.
Немецкий психолог Таня Сингер осуществила в высшей степени изящный эксперимент. В качестве испытуемых в нем выступали шестилетние дети… и шимпанзе. Один из экспериментаторов заходил в комнату и делал для ребенка (или шимпанзе) либо что-то хорошее – давал вкусную еду, либо что-то плохое – дразнил, сначала предлагая лакомство, а потом выхватывая его из рук. После этого экспериментатор выходил из комнаты и перемещался в смежную, которую испытуемый мог видеть через смотровое окно. И тут некто подкрадывался к экспериментатору и – ого! – как будто бы начинал бить его по голове палкой; бедолага просто кричал от боли. Секунд черед десять обидчик тащил экспериментатора в соседнюю комнату, где снова принимался его колошматить. Ребенок (или шимпанзе) мог перейти в собственную смежную комнату с другим окном, чтобы и дальше наблюдать за избиением. Как же поступали испытуемые? Если исследователь был к ним добр, только 18% участников перемещались в другую комнату, чтобы досмотреть представление; если же исследователь их обижал, такой возможностью воспользовалось целых 50% испытуемых. И дети, и шимпанзе с особым интересом наблюдали, как наказывают человека, который их обижал{383}.
Важно, что за переход в смежную комнату нужно было платить. Дети получали жетоны за выполнение какого-то второстепенного задания; их они могли потом обменять на желанные наклейки; чтобы посмотреть на продолжение наказания, им приходилось расставаться с жетонами. Для шимпанзе дверь в смежную комнату сделали очень тяжелой, и, чтобы посмотреть на наказание, им приходилось потрудиться. Но если наказывали злодея, дети отстегивали жетоны, а шимпанзе сдвигали горы и тяжелые двери, чтобы на это полюбоваться. Другими словами, и дети, и шимпанзе были готовы нести расходы – платить деньгами или усилиями, – чтобы продлить удовольствие, наблюдая, как антисоциальная личность получает по заслугам.
Когда дети наблюдали за наказанием, лица их принимали выражение, которое издавна ассоциируется со злорадством: радостью при виде чужого несчастья – при каждом ударе они непроизвольно морщились, но при этом улыбались. Если наказанию подвергали антисоциального типа, который их дразнил, это выражение появлялось на лицах в четыре раза чаще, чем если наказывали доброго, просоциального человека. Если били доброго самаритянина, шимпанзе издавали возбужденные вокализации; если наказывали злодея, шимпанзе не издавали ни звука.
Мы платим за вещи, которые доставляют нам удовольствие, – фильмы ужасов (если вот такой вы странный индивид), вещества, бананы, эротические рассказы или сексуально возбуждающие картинки[342]. И пожалуйста – и дети, и шимпанзе платили за удовольствие наблюдать, как дурные люди получают по заслугам{384}.
Еще одна интересная деталь, показывающая, насколько сложнее устроены люди (даже дети) по сравнению с шимпанзе. В одной из версий эксперимента ребенок/шимпанзе наблюдал, как исследователь – плохо или хорошо – обращается с другим ребенком/шимпанзе. (Этого второго «подставного» шимпанзе специально готовили к роли, и, вероятно, внесли в список соавторов.) Затем, как и раньше, на исследователя нападали и тащили его в другую комнату. Дети готовы были платить за возможность посмотреть на наказание третьей стороной; шимпанзе, напротив, не стремились к такому наказанию в ходе эксперимента и не желали подобное наказание наблюдать.
Прекрасное исследование, показывающее, как глубоко (и в индивидуальном развитии, и в эволюции вида) заложено в нас удовольствие при виде справедливого наказания. Попробуй тут убедить людей, что осуждение и наказание не состоятельны ни с научной, ни с моральной точек зрения.
На тот же неудобный вывод указывают и нейровизуализационные исследования. Если в игре «Ультиматум» вам делают несправедливое предложение, ваш островок, передняя поясная кора и миндалина активизируются, рисуя картину отвращения, боли и гнева. Мизерное предложение ставит перед выбором. Как поступить, если шанса отыграться не предвидится: наказать в отместку или повести себя чисто рационально и принять предложение, которое все же лучше, чем ничего? Чем сильнее возбуждаются островок и миндалина и чем сильнее вас оскорбляет неравенство в целом, тем с большей вероятностью вы отвергнете предложение. Такая мстительная иррациональность чисто эмоциональна – если испытуемые думают, что несправедливое предложение исходит не от компьютера, а от человека, активизируется еще и эмоциональная вмПФК; также мужчины с высоким уровнем тестостерона чаще отвергают такие предложения{385}.
Картина при альтруистическом наказании третьей стороной очень похожа: нейровизуализационные признаки гнева и отвращения усиливаются. Вместе с этим ожидаемо активизируется область мозга под названием «височно-теменной узел», которая отвечает за выбор перспективы – умение поставить себя на место другого. И не только в отношении жертв – чем сильнее возбуждается ВТУ, тем с большей вероятностью вы простите нарушителя или примете к сведению смягчающие обстоятельства (например, бедность), объясняющие его поведение{386}.
Таким образом, на нейробиологическом уровне наказание второй стороной связано с отвращением, гневом и болью, а наказание третьей стороной – с тем же самым, плюс взгляд на ситуацию глазами другого, который помогает ощутить несчастья другого как свои собственные. Но во всех этих случаях наблюдается еще одна важная деталь: наказание как воздаяние, какую бы форму оно ни принимало, возбуждает также и дофаминовую систему, отвечающую за вознаграждение (вентральную область покрышки и прилежащее ядро). Наказание возбуждает ту же область мозга, которая обычно реагирует на оргазм или вещества{387}.
Дополнительные исследования только подтверждают этот тезис. Символическое наказание не активизирует систему вознаграждения в той же степени, что и реальное (например, оглушить громким звуком). Чем жестче наказание, тем сильнее возбуждается прилежащее ядро, а более выраженное возбуждение прилежащего ядра, когда вы наказываете нарушителя бесплатно, позволяет предсказать, что вы, скорее всего, не откажетесь и заплатить за его наказание. Этот контур активизируется в любом случае – будь вы человек, который самостоятельно осуществляет наказание, или же конформист, присоединившийся к мстительной толпе.
Альтруизм может подарить приятные ощущения – он уменьшает боль у онкологических больных, снижает возбудимость болевых проводящих путей в ответ на шок. Он в буквальном смысле дарит теплые чувства (совершив альтруистический поступок, люди оценивают температуру окружающей среды как более высокую). Мило. Но шанс обрушить на злодея справедливое наказание дарует нам еще больше приятных ощущений. Однако, как мы скоро узнаем, даже это чувство можно укротить{388}.
Соединенные Штаты возникли как эксперимент по убеждению кучки разношерстных государств сформировать пусть не идеальный, но хотя бы функциональный союз. Идея казалась сомнительной с самого начала; потребовался почти век, чтобы американцы перестали говорить о США во множественном числе и перешли к единственному. И с самого начала всегда существовала оппозиция, которая рассматривала само существование федеративного правительства как тиранию. Конфедерации это точно касалось. С оппозицией согласились бы люди, которые отказывались подчиняться федеральному закону о ношении медицинских масок в период пандемии, а также те, кто 6 января 2021 г. посчитал деспотией заявления «этих педофилов из Вашингтона», будто человек, проигравший выборы, не может быть президентом.
Антиправительственное движение «Патриот» продолжает расти, поставляя токсичную идеологию, которая в 1995 г. побудила одного американца объявить войну Соединенным Штатам. Среди непосредственных мотивов, приводивших его в ярость, преступник называл осаду дома белого супремасиста Рэнди Уивера и его семьи в Руби-Ридж, штат Айдахо, в 1992 г. и осаду ранчо, принадлежавшего религиозной секте «Ветвь Давидова», возглавляемой Дэвидом Корешем, в Уэйко, штат Техас, в 1993 г.[343] Во вторую годовщину осады в Уэйко террорист взорвал бомбу, изготовленную почти из 2,5 килограммов аммиачной селитры, рядом с административным зданием имени Альфреда Марра в Оклахома-Сити.
Теракт, устроенный Тимоти Маквеем, был самым страшным в американской истории (до событий 11 сентября 2001 г.). Погибли 168 человек, пострадали 853. Три с лишним сотни зданий в округе были повреждены, 400 человек остались без крыши над головой; взрывная волна ощущалась в 90 километрах от города, ее сила равнялась 6 баллам по шкале Рихтера. Неизгладимый след в памяти людей оставила гибель девяти детей, посещавших расположенный в здании детский садик.
Благодаря свидетельствам очевидцев Маквея вскоре задержали. Его собственные показания в последующие годы были противоречивы: он то утверждал, что не знал, что в здании имеется детский сад, и что если бы знал, то сменил бы цель; то сбрасывал погибших детей со счетов как «сопутствующие потери». Он говорил, что понимает боль родственников жертв; а потом заявлял, что не испытывает к ним сочувствия. Он задавался вопросом, не стоило ли ему отказаться от взрыва и вместо этого использовать приобретенные в армии навыки снайпера для поражения избранных целей; затем сожалел, что не убил больше. Суд над ним, состоявшийся в 1997 г., пришлось перенести в Денвер, поскольку в Оклахоме справедливое разбирательство было бы невозможно; практически у каждого из 360 000 жителей города были знакомые, работавшие во взорванном здании. Маквея признали виновным по всем пунктам обвинения и приговорили к смертной казни. Он и тут попытался утвердить свое превосходство, описывая предстоящую казнь как «самоубийство при помощи государства».