Всё решено: Жизнь без свободы воли — страница 77 из 83

И какую свободу дарует осознание, что события, которые ты ошибочно принимал за последствия своих решений, могут быть не более чем результатом взмахов крыльев бабочки. Однажды я провел день, рассказывая группе заключенных о работе мозга. После лекции один парень спросил меня: «Мы с братом выросли в одной семье. Он вице-президент банка; а я-то как докатился до жизни такой?» Мы разговорились и нашли вероятное объяснение успехам его брата – по какой-то случайности моторная и зрительная кора обеспечили ему отличную зрительно-моторную координацию, и однажды, когда он на улице кидал мяч в кольцо, его случайно заметил нужный человек… который выхлопотал ему стипендию в модной частной школе, которая и стала для него первой ступенькой наверх.

Здесь нельзя не вспомнить об одном из глубочайших источников страдания. Однажды я читал в начальной школе лекцию о приматах, после которой один очень некрасивый ребенок спросил меня, важна ли для павианов внешняя красота. Когда зеленокожая Эльфаба, героиня из мюзикла «Злая», поет о юноше, рядом с которым могла бы почувствовать себя любимой и желанной, она заключает: «Может, он и тот парень. Но я не та девушка». И каждый раз, когда непривлекательного внешне человека не хотят брать на работу, продвигать по службе, не хотят голосовать за него на выборах или оправдывать в суде присяжных, так о себе заявляет неявное убеждение, что недостаток красоты внешней отражает недостаток красоты внутренней.

Сексуальных предпочтений все это, естественно, касается тоже. В 1991 г. замечательный нейробиолог Саймон Левай из Института Солка потряс мир новостью, достойной первых полос. Левай, гей, тяжело переживавший смерть любимого человека от СПИДа, обнаружил в мозге зону, строение которой отличается в зависимости от того, в представителей своего или же противоположного пола влюбляются люди. По его мнению, сексуальная ориентация оказалась биологической характеристикой, а значит, свободной от пастора, чья церковь пикетирует похороны с табличками «Господь ненавидит гомиков», и от отсталой конверсионной терапии. Как поет Леди Гага, «Господь не делает ошибок, я на верном пути, детка, я такой родилась». Для счастливчиков это была не новость, они всегда это понимали. Менее везучих новое знание освобождало от мыслей, будто они могли и должны были любить не тех и не так. Откровением оно становилось и для близких – родители писали Леваю, что могут теперь не терзать себя бессмысленными угрызениями совести типа «если бы я тем летом отправил его в баскетбольный лагерь, а не в школу искусств, он не стал бы геем»{410}.

Обвинения звучат даже в адрес женщин, страдающих от бесплодия: недостаточный репродуктивный потенциал пациентки может заставить доктора преувеличивать влияние стресса на фертильность – «вы слишком напряжены», вы «поведенческий тип А» – и истекать психоаналитическим ядом («Проблема в том, что вы испытываете двойственные чувства в отношении рождения ребенка»), а вину искать в образе жизни женщины: «Если бы вы не спали с кем попало, вам не пришлось бы делать аборт, из-за которого в матке образовалась рубцовая ткань». Между тем, как показывают исследования, бесплодие может быть такой же тяжкой психологической ношей, как и онкология{411}.

Особенно тлетворные последствия ложной веры в то, что каждый человек – капитан своего корабля, показаны в работе Шермана Джеймса, эпидемиолога из Университета Дьюка. Он описал личностный стиль, который назвал «джон-генриизм», по имени народного американского героя, могучего железнодорожного рабочего, которого никто не мог обойти при укладке рельсов; когда хозяин приобрел паровую машину, которая делала то же самое, он предложил Джону Генри с ней посоревноваться. Джон заявил, что ни одна машина его не победит, вступил в схватку и выиграл… после чего упал замертво от изнеможения. Такие люди считают, что могут справиться с любыми трудностями, если только поднапрягутся как следует, а в опросниках соглашаются с высказываниями типа: «Если дела идут не так, как я хочу, я буду работать еще усерднее» или «Я всегда знал, что могу сделать из своей жизни практически все, что запланировал». Ну и что в этом плохого? Такой локус контроля кажется здоровым и правильным. Если только вы не такой же темнокожий рабочий, каким был Джон Генри, – в этом случае подобный личностный стиль сильно повышает риск сердечно-сосудистых заболеваний. Это патологическая вера в то, что, приложив достаточно усилий, вы можете побороть расистскую систему, которая на самом деле гарантированно не даст вам подняться[368]. Фатальная вера, что вы должны быть в силах контролировать неконтролируемое{412}.

И вот она, наша страна с ее культом меритократии, которая оценивает вас по уровню IQ и числу ученых степеней. Нация, изрыгающая бредни о равных экономических возможностях, в то время как по состоянию на 2021 г. 1% населения владел 32% богатства, а на долю его беднейшей половины приходилось менее 3%; где вы можете прочесть колонку советов, озаглавленную: «Не ваша вина, если вы рождены в бедности, но ваша – если вы в бедности умираете», в которой говорится, что если таков ваш плачевный жизненный итог, то «я бы сказал, что на вас зря потратили сперму»{413}.

Страдать нервно-психиатрическим расстройством, родиться в бедной семье, иметь не ту внешность или не тот цвет кожи, слабые яичники, любить человека не того пола. Быть недостаточно умным, недостаточно красивым, недостаточно успешным, недостаточно общительным, не уметь понравиться. Ненависть, презрение, разочарование, убежденность обездоленных в том, что они заслуживают свою судьбу из-за дефектов лица или мозга – и все облекается в ложь о справедливом мире.

В 1911 г. поэт Моррис Розенфельд написал песню «Где я почиваю». Это были времена, когда именно иммигрантов-итальянцев, ирландцев, поляков и евреев эксплуатировали на самых тяжелых работах, они умирали от истощения или сгорали заживо в потогонных цехах[369]. Это поэтическое описание жизни тех, кому не повезло, всегда заставляет меня плакать{414}.

Где я почиваю

Под цветущим миртом меня не ищи,

Не ищи ты меня, дорогая.

Там, где жизнь пожирают машины,

Там я теперь почиваю.

И где птицы поют, ты меня не ищи,

Не ищи ты меня, дорогая,

Где рабские цепи звенят в ночи,

Там я теперь почиваю.

Где-то плещут потоки прозрачной воды,

Не ищи меня там, дорогая.

Где горючие слезы, голодные рты,

Там я теперь почиваю.

Если любишь меня всей душою,

Приходи же ко мне, дорогая.

Принеси мне покой и усладу

Туда, где теперь почиваю.

От событий, произошедших секунду и миллион лет назад, зависит, где вы проведете жизнь и где будете искать любовь: у потоков прозрачной воды или же в удушающей копоти машин. Наденете ли вы на выпускной церемонии шапочку и мантию или будете собирать мусор в мешки. Чего вы, по мнению общества, «заслуживаете»: долгой жизни в достатке или длительного тюремного заключения.

Ничего «заслуженного» не бывает. Здесь возможен один-единственный нравственный вывод: прав на удовлетворение потребностей и желаний у вас не больше, чем у любого другого человека. Нет таких людей, которые меньше вашего были бы достойны благополучия[370]. Вы можете считать иначе, просто потому что не в состоянии представить себе все скрытые цепи причин и следствий, которые сделали вас вами, поскольку у вас есть привилегия решить, что самодисциплина и способность прикладывать усилия не зависят от биологии, потому что вы окружили себя людьми, которые думают так же. Но именно сюда ведет нас наука.

Нам нужно признать, что ненавидеть кого бы то ни было за что бы то ни было – абсурдно и так же бессмысленно, как ненавидеть небо за плохую погоду, землю за землетрясения, вирус за то, что он так хорошо умеет проникать в клетки легких. Сюда нас тоже привела наука.

Не все с этим согласны; они считают, что наука, которой напичканы эти страницы, изучает статистические свойства популяций и не в состоянии давать достаточно точные прогнозы в отношении отдельных людей. Они считают, что мы еще недостаточно знаем. Но мы знаем, что с каждым дополнительным баллом по шкале негативного детского опыта вероятность антисоциального поведения взрослого человека повышается примерно на 35%; одного этого уже должно быть достаточно. Мы знаем, что средняя продолжительность жизни варьирует с разбросом в 30 лет в зависимости от страны рождения[371]; для американцев этот разброс составляет 20 лет и зависит от того, в какой семье им выпало родиться; мы уже знаем достаточно. Мы знаем достаточно, поскольку уже понимаем, как особенности функционирования лобной коры объясняют, почему некоторые люди на перекрестках жизни постоянно принимают неверные решения. Мы уже знаем достаточно, чтобы понять: бесчисленные мужчины и женщины, которым в жизни повезло меньше, чем нам, не «заслуживают» прозябания в тени. В 99% случаев я сам даже приблизиться к такому образу мыслей не могу, но нам не остается ничего другого, как пытаться, поскольку именно здесь пролегает дорога к освобождению.

Наши далекие потомки будут удивляться тому, как мало мы знали. Ученые станут задаваться вопросом, почему всего за пару десятилетий в начале третьего тысячелетия взгляды большинства американцев поменялись и они перестали выступать против однополых браков. Студенты-историки на выпускных экзаменах будут мучительно вспоминать, в каком веке люди начали проникать в тайны эпигенетики – в XIX, XX или все-таки в XXI. Они будут считать нас такими же невежественными, какими мы считаем крестьян, которые думали, что эпилептические припадки – козни дьяво