буду скучать по тебе на каникулах. — Лорен знала, что он уезжает куда-то вместе с родителями.
— Отец назначил встречу в январе. С адвокатом. — Дэвид вздрогнул и отвел взгляд. — Насчет усыновления.
— Пусть встречается, — кивнула Лорен, понимая, что для Дэвида усыновление было бы самым простым выходом.
— Нам стоило хотя бы выслушать его. — Дэвид готов был заплакать, его не пугало даже то, что всего в нескольких ярдах от них стоят друзья. Лорен видела: ему тоже нелегко.
— Ладно, — вздохнула она, — выслушаем.
Дэвид с надеждой посмотрел на нее.
— Может, я привезу тебе колечко. В Аспене целая куча ювелирных магазинов.
— Да? — без особого энтузиазма сказала Лорен.
— Я люблю тебя, — тихо проговорил Дэвид.
Эти слова прозвучали не так, как раньше. Он произнес их невнятно, словно стесняясь. Вечером Лорен даже не могла вспомнить, как прозвучал его голос.
Энджи читала инструкцию по приготовлению ньокки с рикоттой как минимум в четвертый раз. Она никак не могла уяснить, каким образом следует использовать зубцы вилки для формирования ньокки.
— С меня хватит. — Энджи скатала тесто в длинный жгут и нарезала его на крохотные кусочки. Да, она решила научиться готовить, но это не значит, что приготовление еды должно стать смыслом ее жизни. — И так сойдет.
Она помешала соус. Дом наполнил острый аромат чеснока и помидоров. Конечно, запах не такой, как у мамы, но никто и не рассчитывал, что покупной соус будет таким же, как домашний. Остается надеяться, что сегодня никто из родственников к ней не заглянет.
Во всяком случае, пока она готовит.
Энджи занялась готовкой в терапевтических целях. Так ей всегда советовали сестры. Раньше у нее до кулинарии просто не доходили руки, а сейчас ее к этому вынудило глубочайшее отчаяние.
И поняла: никакое измельчение, нарезка и замешивание не помогают.
«Я не желаю проходить через все это еще раз. Через подъемы, спуски, одержимость».
Наверное, не надо было рассказывать Конлану о Лорен. Наверное, надо было дождаться, когда их любовь окрепнет.
Нет! Это только все ухудшило бы. Каждый из них так и продолжал бы бродить в дебрях своего одиночества. Если он не замечает произошедших в ней изменений, то это не значит, что их нет. Она-то знает, насколько другой она стала.
Ей остается одно: быть честной.
Раз или два за день Энджи ступала на путь сожаления, она почти жалела о том, что пригласила Лорен пожить у нее, однако она быстро сворачивала с этой дороги. Все-таки она была рада, что у нее есть возможность помочь девочке.
Энджи помыла пучок свежего базилика и принялась нарезать его. Кусочки налипали на лезвие ножа, и она решила дорезать остатки ножницами.
Дверь открылась. Домой вернулась Лорен. Она промокла насквозь.
Энджи посмотрела на часы:
— Ты рано. Я собиралась заехать за тобой…
— Я подумала, что тебе незачем утруждать себя. — Лорен сняла пальто и повесила его на вешалку, затем сбросила ботинки, и они стукнулись о пол.
— Обувь нужно снимать аккуратно, — назидательно проговорила Энджи с интонацией своей матери. Когда она это поняла, она рассмеялась.
— Что смешного?
— Я смеюсь над собой. Я разговариваю, как моя мама. — Она положила базилик в соус, помешала его деревянной ложкой и накрыла кастрюлю крышкой. — Я думала, — сказала она, откладывая ложку, — что ты после уроков задержишься с Дэвидом.
— В общем, да, мы с ним поговорили, — с несчастным видом сказала Лорен.
— Значит, так: ты сейчас переоденешься в сухое, а потом мы с тобой посидим и выпьем горячего какао.
— Ты занята.
— Я готовлю. Из чего, вероятно, следует, что нам придется ужинать не дома. Так что оденься для выхода в свет.
Наконец-то Лорен улыбнулась:
— Ладно.
Энджи уменьшила огонь под кастрюлькой с соусом и приготовила какао. Какао она умела готовить.
К тому моменту, когда Энджи устроилась в гостиной, сверху спустилась Лорен.
— Спасибо, — сказала она, когда Энджи подала ей чашку с какао, и села в большое кожаное кресло у окна.
— Как я понимаю, день у тебя прошел не очень хорошо, — начала разговор Энджи.
Лорен пожала плечами:
— Я чувствую себя другой, как будто я стала гораздо старше своих друзей.
— Догадываюсь.
— Их волнует, помнят ли они все даты Гражданской войны, а меня — как я буду платить за няню, когда начну учиться в университете. У меня с ними теперь мало общего. — Она подняла голову. — Дэвид сказал, что купит мне колечко.
— Это предложение руки и сердца?
Энджи в эту же минуту стало ясно, что этого говорить не следовало. Лорен вся сжалась как от удара:
— Сомневаюсь.
— Эй, детка, не суди его строго. Даже взрослым мужчинам бывает трудно смириться с отцовством. Наверное, Дэвид чувствует себя так, будто его выбросили из самолета и земля стремительно надвигается на него. И он знает, что удар будет сильным. То, что он боится, еще не значит, что он меньше тебя любит.
— Не знаю, смогу ли я принять это. Ну, то, что он не любит меня.
— Я понимаю, что ты хочешь сказать.
Лорен вдруг шмыгнула носом и вытерла глаза.
— Прости. Зря я заговорила об этом. Я не хочу, чтобы ты переживала.
— В каком смысле?
— Ты все еще любишь своего бывшего. Я вижу это по тому, как ты рассказываешь о нем.
— Неужели это так заметно? — Энджи опустила взгляд на свои руки и тихо добавила: — Я сегодня виделась с ним.
Она не знала, что заставило ее поделиться своей тайной. Потребность с кем-то поговорить об этом, наверное.
— Серьезно? И он тоже все еще любит тебя?
Энджи услышала надежду в голосе Лорен и поняла: девочке очень хочется верить в то, что в сгоревшей любви можно найти искру и разжечь из нее пламя. Да и любой женщине хотелось бы верить в это.
— Не знаю. Все так сложно.
— Тебе мешает то, что я живу у тебя?
Такая проницательность изумила Энджи.
— Почему ты так говоришь?
— Да ладно тебе! Ты же не забыла, какой ад вам устроила та, другая беременная девушка?
— Тогда все было по-другому, — возразила Энджи, повторяя слова, сказанные Конлану всего несколько часов назад, и искренне желая верить в них. — Конечно, я заботилась о Саре. Но я просто обожала ребенка, сидевшего у нее в животе. Я бы усыновила его, принесла бы домой и распрощалась бы с Сарой. Она бы навсегда исчезла из нашей жизни. С тобой все иначе.
— Почему?
— Мне дорога ты, Лорен. Именно ты. — Энджи вздохнула. — Да, иногда во мне просыпаются прежние стремления. Иногда я лежу ночью без сна, закрываю глаза и представляю тебя своей дочерью. Но от этого я не становлюсь той, какой была раньше. Мне уже не больно. И теперь я должна убедить в этом Конлана.
Энджи подняла голову, сообразив, что обращается не к Лорен, а к самой себе, что она разговаривает сама с собой.
— Иногда я тоже представляю тебя своей мамой, — призналась Лорен.
— О, — еле слышно выдохнула Энджи.
— И жалею, что ты не она.
У Энджи на глаза навернулись слезы. Им обеим не хватает одного и того же, ей и Лорен. Неудивительно, что жизнь свела их вместе.
— Мы команда, — тихо произнесла она. — Ты и я. Каким-то образом Господу стало известно, что мы с тобой нуждаемся друг в друге. — Она улыбнулась и вытерла слезы. — Все, хватит с нас тоски и уныния. Пора заканчивать с этими чертовыми ньокки. Давай накрывай на стол.
Лорен лежала на кровати и разглядывала разложенные перед ней фотографии. Вот мистер и миссис Десариа. Вот три девочки — вместе, отдельно, во всевозможных вариантах. Осенью, зимой, весной и летом. На пляже, в горах, на обочине какого-то шоссе. Она смотрела на эти снимки и представляла, каково это — быть с детства любимым ребенком, иметь рядом отца, который улыбается и держит тебя за руку.
«Пошли со мной, — как бы говорил он, — сегодня мы…»
Раздался стук в дверь.
Лорен соскочила с кровати. Она не хотела, чтобы ее застали за разглядыванием чужих семейных фотографий, поэтому только чуть-чуть приоткрыла дверь.
В щель на нее смотрел левый глаз Энджи.
— Мы выезжаем через десять минут.
— Знаю. Желаю хорошо провести время. — Лорен закрыла дверь и приготовилась услышать удаляющиеся шаги.
Однако вместо этого в дверь опять постучали. Она открыла.
— В каком смысле? — спросила Энджи.
— Что в каком?
— Ты сказала, что желаешь нам хорошо провести время.
— Ну да.
— Сегодня же сочельник.
— Знаю. Поэтому-то вы и идете на центральную площадь. Ты рассказывала мне об этом вчера. Ты говорила, что Десариа налетают как саранча и пожирают все на своем пути. Вот я и пожелала удачи.
— Ясно. А ты не Десариа? — спросила Энджи.
Лорен недоуменно смотрела на нее:
— Ну да. Я не Десариа.
— Значит, ты решила, что в канун Рождества я оставлю тебя здесь одну, а сама со своими родственниками буду наслаждаться пирожными и пить глинтвейн?