Она целует меня в щёку.
Улыбаюсь и поправляю фиолетовый пояс на талии. Я люблю яркие цвета. Как все балийцы.
– Привет, ребята! – здороваюсь я, как будто только что вошла в класс. – Теперь мы с вами одноклассники. Вы с таким интересом меня разглядывали. Я даже почувствовала себя немного звездой.
Пара девчонок прыскают от смеха, а мальчишки, переглядываясь, шушукаются.
– Ничего не бойся и будь собой, – вспоминаю напутствие мамы.
А чего тут бояться? Я же не в лесу среди непредсказуемых обезьян, которые, если посмотреть им в глаза, могут наброситься.
Я среди людей. А это не страшно, ведь мы все примерно одинаковые.
– Только аксессуары разные у нас, – говорит папа. «Аксессуары» – это для него цвет кожи, глаз, волос, форма носа, привычки и традиции.
– Я четырнадцать лет прожила на Бали, – начинаю я. – А в Москве впервые оказалась. – Мне очень хотелось жить здесь. Так я каждый день могу видеть бабушку с дедушкой.
«Солнце» фыркает, а «Колечко в носу» подбадривающе кивает.
– У вас тут здорово, – продолжаю я. – Вы прямо счастливчики. Обожаю сырники и кефир, а ещё манную кашу – на острове такого нет. И книги на русском можно взять в любой библиотеке, это вообще!
Никто больше не ухмыляется, они смотрят внимательно на меня. Опять разглядывают, но как-то уже по-другому немного.
– Я выгляжу иначе – не как вы. Но знаете, я и на Бали выгляжу другой. Я к этому уже привыкла. И вы ко мне привыкнете, мне кажется. Тут, конечно, холоднее, чем у нас, но я так жду зиму! Хочу научиться кататься на коньках.
– Нашла чего ждать, – диснеевская принцесса ёжится.
– Ага, там хорошо, где нас нет, – поддакивает «Череп». – Москва не Бали. Махнёмся, не глядя?
– Тебя же Макс зовут? – спрашиваю.
Он кивает.
– Хорошо там, где мы есть, Макс, – говорю я, не отводя взгляда от его голубых глаз. И улыбаюсь.
А он тоже смотрит на меня и улыбается – в ответ.
Анна Маншина. Так бывает…
– Вот бы не возвращаться из этого похода! – Стася смотрела куда-то вдаль и обрывала засохшую кожу с губ.
Я кивнула. Мы со Стаськой сидели на балконе заброшенной то ли школы, то ли больницы недалеко от Волги. Из комнаты позади нас пахло плесенью, сырой штукатуркой и немного крапивой.
– Да, я бы так и жила на этих яхтах. Ходила по реке из города в город, шлюзовалась, ела гречку с тушёнкой, обгорала, купалась по утрам, слушала…
– Эй, вы там что, гнездо уже свили? Пошли обед готовить! – снизу раздался Митькин голос.
– Идём! – крикнула Стася. А потом добавила тише: – Бесит! Даже поговорить нормально не дадут! И голос ещё этот гнусавый.
– Ничего он не гнусавый!.. – Я спрятала пальцы поглубже в рукава толстовки.
– Всё с тобой ясно, – Стася улыбнулась и встала. – Пошли, а то будет потом весь день на нас ворчать твой негнусавый.
– Тише ты! Там же, внизу, всё слышно!
После обеда небо затянуло тучами, а на горизонте то и дело вспыхивали зарницы. Грома не было. Казалось, что кто-то нажал на кнопку «mute» ну или мы все разом оглохли.
– А прикиньте, молния нам в мачту шарахнет! – Тёма ухмыльнулся, глядя на отблески вдалеке.
– Ты бы лучше посуду помыл, а не трепался! – Стася фыркнула. – А то тебя точно чем-нибудь шарахнет.
Мне на нос плюхнулась большая холодная капля.
И ещё одна. И…
– Так, собираем все вещи с лееров и закрываем каюту! – Капитан нашей лодки Макс вылез на пирс и проверил, как пришвартованы яхты. – Посуду можете оставить в кокпите, потом домоете.
Тёма свысока посмотрел на Стасю, сдёрнул свои шорты с леера и нырнул в каюту.
Было около трёх часов дня, но на улице резко потемнело. И только изредка сверкали зарницы. Дождь барабанил по корпусу яхты, а мы со Стасей, Максом и Тёмой сидели в каюте. Митька, Вова и Тимур прятались от дождя на второй яхте.
Макс достал своего Лавкрафта и улёгся читать в носу, Тёма залип в игрушку на телефоне, а мы со Стасей начали разбирать завал на столе и на сиденьях рядом с ним.
Бам! Кто-то шагнул на яхту. Скрипнул сдвижной люк у нас над головой, и в каюту вместе с дождём нырнул насквозь мокрый Митька.
– Вован с Тимуром спать завалились, а я решил к вам, – его волосы свисали на лоб тёмными сосульками. – Может, чаю заварим?
Пока Стася доставала кружки, пачку сухарей с изюмом и ставила чайник, я украдкой смотрела на Митьку. Смуглое лицо блестело от дождя, он взъерошил волосы и отряхнулся, как большой пёс. Мне вспомнилось, как он вчера с горящими глазами рассказывал про искусственный интеллект, про баскетбол, про поездку в Вильнюс. А ещё – как он смеялся.
Дождь лил и лил. Мы съели все сухари и налили по второй кружке чая. Макс заснул в носу, а Тёма сидел с нами и время от времени даже как-то мило душнил.
Батарейки в потолочной лампочке сели, и свет в каюте был тусклый-тусклый. В сумерках почему-то проще разговаривать. То, что при свете дня кажется дурацким, тупым или стыдным, в сумерках звучит абсолютно нормально. Даже хорошо.
Мы пили чай, говорили всякие глупости и смеялись.
Я слушала, как барабанит по яхте дождь, грела руки о кружку и смотрела, как Митя морщит лоб, когда отхлёбывает чай.
После очередного взрыва хохота Макс проснулся и вылез из носа к нам за стол.
– Так, я не понял: а где чай для капитана? – Он улыбнулся и протёр глаза. – По прогнозу дождь через пару часов закончится. Переждём его здесь, а потом пойдём под мотором до Калязина, чтобы сильно из графика не выбиваться.
– Принято, кэп! – Стася кивнула и поставила на стол капитанскую кружку.
Во время ночного перехода Макс был на руле, Тёма в каюте, а мы со Стасей и Митей сидели на баке и глазели по сторонам.
– Алис, заваришь чаю? – Митя передёрнул плечами. – А то чёт бобрица!
– Чего?
– Бодрит, говорю, – Митька рассмеялся. – Хочется чего-нибудь горячего.
Я тоже засмеялась и пошла ставить чайник.
А когда вылезла из каюты с двумя кружками, увидела, что Стася и Митя сидят на баке близко-близко. И целуются.
Сзади шумел мотор, вода плескалась о борта, по берегам плыли огни каких-то деревушек, пахло бензином и речной водой. Я стояла, как яхта в левентик, и не могла пошевелиться. А железные кружки жгли мне пальцы.
Утром Стася вылезла из каюты, когда я чистила зубы.
– Алис, я… Ты как?
– Норм, – я сплюнула пасту.
– Ты же всё видела вчера, да?
Я молча кивнула.
– Я сегодня полночи уснуть не могла. Мне капец как стыдно и…
– Он тебе нравится? – Я посмотрела Стасе в глаза.
– Мы же тогда пытались начать встречаться, но получилась хрень какая-то. Ну ты сама помнишь…
– А сейчас?
Стася замолчала. Из каюты вылез заспанный Тёма и, позёвывая, побрёл по левому борту на причал. Стася продолжала смотреть на дно кокпита и кусать губы.
– Да всё хорошо, не парься! – Я умылась и вытерла лицо полотенцем. – Тебе нравится Митя, а ему нравишься ты. Так бывает.
– Алис…
– Топиться не буду, обещаю! – Я усмехнулась и убрала зубную щётку в чехол. – Пошли завтрак готовить, а то мужики нас съедят.
Стася обняла меня крепко-крепко. Я зажмурилась и прошептала:
– Люблю тебя, дурынду.
Из Калязина мы шли в Белый городок. До конца похода оставалась всего пара дней.
Стася перебралась на лодку к Мите. Когда наши яхты оказывались рядом, я видела, как они обнимаются, Митька что-то говорит Стасе своим гнусавым голосом, а она хохочет.
Макс, видимо, всё понял и в этот переход меня сильно не напрягал. Когда закончилась лавировка, я ушла на бак и включила в наушниках музыку. Там кто-то орал. Так же, как в тот момент хотелось заорать мне. Но я просто сильно-сильно щипала себя ногтями за предплечье и смотрела вперёд.
Так бывает.
Штаг и стаксель перед глазами расплывались, но я продолжала на них смотреть. А в наушниках кто-то орал.
Я перегнулась через леер и увидела свою тень на волнах, бегущих от носа яхты. Вода вокруг неё блестела так, что было больно смотреть. Ветер трепал волосы, а я смотрела в воду, пока от движения волн и бликов у меня не закружилась голова.
– Тём, поднабей шкоты! – Я обернулась и увидела, как Макс в солнечных очках поглядывает на паруса и еле заметно контролирует курс яхты румпелем.
Малейший поворот руля через пару сотен метров приведёт нас совсем в другую точку. А если бросить румпель и забить на паруса, то мы, скорее всего, будем болтаться на месте, ходить по кругу или нас просто снесёт в камыши. И Макс этими еле заметными движениями руля каждую секунду уточняет, где хочет оказаться дальше.
Где хочет оказаться дальше…
Я потираю предплечье со следами от ногтей и ставлю музыку на паузу. Больше никто не орёт.
Слышны только плеск воды и ветер.
Смотрю на паруса.
Бакштаг. Хорошо сегодня задувает…
– Алис, хочешь порулить?
Мамавани. Топ!
«Я вообще не понял, как это могло произойти. Алекс пропал? В смысле?! Они что, надо мной издеваются?»
– Пупс, не кричи на меня, – у Ольги дрожал подбородок, вот-вот начнётся истерика. – У меня аскеза от злословия, ты же сам ведаешь! – Жена уселась в раскалившиеся на солнце валуны, закрыла глаза и начала дышать животом. – Рам-м-м-м…
Господи, только не сейчас. Не здесь. Не на благословенной вершине, которую мы наконец-то покорили, вопреки всему на свете. Я к этому шёл ровно год или что-то вроде. Да, точно год. А теперь?..
Я мысленно посчитал до десяти, чтобы успокоиться. Так, ладно. Этим сукиным сыном я займусь позже. Я закрепил в каменистом грунте флагшток, вынул телефон и включил камеру.
– Пап, мы что, будем селфиться? Реально? – Дочь смотрела на меня так, словно это я Алекса куда-то подевал. Съел, видимо, судя по выражению её неблагодарного лица.
– Все в кадр. Улыбаемся! Алиса, не кисли – а то скутер на дэрэ не получишь.
Дочь фыркнула, поправила косы и засияла безупречной улыбкой. Моя школа, топ. Из неё получится миллионник.