— Нет, — возразила она, — не через это.
— Энджи, ты слишком легко поддаешься надежде. Именно это и погубило нас. Ты не умеешь расставаться с мечтами.
— У меня только и было, что надежда.
— Нет. У тебя был я.
Энджи не могла не признать его правоту, и от этого груз прежних ошибок еще больше давил ей на плечи.
— Давай сегодня не будем смотреть в зеркало заднего вида. Я люблю тебя. Разве сейчас тебе этого не достаточно?
— То есть сегодня?
Она кивнула.
— Алкоголики живут одним днем. Может, и нам, давним любовникам, стоит это попробовать.
Конлан наклонился к ней, рукой обнял ее за шею и притянул к себе. Их взгляды встретились, ее — сияющий, его — тревожный от беспокойства. Он поцеловал Энджи, и для нее этот поцелуй стал всем, в чем она нуждалась. Ведь она даже не рассчитывала на такое счастье. В следующее мгновение он подхватил ее на руки и понес наверх, направляясь в ее прежнюю спальню.
Она засмеялась:
— Нет-нет, в главную. Мы же уже взрослые.
Он спиной толкнул дверь, прошел в комнату и ногой захлопнул створку.
На следующее утро, проснувшись, Энджи почувствовала, что у нее болят все мышцы. Она перекатилась на бок, прижалась к Конлану и поцеловала его в волевой подбородок.
— С Рождеством! — прошептала она, гладя его по обнаженной груди.
Он тут же проснулся и сонно заморгал.
— С Рождеством!
Энджи долго-долго смотрела на него, и в ней разрасталось желание, настолько сильное, что причиняло сладкую боль. Она ощущала, что их сердца снова бьются в унисон. Она все помнила: и хорошие времена, и плохие, и период безвременья, разделивший их, но своим поцелуем она снимала с их отношений весь этот слой, нанесенный годами, и сейчас чувствовала себя молодой, беззаботной и полной надежд.
Энджи с благоговением погладила его по щеке. Наверное, то же самое испытывали женщины, когда их мужья возвращались с войны: любовь, обновленную, мощную, которой они уже и не ожидали от себя, и грусть.
— Люби меня, — прошептала она.
— Я пытался тебя не любить. Ничего не получилось, — сказал Конлан, стискивая ее в объятиях.
Много позже, когда у Энджи выровнялось дыхание, а по телу перестали прокатываться волны трепета, она встала с кровати и отправилась на поиски своего халата.
— Ты пойдешь со мной к маме?
Конлан хмыкнул:
— Я тем самым заново раскручу мельницу пересудов.
— Ну пожалуйста.
— А куда еще мне деваться в рождественское утро?
Энджи расхохоталась. Она чувствовала себя безумно, до невозможного счастливой.
— Одевайся. Мы уже опаздываем.
Найдя халат, она надела его и направилась к комнате Лорен. Она ожидала, что та уже проснулась, оделась и с нетерпением ждет момента, когда ей будет вручен подарок, но обнаружила, что девочка крепко спит.
— Просыпайся, милая, — позвала она, садясь на кровать и убирая волосы с лица Лорен.
Та нехотя открыла глаза.
— Доброе утро, — пробормотала она.
— Вставай, соня. Сегодня Рождество.
— А, да. — Глаза Лорен закрылись.
Энджи удивила ее реакция. Что же это за ребенок, который не выпрыгивает радостно из кровати в рождественское утро? Ответ на вопрос пришел тут же: тот ребенок, который не привык праздновать Рождество. Энджи вспомнила дом с отвалившейся штукатуркой, неуютную квартиру, женщину — мать, — которая просто взяла и ушла, не сказав ни слова дочери.
Наклонившись, она поцеловала Лорен.
— Вставай, Спящая красавица. Мы должны быть у моей мамы через пятнадцать минут. В нашей семье процедура раздачи подарков начинается рано.
Лорен откинула одеяло и побежала в ванную. Обе знали, что второму из моющихся достанется только теплая вода, а бедняге третьему — лишь холодная.
Энджи вернулась в свою спальню. Конлан успел накинуть махровый халат ее отца и сейчас стоял у окна. В руке он держал коробочку, упакованную в серебряную бумагу. Раньше они всегда праздновали свое собственное Рождество, прежде чем ехать к маме, но в этом году она не ожидала, что они будут вместе.
— Ты приготовил мне подарок? А я не…
Конлан подошел к ней, протянул коробочку:
— Это так, мелочь.
Энджи сорвала обертку и открыла белую коробочку. Внутри лежала очень красивая елочная игрушка ручной работы: усыпанный сверкающими кристаллами серебристый ангел с почти ажурными крыльями.
— Я откопал его в России в прошлом месяце, когда брал интервью у одного известного человека.
Энджи с восторгом разглядывала прекрасного ангела, который умещался в нее на руке, и вспоминала другое рождественское утро много лет назад. «Я всегда думаю о тебе», — сказал ей тогда Конлан, вручая крохотную деревянную игрушку-башмачок, купленную в Голландии. С этого башмачка и началась ее коллекция. И традиция.
Энджи подняла глаза:
— Ты купил его в прошлом месяце?
— Я скучал по тебе, — тихо проговорил Конлан.
Энджи подошла к комоду, выдвинула верхний ящик и принялась рыться в своем нижнем белье. Когда она повернулась, в руке у нее была маленькая голубая бархатная коробочка.
— У меня для тебя тоже есть подарок, — сказала она, идя к Конлану.
Оба знали, что там.
Конлан открыл коробочку. Внутри было обручальное кольцо Энджи. Бриллиант ярко сверкал на фоне черного бархата. Интересно, спросила она себя, а он помнит тот день, когда они купили его? Как они, юные, почти дети, держась за руки, ходили от магазина к магазину и всей душой верили в то, что их любовь будет длиться вечно?
— Ты возвращаешь мне его? — спросил Конлан.
Она улыбнулась:
— Полагаю, ты знаешь, что с ним делать.
«Эта удивительная жизнь». «Чудо на Тридцать четвертой улице». «Рождественская история».
Лорен не раз видела эти фильмы и десятки подобных и каждый раз скептически думала: «Ага, как же, так я и поверила!» Сияющие лампочками или свечками рождественские елки идеальной формы, украшенные мишурой и переходящими из поколения в поколение, заботливо хранимыми игрушками. Зеленые венки над камином и гирлянды, обвивающие балясины. Все это далеко от реальности, говорила она себе. Это не то Рождество, которое знакомо самым обычным детям.
Но сейчас, входя в дверь, на которой висел рождественский венок, в дом Десариа, она поняла, что попала в страну чудес. Повсюду — на стенах, на подоконниках, на картинах — висели гирлянды с крохотными стеклянными оленями, фарфоровыми снеговиками и медными санками с сияющими шарами. Даже ножки столов были обвиты мишурой. В углу стояла высоченная елка. На ней было столько игрушек, что они почти скрывали хвою. Елку венчала очень красивая звезда.
А под елкой лежали подарки.
Лорен в жизни не видела такого количества подарочных коробок. Она повернулась к Конлану и ошеломленно выдохнула: «Ого!» Ей не терпелось позвонить Дэвиду и рассказать ему обо всем во всех подробностях.
— Вот и у меня была такая же реакция, когда я впервые пришел сюда на Рождество, — улыбнулся Конлан. — Мой папа обычно дарил маме на Рождество тостер и даже не считал нужным красиво его упаковать.
Лорен всю жизнь сталкивалась с таким же равнодушием. «Его маме еще повезло, ей хотя бы делали подарок», — подумала она.
К ним подошла Энджи.
— Знаю, все это выглядит гротескно. Ты еще больше удивишься, когда увидишь, как мы едим. Мы как пираньи. — Она обняла Лорен за плечи. — Пошли на кухню. Главное действо разворачивается там. — Она улыбнулась Конлану: — Все будет хорошо.
У них ушло почти полчаса, чтобы пройти через гостиную. Каждый, будь то младший или старший член семьи, при виде Конлана начинал радостно вопить, подскакивал со своего места и бросайся его обнимать. Его встречали, как рок-звезду. Лорен, держась за руку Энджи, остановилась в дверях.
Мария на столе нарезала тонкий лист зеленого теста на квадратики, которым предстояло стать печеньем. Мира раскладывала оливки и нарезанную морковь на блюдо. Ливви выливала в форму для пирога жидкое тесто.
— Ты опоздала, — заявила Мария, не поднимая головы. — Идти три мили, а ты все равно ухитрилась опоздать.
Из-за спины Энджи вышел Конлан:
— Мария, это моя вина. Я всю ночь не давал вашей девочке спать.
Все три женщины взвизгнули и, раскинув руки, бросились к Конлану, осыпая его поцелуями.
— Они все обожают его, — сказала Энджи Лорен, отступая в сторону, чтобы не мешать сестрам обнимать Конлана.
Когда все нацеловались и наобнимались, когда Конлан и Энджи ответили на все вопросы, женщины вернулись к готовке. Лорен сначала наделала из редиски розочек, потом приготовила мясной соус, а затем принялась раскладывать на блюде разные закуски. На кухню то и дело прибегали дети, они дергали Марию за рукав и требовали, чтобы она поторопилась, потому что пора раздавать подарки.
— Ладно, — наконец сдалась Мария, отряхивая от муки руки. — Пора.
Энджи опять взяла Лорен за руку и повела в гостиную, где собралась вся семья. Все сидели где придется: на стульях, на диване, на скамеечках для ног, на приступке у камина, на полу. Дети расположились под елкой и стали доставать из-под нее коробки и выкликивать имена тех, кому предназначался подарок.
Лорен тихонько выскользнула из дома, бесшумно прикрыла за собой дверь и подбежала к машине Энджи. Она достала оттуда приготовленный ею подарок, вернулась, прижимая его к груди, в теплый, пахнущий корицей дом и села рядом с Энджи у камина.
К ней подошла маленькая Дэни и протянула ей красиво обернутую коробку.
— Ой, это не мне, — сказала Лорен. — Тут написано имя, давай я помогу тебе прочитать…
Энджи остановила ее:
— Это тебе.
Лорен не знала, что сказать. Она смущенно пробормотала «спасибо» и положила коробку к себе на колени, но потом, не удержавшись, провела пальцами по гладкой, блестящей бумаге. Вскоре за первым подарком, предназначавшимся ей, последовал еще один, и еще один, и еще. От Марии. От Ливви. От Миры. Она никогда в жизни не получала столько подарков.
— Я не знала, — ошеломленно прошептала она Энджи. — У меня нет подарков для…