удача» (выделено автором)[80]. По его мнению, возлагать на нас ответственность за наши поступки бессмысленно. Более того, мы никак не можем повлиять на формирование собственных убеждений относительно правоты наших поступков, об их последствиях или же о наличии альтернатив. Вы не можете искренне верить в то, что отличается от всего, во что вы действительно верите[81].
В главе 1 я уже говорил, что вы можете сделать, чтобы доказать мне существование свободы воли; в этой главе я дополню свое требование деталями: покажите мне нейрон, на работу которого не повлиял ни один из этих факторов – ни происходящее в 80 млрд окружающих его нейронов, ни та или иная комбинация гормонов, коим несть числа, ни уникальные условия детства и внутриутробной среды, ни тот или иной геном (один из 24000000 вариантов, умноженных на почти такой же огромный диапазон всевозможных эпигенетических аранжировок) и так далее. Вашему контролю тут ничто не подвластно.
«Черепахи до самого низу» – это смешно, поскольку претензия, предъявленная Уильяму Джеймсу, не просто абсурдна, она еще и не учитывает любого рода возражения. Вся эта история напоминает высокопарную версию обмена оскорблениями прямиком со школьного двора времен моего детства:
– Ты отстойный бейсболист.
– Сам такой.
– Ты меня бесишь.
– Сам такой.
– Теперь ты впадаешь в примитивную софистику.
– Сам такой.
Если бы старуха, атаковавшая Джеймса, в какой-то момент сообщила, что следующая черепаха висит в воздухе, анекдот не был бы смешным; абсурдности ответа это не уменьшило бы, зато нарушило бы ритм бесконечного регресса.
Почему происходит какое-то событие? «Потому что раньше что-то случилось». А оно из-за чего произошло? «Из-за того, что до этого тоже что-то имело место» – и так до бесконечности[82], но это никакой не абсурд, так устроена Вселенная. Абсурд, если закрыть глаза на эту неразрывность, – думать, будто у нас есть свобода воли и существует она потому, что в какой-то момент состояние мира (или лобной коры, или нейрона, или молекулы серотонина…), которое «предшествовало» поведению, возникло из ниоткуда.
Доказать существование свободы воли можно, лишь продемонстрировав, что какое-то поведение возникло просто из ничего и никаких биологических предшествующих факторов у него не было. Вероятно, при помощи хитрых философских аргументов этот вопрос еще как-то можно обойти, но при помощи арсенала науки не получится.
Как отмечалось в главе 1, выдающийся философ-компатибилист Альфред Мили считает, что эти требования к свободе воли задирают планку на «абсурдную высоту». Здесь в дело вступают семантические тонкости: то, что Леви называет «конститутивной» удачей, для Мили – удача «удаленная», причем удаленная на такое расстояние от момента принятия решения (на целый миллион лет, на целую минуту), что она не исключает свободы воли и моральной ответственности. Так происходит якобы потому, что эта даль так далека, что и вовсе не имеет значения, или потому, что последствия этой удаленной биологической и экологической удачи в конце концов все-таки проходят фильтр некоего нематериального «я», выбирающего из тех воздействий, которым подвергается, или потому, что удаленное невезение, по Деннету, в долгосрочной перспективе уравновесится везением, и поэтому его можно проигнорировать. Вот так некоторые компатибилисты приходят к выводу, что история человека к делу не относится. Леви под «конститутивной» удачей понимает нечто совершенно иное, а именно что история не просто важна, но, по его словам, «вопрос истории и есть вопрос удачи». Именно поэтому утверждение, что свобода воли может существовать лишь в том случае, если на действия нейронов совершенно не влияют все те неконтролируемые факторы, которые им предшествовали, – никакая не абсурдно высокая планка и не соломенное чучело. Это единственно разумное требование, поскольку всё, что было раньше, вся эта неподвластная контролю удача составляет вас. Так вы стали собой{101}.
4Волевая сила воли: миф об упорстве
Две предыдущие главы посвящены вопросу, как можно верить в свободу воли, игнорируя историю. И это невозможно – повторяя нашу новую мантру, мы не более чем история взаимодействия биологии, над которой мы не властны, и среды, над которой мы также не властны; именно эта история определяет, кто мы есть здесь и сейчас.
Тем не менее не все поклонники свободы воли отвергают важность истории, и в этой главе мы проанализируем два способа, какими они на нее ссылаются. Первый, с которым мы разделаемся довольно быстро, – это глупая попытка ряда серьезных ученых интегрировать историю в общую картину. Мы им ответим так: «Конечно, свобода воли есть – просто не там, где вы ищете». Она существовала в прошлом. Она появится в будущем. Она существует в мозге где-то там, куда вы не смотрите. Она действует вне вас, витает где-то в пространстве межличностного взаимодействия.
Второе злоупотребление историей мы рассмотрим подробнее. В предыдущих двух главах речь шла о том, сколько вреда проистекает из убеждения, что награда и наказание с моральной точки зрения справедливы, потому что объяснить поведение людей можно и не обращаясь к их прошлому. В этой главе речь пойдет о том, как опасно думать, будто история важна для объяснения лишь некоторых аспектов человеческого поведения.
Предположим, перед нами человек в опасной ситуации – на него напал незнакомец с ножом в руках. Наш парень вытаскивает пистолет и стреляет, повергая обидчика на землю. Как он поступит дальше? Решит: «Все кончено, он обезврежен, я в безопасности»? Или продолжит стрелять? А что, если он сначала подождет 11 секунд и только потом набросится на нападавшего? В этом случае его обвинят в преднамеренном убийстве – если бы он остановился после первого выстрела, его действия считались бы самообороной; но у него было целых 11 секунд на обдумывание вариантов, а значит, второй раунд стрельбы – сознательное и умышленное действие.
Давайте заглянем в биографию этого парня. Родился с фетальным алкогольным синдромом – его мать пила. Когда ему было пять, она его бросила, и с тех пор он скитался по приемным семьям, где подвергался физическому и сексуальному насилию. В 13 начал злоупотреблять алкоголем, в 15 стал бездомным, не раз получал в драках по голове, жил за счет попрошайничества и проституции, его многократно грабили, а месяцем ранее на него напали и ударили ножом. Социальный работник из психиатрической службы, единожды с ним поговорив, предположил, что у него может быть посттравматическое стрессовое расстройство. Ну, что думаете?
Кто-то пытается убить вас, и у вас есть 11 секунд, чтобы выбрать между жизнью и смертью; если вы под давлением чудовищного стресса легко примете ужасное решение, то этому есть понятное нейробиологическое объяснение. А теперь посмотрим на нашего парня с нарушением развития ЦНС из-за нейротоксичного воздействия алкоголя на плод, бесконечных психологических травм в детстве, повторяющихся черепно-мозговых травм, который злоупотребляет психоактивными веществами, и вспомним, что недавно его пырнули ножом в аналогичной ситуации. Из-за такого прошлого одна часть его мозга увеличилась, другая атрофировалась, а какой-то нейронный путь разомкнулся. В итоге вероятность того, что за эти 11 секунд он примет взвешенное, обдуманное решение, стремится к нулю. И если бы судьба одарила вас таким же мозгом, вы на его месте поступили бы точно так же. В этом контексте «11 секунд, чтобы обдумать» – просто издевательство[83].
Однако философы-компатибилисты (и большинство прокуроров, судей и присяжных) не считают это издевательством. Да, жизнь парня побила, но у него была масса времени, чтобы принять волевое решение стать другим человеком – не таким, который возвращается и всаживает обидчику в голову еще одну пулю.
Эту точку зрения прекрасно суммировал философ Нил Леви (он с ней не согласен):
Люди становятся ответственными не тогда, когда приобретают предрасположенность и ценности; напротив, человек становится ответственным, когда берет на себя ответственность за свою предрасположенность и свои ценности. А те, кем манипулируют, несут ответственность за свои действия не сразу, поскольку полностью ответственными людьми их можно считать лишь по прошествии времени, достаточного, чтобы они могли обдумать и прочувствовать последствия своей новой предрасположенности. Это время (в нормальных условиях) дает возможность обдумать и осмыслить, тем самым позволяя человеку взять на себя ответственность за то, кто он есть. Ответственность за предрасположенность и ценности приобретается, как правило, в процессе обычной жизни, даже если эта предрасположенность или ценности – результат чудовищного конститутивного невезения. В какой-то момент конститутивное невезение уже не может служить оправданием, поскольку у человека было время взять на себя ответственность за него{102}.
В общем, может быть, прямо сейчас свободы воли и не существует, но в прошлом она была точно.
Как подразумевается в приведенной выше цитате, процесс свободного выбора того, каким человеком вы станете, каким бы печальным ни было ваше конститутивное невезение, обычно воспринимается как постепенный, нормальный процесс взросления и созревания. В дебатах с Деннетом инкомпатибилист Грегг Карузо изложил суть нашей главы 3: мы не можем контролировать ни биологию, ни окружающую среду, которые нам достаются по воле судеб. Деннет ответил: «И что с того? Думаю, вы упускаете из виду, что автономия – это нечто, до чего человек