Всё решено: Жизнь без свободы воли — страница 58 из 83

{323}.

Эти первые намеки на научное объяснение побудили врачей замахнуться и на попытки лечения – в Греции в IV в. до н. э. эпилепсию лечили варевом из гениталий тюленей и бегемотов, крови черепахи и экскрементов крокодила. Дополнительно предлагалось пить кровь гладиатора или кого-нибудь, кому отрубили голову, втирать в ступни менструальные выделения или употреблять в пищу сожженные человеческие кости. (Кстати, чтобы поместить в широкий контекст наши нынешние дебаты по поводу единой системы медицинского страхования, замечу, что Афиней Навкратийский, еще один мудрец II в., сообщал об одном враче, который утверждал, что может вылечить эпилепсию – подробностей не приводится, – но согласен помочь страждущему только в том случае, если пациент после излечения согласится стать его рабом[274].)

Эти примитивные попытки понять болезнь приводили к чудовищным последствиям. Ошибочно считая эпилепсию инфекционным заболеванием, больных изолировали и стигматизировали – им запрещалось принимать пищу вместе с другими и посещать святые места. Еще хуже было то, что господствовало заблуждение, будто эпилепсия передается по наследству (но наследственными мутациями обусловлен лишь крошечный процент случаев). Людям с эпилепсией запрещали вступать в брак. В некоторых странах Европы мужчин с эпилепсией кастрировали вплоть до XIX в. Если в Шотландии XVI в. страдающая эпилепсией женщина беременела, ее хоронили заживо. В XX в. такое же медицинское невежество привело к принудительной стерилизации тысяч больных эпилепсией. Дело «Бак против Белла» (1927), в ходе которого Верховный суд США подтвердил право штата Виргиния принудительно стерилизовать «слабоумных и эпилептиков», стало для страны судебным прецедентом, и закон о принудительной стерилизации действовал вплоть до 1974 г. В XX в. эта практика считалась законной в большинстве штатов; особенное распространение она получила на Юге, где ее саркастически называли «миссисипская аппендэктомия». В Европе дела обстояли ровно так же, и пика эта практика достигла, как нетрудно догадаться, в нацистской Германии. В 1936 г. нацистская Германия присвоила почетную докторскую степень Гарри Лафлину, американскому евгенисту, автору виргинского закона, а на Нюрнбергском процессе нацистские врачи прямо ссылались в свою защиту на дело «Бак против Белла».

Все эти ужасы явились следствием научных ошибок. Однако, когда речь шла об эпилепсии, наука, ошибочная или нет, людей не особенно волновала. Поскольку на протяжении тысячелетий всем, от крестьян до высоколобых мудрецов, причина эпилепсии была очевидна: демоническая одержимость.

Жители Месопотамии называли эпилепсию «рукой греха», считая ее «священной» болезнью, и, что удивительно, различали разные типы припадков. Если человек страдал, по всей видимости, от малых припадков с аурой, говорили, что в него вселился святой дух, который, как считалось, наделял его даром пророчества. Но вот то, что было, скорее всего, большими припадками, считали происками дьявола. Большинство греческих и римских врачей думали так же, причем самые передовые объединяли демонические толкования с материалистическими, медицинскими представлениями – демоны якобы выводили душу и тело из равновесия, что и вызывало падучую болезнь. Последователи Галена считали, что это демоны заставляют флегму сгущаться.

Христианство пошло по тому же пути благодаря прецеденту из Нового Завета. В Евангелии от Марка 9:14–29 один человек приводит к Иисусу сына, объясняя, что с тем что-то не так: он с детства одержим духом, который сделал его немым. Этот дух повергает его на землю, и он испускает пену, скрежещет зубами и цепенеет. «Можешь ли ты излечить его?» – спрашивает человек. «Конечно», – отвечает Иисус[275]. Мужчина привел сына, и дух тут же сотряс его, и упал тот на землю, и валялся, испуская пену. Иисус решил, что в страдальца вселился нечистый дух, и приказал духу оставить мальчика и впредь не входить в него. Припадок прекратился. С тех пор связь между эпилепсией и демонической одержимостью закрепилась в христианстве на века.

Демон способен вселиться в человека разными способами. Например, когда невинного прохожего проклинает какая-нибудь ведьма или колдун. Я наблюдал такие случаи в отдаленных районах Восточной Африки, где работал; обычно за ними следовали попытки найти и наказать виновного. Но еще эпилепсию понимали как знак, что человек сам принял в себя сатану; это представление преобладало в христианском мире.

Естественно, христианин эпохи позднего Средневековья не обладал силой Иисуса и не мог изгонять демонов из эпилептиков. Этому методу на смену пришло решение другого рода, популяризации которого отдельно помогла пара немецких ученых.

В 1487 г. два доминиканских монаха, Генрих Крамер и Якоб Шпренгер, опубликовали труд Malleus maleficarum (что с латыни переводится как «Молот ведьм»). Отчасти это была религиозно-политическая полемика, яростное разоблачение сердобольных граждан того времени, которые утверждали, будто ведьм на самом деле не существует. Покончив с ироничными рассуждениями, книга переходит в другое качество – она становится руководством к действию, инструкцией для религиозных и светских властей, объясняющей, как распознать ведьму, заставить ее признаться и осуществить над ней правосудие. Один из надежных признаков, позволяющих узнать ведьму? Естественно, припадки.

В период охоты на ведьм преследованиям, пыткам и убийствам подверглись сотни тысяч человек, в подавляющем большинстве женщин. «Молот ведьм» появился как раз вовремя, чтобы воспользоваться преимуществами недавно изобретенного печатного станка; в следующие 100 лет он выдержал 30 изданий и разошелся по всей Европе[276]. И хотя книга была посвящена вовсе не эпилепсии, в ней ясно давалось понять: причина болезни в том, что человек сам, своей волей выбрал зло; такая демоническая одержимость опасна для общества, и с ней нужно бороться. И массы людей с нарушенными калиевыми каналами в нейронах сгорели на кострах.

С наступлением эпохи Просвещения охота на ведьм стала носить скорее метафорический характер. Но диагноз «эпилепсия» по-прежнему был отягощен представлением, будто страдающие от нее люди в чем-то виноваты. Это была болезнь порочных и безнравственных – вроде волосатых ладоней и слепоты, что подстерегали грешников, занимавшихся мастурбацией: избыточная синхронизированная активность нейронов из-за того, что кто-то слишком часто доставляет себе удовольствие. У женщин причиной эпилепсии мог стать неподобающий интерес к сексу (и в XIX в. ее иногда лечили обрезанием наружных половых органов); секс вне святых уз брака также считался фактором риска. В 1800 г. британский врач Томас Беддоус выступил с одной из самых неубедительных версий обвинения жертвы, какую мне только доводилось слышать. Он заявил, что припадки случаются с теми, кто чрезмерно сентиментален и читает слишком много романов, вместо того чтобы вести активную жизнь на свежем воздухе, занимаясь садоводством. Другими словами, за несколько столетий мы прошли путь от эпилепсии, вызванной тем, что вы где-то вцепились в Вельзевула, до эпилепсии, вызванной запойным чтением любовных романов.

Или нет. Наряду с постоянным перекладыванием ответственности на жертв существовало и устойчивое отношение к больным эпилепсией как к угрозе, но скорее по медико-юридическим, чем по религиозным соображениям. Мы живем в удивительное время, когда страдающим от эпилепсии людям доступно множество лекарств, способных предотвратить большую часть припадков у большинства больных. Но до начала ХХ в. человек с эпилепсией мог в течение жизни испытать сотни приступов; Темкин пишет об одном исследовании начала XIX в., где сообщается, что длительно госпитализированные люди с эпилепсией на протяжении многих лет переносили в среднем по два припадка в неделю{324}.

Такое не проходит бесследно: со временем мозг начинает страдать. Моя лаборатория десятилетиями искала ответа на вопрос, как эпилептические припадки повреждают и убивают нейроны (и пыталась – в основном безуспешно – разрабатывать стратегии генной терапии для их защиты); суть в том, что повторяющиеся вспышки возбуждения истощают нейроны, лишая их энергетических ресурсов, необходимых клетке, чтобы избавляться от повреждающих агентов вроде кислородосодержащих радикалов. Десятилетия разрушающих мозг припадков, как правило, приводят к значительному снижению когнитивных функций – потому-то в XIX в. и были так распространены лечебницы и специализированные учреждения, где содержались «эпилептики и слабоумные». Кроме того, припадки часто повреждают лобные отделы коры головного мозга, то есть зоны, отвечающие за контроль импульсов и регуляцию эмоций, что объясняет существование отдельных учреждений для «эпилептических безумных»{325}.

Помимо того, что в прошлом люди с эпилепсией в течение жизни переносили гораздо больше приступов, чем в наши дни, распространенность болезни тоже была выше – из-за большего числа травм головы и случаев фебрильной эпилепсии вследствие инфекционных заболеваний, от которых мы сегодня в основном избавлены. Благодаря высокой распространенности болезни и большей частоте припадков людям прошлого были лучше знакомы необычайно редкие случаи ассоциированного с эпилепсией насилия. Иногда это насилие может выражаться в автоматических агрессивных действиях непосредственно во время психомоторного припадка (в викторианские времена это называлось furor epilepticus, «эпилептическое буйство»). Чаще агрессия следует непосредственно за припадком, когда человек в состоянии возбуждения и замешательства яростно сопротивляется попыткам удержать его. Реже вспышки насилия возникают через несколько часов после припадка. Агрессивное поведение возникает, как правило, после серии припадков, оно непреднамеренное и немотивированное и проявляется в виде быстрых, фрагментарных стереотипных движений, которые длятся не более 30 секунд. Придя в себя, человек мучается угрызениями совести и ничего не помнит. В статье, опубликованной в 2001 г., описывается один такой случай: женщина, страдавшая редкой формой трудноизлечимой эпилепсии, практически ежедневно переживала припадки, сопровождавшиеся вспышками агрессии. Ее 32 раза арестовывали за применение насилия; тяжесть преступлений нарастала, и в итоге дело дошло до убийства. Эпилептический очаг у нее находился вблизи миндалины, и после хирургического удаления соответствующей части височной доли припадки и вспышки агрессии прекратились