т. Бабуля не разрешает ей водить машину, хотя она, Лили, прекрасно умеет водить и просто хочет немного подучиться до начала занятий.
Но вот когда речь зашла о матери, у Лили моментально пропал весь природный оптимизм. Ее мать наконец оставила отчима — «чего и следовало ожидать», — однако с архитектором, живущим неподалеку, которого она планировала сделать своим вторым мужем, — вышел облом, поскольку он наотрез отказался разводиться с женой. Теперь мать Лили ведет жизнь истеричной страдалицы в съемной квартире в Холланд-Парке, куда переехала вместе с близнецами, и в основном занимается тем, что бесконечно меняет нянь-филиппинок, которые, при всей своей легендарной терпеливости, не способны выдержать Таню Хотон-Миллер более пары недель.
— Вот уж не думала, что буду жалеть мальчиков, но это так, — заявила Лили. — Фу! Мне срочно нужна сигарета. Как только разговор заходит о маме, меня тут же тянет закурить. И не нужно быть доктором Фрейдом, чтобы понять почему.
— Мне очень жаль, Лили.
— Да ладно, не стоит. Я в порядке. Теперь у меня есть бабуля, и я хожу в школу. А личные драмы моей матери меня не слишком-то трогают. Ну, она оставляет мне длинные слезливые голосовые сообщения. Говорит, я эгоистка, потому что не хочу с ней жить, но мне наплевать. — Лили вздрогнула. — Иногда мне кажется, если бы я с ней осталась, то наверняка рано или поздно свихнулась бы.
Я вспомнила о девчонке, в свое время появившейся у меня на пороге — пьяной, несчастной, одинокой, — и внезапно почувствовала прилив тихой гордости за то, что, взяв под свое крыло дочку Уилла, помогла ей наладить отношения с бабушкой.
Мама сновала туда-сюда с подносом нарезанной ветчины, сыра и теплых сладких пирожков. Появление Лили явно стало для моей мамы бальзамом на раны, тем более что Лили, не переставая жевать, дала нам полный отчет о том, как обстоят дела в большом доме. По мнению Лили, мистер Трейнор был не слишком счастлив. Делла, его новая жена, буквально растворилась в новорожденной дочке и носилась с ней точно курица с яйцом, реагируя как ненормальная на каждый ее вопль, а вопила малышка постоянно.
— Дедушка теперь не выходит из кабинета, отчего Делла только еще больше звереет. А когда он хочет ей помочь, она орет на него и говорит, что он все делает через одно место. Стивен, не держи ее так! Стивен, ты надел ей распашонку задом наперед! Я бы на его месте точно послала бы ее, но он слишком добрый.
— Он из того поколения мужчин, кому никогда не приходилось возиться с младенцами, — вступилась за мистера Трейнора мама. — Сомневаюсь, Лу, что твой отец хотя бы раз в жизни поменял вам подгузник.
— И он всегда расспрашивает меня о бабушке. Я сказала ему, будто у нее новый ухажер.
— У миссис Трейнор появился ухажер? — У мамы глаза стали как блюдца.
— Нет. Конечно нет. Бабуля говорит, что наслаждается свободой. Но ему ведь не обязательно об этом знать. Ведь так? Я сказала дедушке, что привлекательный пожилой джентльмен на «астон мартине» приезжает за ней дважды в неделю. Я, правда, не знаю его имени, но очень рада, что бабуля снова счастлива. Дедушке явно хочется расспросить меня подробнее, но, так как Делла постоянно крутится рядом, он не решается, а потому только кивает, улыбается фальшивой улыбкой и говорит: «Очень хорошо», после чего снова уходит к себе в кабинет.
— Лили! — укоризненно сказала мама. — Ты не можешь кормить дедушку подобными россказнями!
— А почему нет?
— Потому что это неправда!
— В жизни все сплошь и рядом неправда. Санта-Клауса не существует. Но спорим, вы так или иначе рассказываете о нем Тому. А мой дедушка ушел к другой женщине. Поэтому пусть себе думает — и это очень хорошо для бабушки, — что бабуля проводит чудесные мини-брейки в Париже с крутым богатым пенсионером. А так как они друг с другом не общаются, кому от этого хуже?
Железная логика Лили явно произвела на маму впечатление. У нее вдруг заходил ходуном рот, словно она пыталась нащупать языком шатающийся зуб, но нужных аргументов против так и не нашла. Тем временем Лили поднялась с места:
— Ну ладно, мне, пожалуй, пора. Семейный обед. Хо-хо!
И в этот момент в гостиную вошли Трина с Эдди, только что вернувшиеся из парка аттракционов, куда они водили Тома. Увидев на мамином лице плохо скрытую озабоченность, я подумала: «Боже мой, Лили, только не вздумай сказать какую-нибудь гадость!»
— Эдди, это Лили. Лили, познакомься с Эдди. Лили — дочь Уилла, человека, на которого я когда-то работала. А Эдди — это…
— Моя девушка, — перебила меня Трина.
— А-а… Очень приятно. — Лили пожала Эдди руку и повернулась ко мне. — Итак, я по-прежнему собираюсь заставить бабушку свозить меня в Нью-Йорк. Она говорит, что зимой не поедет ни за какие коврижки, а вот весной — ради бога. Так что готовься взять несколько выходных дней. Апрель уже вполне может считаться весной, да? Ну как, готова?
— Жду не дождусь, — ответила я и тут же услышала, как мама облегченно вздохнула.
Лили крепко меня обняла. Я посмотрела ей вслед и позавидовала непрошибаемости молодых.
Глава 20
Кому: KatrinaClark@scottsherwinbarker.com
От кого: BusyBee@gmail.com
Трин, отличная фотография! Правда милая. Мне она понравилась не меньше, чем четыре вчерашние. Нет, моя любимая по-прежнему та, что ты прислала во вторник. Где вы втроем в парке. Да, у Эдди действительно очень красивые глаза. И ты явно выглядишь счастливой. Я очень рада за вас.
Относительно второго вопроса: по-моему, еще рано посылать родителям фото в рамочке, хотя, впрочем, тебе видней.
Большой привет Тому.
P. S. У меня все хорошо. Спасибо, что спросила.
Я вернулась в Нью-Йорк в разгар снежной бури типа тех, что показывают в новостях, когда из снега торчат лишь крыши автомобилей, а детишки катаются на санках по улицам, обычно запруженным транспортом, и даже комментаторы-метеорологи, передающие сводки погоды, не могут скрыть своей детской радости. Правда, основные проспекты были расчищены, приведены в должный вид по приказанию мэра, огромные снегоочистительные машины послушно ходили взад и вперед по главным магистралям, словно гигантские вьючные животные.
В обычном состоянии я наверняка была бы приятно взволнована при виде такого обилия снега, но мои персональные погодные условия были серыми и слякотными, они нависали надо мной тяжелым, ледяным грузом, высасывая радость из любой, даже самой волнующей ситуации.
Если прежде мне и было известно, что такое разбитое сердце, то я скорбела об усопшем, не о живом. Расставшись в свое время с Патриком, я в глубине души понимала: наши отношения продолжались исключительно в силу привычки. Это как носить старые надоевшие туфли, потому что лень купить новые. И после смерти Уилла я решила, что до дна выпила чашу страданий и подобное больше не повторится.
Но, как оказалось, мысль о том, что человек, которого ты любила, но потеряла, до сих пор ходит по этой земле, как-то не слишком утешала. Весь день мой чертов мозг с садистским наслаждением вновь и вновь возвращал меня к Сэму. Интересно, а чем он сейчас занимается? О чем думает? Он с ней или нет? Жалеет ли о нашем разрыве? Вспоминает ли обо мне? В течение дня я бесконечно вступала с ним в молчаливые споры, иногда даже одерживая победу. Мое рациональное «я» постоянно встревало в наш мысленный диалог, говоря мне, что нет смысла о нем думать. Что сделано, то сделано. Я вернулась на другой континент. И между нашими судьбами пролегли тысячи миль.
Время от времени подавало голос еще одно мое «я», на сей раз маниакальное, твердившее с натужным оптимизмом: «Я могу стать, кем пожелаю! Я ни к кому не привязана! Я могу поехать в любую страну без лишних угрызений совести!» Эти три «я» боролись за жизненное пространство в моем мозгу, причем даже без перерыва на обед. Я находилась на грани шизофрении, что невероятно изматывало.
Я отчаянно пыталась заглушить свои внутренние голоса. Бегала по утрам с Джорджем и Агнес, не останавливаясь, когда начинало сжимать грудь, а икры болели так, будто их ковыряли раскаленной кочергой. Я вихрем носилась по квартире, предупреждая малейшие желания Агнес, подставляя плечо перегруженному работой Майклу, даже помогая презрительно фыркавшей Иларии чистить картошку. Более того, я предложила Ашоку убрать от снега дорожку перед домом. Одним словом, я была готова на что угодно, лишь бы не думать о том, как жить дальше. Ашок скривился и велел перестать валять дурака. Я ведь не хочу, чтобы он из-за меня лишился работы, да?
Сообщение от Джоша я получила на третий день после возвращения в Нью-Йорк. Агнес в этот момент выбирала дизайнерские туфли в детском магазине и разговаривала по-польски по телефону с матерью, явно пытаясь понять, какой размер взять и одобрит ли покупку сестра.
Привет, Луиза Кларк Первая. Давненько от тебя не было вестей. Надеюсь, ты хорошо провела Рождество. Может, как-нибудь сходим выпить по чашечке кофе?
Я уставилась на сообщение. Теперь у меня не было причин для отказа, но пока это было как-то неуместно. Душевные раны еще не зарубцевались, да и все мои мысли были лишь о мужчине, находившемся за три тысячи миль от меня.
Привет, Джош. Сейчас я немного занята (Агнес вконец меня загоняла!), но в принципе я не против. Может, как-нибудьи встретимся в ближайшее время. Надеюсь, у тебя все хорошо. Л. x
Он не ответил, что меня, как ни странно, расстроило.
Гарри погрузил покупки Агнес в багажник, и тут у нее загудел телефон. Она бросила взгляд на экран, рассеянно посмотрела в окно, затем — на меня:
— Совсем забыла, что у меня сегодня урок рисования. Едем в Ист-Уильямсберг.
Это была явная ложь. Внезапно я вспомнила тот жуткий ужин в честь Дня благодарения со всеми имевшими место разоблачениями и попыталась сделать невозмутимое лицо:
— Тогда я отменю ваш урок музыки.