чувственных. «Что я почувствую, если я сделаю А, а из-за этого потом случится В?» Без этого интуитивного ощущения принимать решения чрезвычайно сложно{123}.
Более того, решения, принятые без участия вмПФК, могут оказаться ошибочными по любым стандартам. Люди с повреждением вмПФК не меняют своего поведения даже в ответ на негативную обратную связь. Предположим, испытуемым нужно выбирать между двумя заданиями, одно из которых вознаграждается лучше. Если условия меняются и большее вознаграждение приносит уже другое задание, люди, как правило, меняют свою стратегию (даже если они не осознают, что правила поменялись). А вот с поврежденной вмПФК человек может полностью отдавать себе отчет в том, что больший барыш теперь обещает второе задание… и по-прежнему держаться первого. Без вмПФК вы прекрасно понимаете, что означает негативная обратная связь, но не знаете, что чувствуете по этому поводу{124}.
Мы уже знаем, что повреждение длПФК провоцирует неадекватное, эмоционально расторможенное поведение. Но без вмПФК человек превращается в бестактного отщепенца. Встретив кого-нибудь, он говорит: «Здравствуйте, рад вас видеть! Ого, какой вы толстый!» А когда сгорающий со стыда визави его отчитывает, спрашивает с искренним недоумением: «А что такого? Это же правда». В отличие от большинства, люди с повреждением вмПФК не считают, что насильственные преступления следует карать строже ненасильственных; не меняют игровой стратегии, узнав, что играют не против живого человека, а против компьютера, и не делают различий между другом и незнакомцем, когда размышляют, стоит ли жертвовать кем-то из них ради спасения пятерых посторонних. ВмПФК – это не рудиментарный придаток ПФК, в котором подобно аппендициту воспаляются эмоции, инфицируя рассудительный мозг. Напротив, она нам жизненно необходима.
Итак, ПФК помогает поступать правильно, когда это трудно. Но, что очень важно, «правильно» здесь – это правильно в нейробиологическом и инструментальном смысле, а не в моральном.
Взять, к примеру ложь и ту очевидную роль, которую играет ПФК в сопротивлении искушению солгать. Без помощи ПФК вы и солгать убедительно не сумеете; к слову, у патологических лжецов нейронные связи в ПФК нетипично сложные. Более того, сама по себе ложь нейтральна с моральной точки зрения; вранье вранью рознь. Ребенок, обученный ситуативной этике, лжет, что ему понравился обед, приготовленный бабушкой. Буддийский монах великолепно блефует, играя в кости. Диктатор подстраивает массовое убийство, чтобы оправдать вторжение в чужую страну. Организатор финансовой пирамиды обманывает инвесторов. Как и во многом другом, для всего, что делает лобная кора, важен контекст, контекст и еще раз контекст.
Завершая наш экскурс в ПФК, пора вернуться к крайне вредной ложной дихотомии между вашими сильными сторонами и слабостями, которыми вы наделены от природы, и вашим якобы свободным выбором, как с этими качествами обходиться.
Посмотрите еще раз на правую колонку, на те перепутья, что проверяют нас на прочность. Сопротивляетесь ли вы своим деструктивным сексуальным желаниям? Превозмогаете ли вы боль, прилагаете ли дополнительные усилия, чтобы преодолеть свои слабости? К чему это нас подводит, догадаться не трудно. Если вы хотите дочитать этот абзац, а конец главы пропустить, то вот три основных момента, которые стоит запомнить: (а) настойчивость, характер, хребет, упорство, прочный нравственный стержень, воля и дух, побеждающие слабую плоть, – все это продукт ПФК; (б) ПФК состоит из биологического материала, идентичного материалу остального мозга; (в) ваша ПФК здесь и сейчас есть результат взаимодействия всей этой неподвластной нам биологии со всей этой неконтролируемой нами средой.
В главе 3 мы искали ответ на вопрос, почему человек так поступил с точки зрения биологии. И ответ был такой: из-за того, что произошло секунду назад, минуту назад и так далее. Теперь мы ставим вопрос конкретнее: почему ПФК сработала так, как она только что сработала? Ответ ровно тот же.
Вот вы сидите, сосредоточившись на задании. Как только загорается синий свет, вы быстро жмете левую кнопку, красный – жмете правую. Затем правило меняется на противоположное: синий – правая, красный – левая. Затем оно меняется еще раз и еще…
Что происходит в вашем мозге во время выполнения задания? Каждый раз, как вспыхивает свет, зрительная кора кратковременно активируется. Мгновением позже ненадолго активируются нейронные пути, передающие информацию из зрительной коры в ПФК. В следующее мгновение в работу включаются нейронные пути, ведущие из ПФК в моторную кору, а оттуда – к мышцам, заставляя их сокращаться. Но что происходит ВНУТРИ ПФК? ПФК должна сосредоточиться на повторении «синий – левая, красный – правая» или «синий – правая, красный – левая». Она напряженно работает все время без остановки, повторяя правило, действующее в данный момент. Когда вы пытаетесь сделать правильную, но трудную вещь, ПФК становится самой ценной частью мозга.
Ценная – хорошая метафора. Только это не метафора. Каждый нейрон в ПФК работает безостановочно, каждый потенциал действия высвобождает волны ионов, проходящих сквозь мембраны, после чего эти ионы нужно еще отловить и перекачать обратно, туда, откуда они вышли. И пока вы концентрируетесь на действующем в данный момент правиле, эти потенциалы действия могут возникать сотни раз в секунду. Нейроны ПФК потребляют чудовищное количество энергии.
Это можно продемонстрировать с помощью техник нейровизуализации, если показать, что работающая ПФК потребляет уйму глюкозы и кислорода из крови, или если измерить, какое количество биохимической «наличности» доступно каждому нейрону в каждый конкретный момент времени[98]. Это подводит нас к главной мысли данного раздела: если ПФК не хватает энергии, она работает хуже.
Это воплощенные на клеточном уровне понятия «когнитивная нагрузка» или «когнитивный резерв», которых мы касались в главе 3[99]. Когда ПФК напряженно трудится над какой-нибудь задачей, эти резервы истощаются{125}.
Поставьте, например, вазочку с драже M&M's перед человеком, соблюдающим диету. «Вот, бери сколько хочешь». Он, конечно, попытается устоять. Но если он только что выполнил задачу, требующую напряжения лобной коры, даже такую бессмысленную, как задание про красный и синий свет, он съест больше конфет, чем обычно. Одна статья на эту тему вышла с очаровательным названием «Не истощи нас в искушении» (Deplete us not into temptation). То же самое верно и в обратном порядке – истощите резервы лобной коры, минут пятнадцать сопротивляясь искушению съесть конфету, и вы будете хуже справляться с заданием «красный/синий»{126}.
ПФК работает хуже, и ваша способность к саморегуляции сходит на нет, если вы напуганы или страдаете от боли – ПФК тратит энергию на борьбу со стрессом. Вспомните эффект Макбет, когда воспоминание о неэтичном поступке препятствует мыслительной деятельности (если только вы не избавились от этого тягостного ощущения нечистоты, вымыв руки). Работоспособность лобной коры падает и в том случае, если она утомляется, мешая вам отвлекаться на что-нибудь приятное – пациенты чаще умирают от послеоперационных осложнений, если хирург оперировал в свой день рождения{127}.
Усталость тоже истощает ресурсы лобной коры. Чем ближе к вечеру, тем чаще доктора идут по самому легкому пути: назначают меньше анализов, выписывают больше опиатов (в отличие от безопасного лечения вроде противовоспалительных средств или физиотерапии). Испытуемые чаще поступают неэтично и меньше размышляют над моральной стороной дела во второй половине дня или после того, как попыхтели над замысловатой задачей. В одном настораживающем исследовании, проведенном среди врачей отделения неотложной помощи, было показано, что чем больше интеллектуальных усилий требовала рабочая смена (этот параметр измеряли числом пациентов), тем выше к концу дня был уровень неявных расовых предубеждений у докторов{128}.
То же самое касается и голода. Вот исследование, заставляющее задуматься (мы уже ссылались на него в предыдущей главе). Ученые изучили группу судей, которые вынесли более тысячи решений по поводу условно-досрочного освобождения. Какой параметр надежнее всего предсказывал, удовлетворит судья просьбу об условно-досрочном или же отправит просителя обратно в тюрьму? Как давно последний раз судья ел. Если осужденный представал перед судьей сразу же после обеда, вероятность уйти на условно-досрочное составляла для него примерно 65%; если же он представал перед судьей, когда с момента последнего приема пищи прошло уже несколько часов, эта вероятность была близка к нулю[100]{129}.
В чем же дело? Явно не в том, что к концу рабочего дня судьи теряют рассудок, путают слова, не соображают, что делают, и сажают за решетку стенографистку. Нобелевский лауреат психолог Даниэль Канеман при обсуждении этого исследования предположил, что когда после обеда проходит больше времени, ПФК хуже удается фокусироваться на деталях каждого отдельного случая и судья с большей вероятностью принимает самое простое, буквально рефлекторное решение, а именно отправляет человека обратно в тюрьму. Важным подтверждением этой мысли служит исследование, в котором испытуемые должны были принимать решения возрастающей сложности; чем сильнее длПФК уставала по ходу эксперимента, тем чаще испытуемые прибегали к привычному для них решению