— Ты сможешь присмотреть за Дином Мартином? — Лицо миссис Де Витт сморщилось от волнения. Похоже, благополучие мопса было единственным, что ее заботило в мое отсутствие. — Может, они разрешат тебе заглядывать ко мне в течение дня, чтобы проверить, в порядке ли он? Как думаешь, Ашок сможет его выгуливать? Дину Мартину ведь так одиноко. Он не привык быть без меня.
Я засомневалась, стоит ли говорить ей правду. Но в нашем доме все тайное рано или поздно становится явным, и я решила действовать в открытую:
— Миссис Де Витт, мне нужно кое-что сказать вам. Я… я больше не работаю у Гупников. Они меня уволили.
Она удивленно приподняла голову. И произнесла одними губами, словно впервые слышала это слово:
— Уволили?
Я нервно сглотнула:
— Они думают, я украла у них деньги. Честное слово, я этого не делала. Но я просто обязана вам сказать. Потому что теперь вы можете не захотеть, чтобы я вам помогала.
— Ну и дела, — слабым голосом прошептала миссис Де Витт. И снова: — Ну и дела. — Мы обе замолчали, после чего она спросила, прищурившись: — Но ты ведь не брала денег?
— Нет, мэм.
— А у тебя есть другая работа?
— Нет, мэм. Я сейчас как раз подыскиваю себе что-нибудь подходящее.
Она покачала головой:
— Гупник — дурак. А где ты живешь?
Я потупилась:
— Э-э-э… Я… Ну… на самом деле я пока живу в комнате Натана. Но это ужасно неудобно. Понимаете, между нами нет романтических отношений. Да и Гупники об этом не знают…
— Что ж, тогда у меня есть предложение, которое может устроить нас обеих. Ты не присмотришь за моей собакой? И продолжишь поиски работы уже из моего конца коридора? Пока я не вернусь домой?
— Миссис Де Витт, я буду просто счастлива! — Я не смогла сдержать улыбки.
— Но конечно, ты должна присматривать за ним лучше, чем делала это раньше. Я тебе все напишу. Представляю, как ему, бедняжке, сейчас одиноко!
— Я сделаю все, что вы скажете.
— И я хочу, чтобы ты каждый день приезжала ко мне рассказать, как у него дела. Это очень важно.
— Конечно.
У миссис Де Витт явно отлегло от сердца. Она облегченно закрыла глаза.
— Старый дурак. Седина в бороду, а бес в ребро, — прошептала она, намекая то ли на мистера Гупника, то ли на кого-то из своих знакомых.
Дождавшись, когда она уснула, я поспешила домой.
Всю эту неделю я посвятила уходу за пучеглазым, подозрительным, капризным шестилетним мопсом. Мы гуляли четыре раза в день, я терла ему в еду пармезан, и уже через несколько дней он прекратил замирать в боевой стойке в той комнате, где я в данный момент находилась, и пристально смотреть на меня исподлобья, словно в ожидании какой-нибудь пакости. Теперь песик просто лежал, тихо посапывая, в нескольких футах от меня. Я по-прежнему слегка побаивалась его, но одновременно и безумно жалела, ведь единственный человек, которого он любил, внезапно исчез, а я не могла объяснить ему, что хозяйка скоро вернется.
Ну и помимо всего прочего, было приятно находиться в доме, не чувствуя себя при этом преступницей. Ашок, пару дней отсутствовавший на работе, выслушал рассказ о драматических поворотах моей судьбы сперва с возмущением, а затем с восторгом.
— Ох, какое счастье, что тебе удалось его найти! Пес ведь мог убежать, и тогда никто не узнал бы, что старуха лежит на полу! — Ашок театрально содрогнулся. — Когда она вернется, буду каждый день к ней заходить. Проверять, все ли в порядке.
Мы, не сговариваясь, посмотрели друг на друга.
— Она наверняка рассвирепеет, — заметила я.
— Твоя правда. Она терпеть не может вмешательства в свою жизнь, — сказал Ашок, возвращаясь к своим делам.
Натан сделал вид, будто расстроился, что снова стал единоличным хозяином своей комнаты, после чего с плохо скрытой поспешностью перенес мои пожитки в квартиру напротив, чтобы я могла сберечь силы, хотя идти-то было всего ничего: шесть ярдов. Думаю, он просто хотел убедиться, что я действительно съезжаю от него. Поставив мои вещи, Натан с удивлением обвел глазами увешанные одеждой стены:
— Ни фига себе, сколько барахла! Словно самый большой в мире благотворительный магазин Оксфам[12]. Блин, не хотел бы я работать в той клининговой компании, которой придется разбирать весь этот хлам, когда старая дама даст дуба!
Мне ничего не оставалось, как сдержанно улыбнуться.
Натан рассказал обо всем Иларии, и уже на следующий день та пришла справиться о здоровье миссис Де Витт, попросив передать ей только что испеченные маффины.
— От еды в этих больницах только еще пуще заболеешь. — Илария погладила меня по руке и бодрой рысцой направилась к двери, подальше от зубов Дина Мартина.
Я слышала через коридор, как Агнес играла на фортепиано: сначала что-то прекрасное, расслабленно-меланхоличное, затем — нечто страстное, пронизанное мучительной болью. И я сразу вспомнила, как часто миссис Де Витт ковыляла через коридор с требованием сейчас же прекратить шум. На сей раз Агнес и без постороннего вмешательства резко оборвала игру, с силой хлопнув ладонями по клавишам. Время от времени до меня доносились разговоры на повышенных тонах, и мне потребовалось несколько дней, чтобы уговорить свое тело не реагировать на Гупников резким выбросом адреналина, поскольку теперь я не имела к ним никакого отношения.
С мистером Гупником я столкнулась лишь однажды в вестибюле. Сперва он меня не заметил, а заметив, собрался было возмутиться. Но я опередила его. Вздернула подбородок и крепко сжала поводок Дина Мартина.
— Я помогаю миссис Де Витт ухаживать за собакой, — заявила я, собрав в кулак все свое мужество.
Мистер Гупник мазнул взглядом Дина Мартина и отвернулся, поджав губы. Шедший рядом Майкл на секунду поднял на меня глаза и снова уткнулся в телефон.
Джош пришел в пятницу вечером после работы с бутылкой вина и едой навынос. Он был в деловом костюме, объяснив это тем, что всю неделю работал допоздна. Он соревнуется с одним из своих коллег за более высокую должность, а потому трудится по четырнадцать часов в день и даже собирается выйти на работу в субботу. Джош оглядел квартиру, удивленно подняв брови при виде причудливого внутреннего убранства.
— Похоже, я упустил из виду работу по выгуливанию собак, — заметил он, когда Дин Мартин принялся обнюхивать его пятки.
Джош медленно обошел гостиную, взяв в руки пепельницу из оникса и извилистую скульптуру африканской женщины, после чего осторожно поставил все на место и принялся рассматривать висевшие на стене картины в позолоченных рамах.
— Ну, в моем списке ее тоже не было. — Я проложила к хозяйской спальне дорожку из собачьих лакомств и, не обращая внимания на протестующий лай, закрыла там мопса. — Но мне нравится.
— Итак, как поживаешь?
— Теперь уже намного лучше! — ответила я, направившись на кухню.
Мне хотелось показать Джошу, что я больше не та полупьяная безработная голодранка, с которой он встречался на прошлой неделе, поэтому я надела черное платье в стиле Шанель с белым воротничком и белыми манжетами, изумрудные туфли Мэри Джейн[13] из искусственной крокодиловой кожи и тщательно уложила волосы гладким каре.
— Ну, ты действительно очаровательно выглядишь. — Поставив бутылку и пакет на столешницу, Джош подошел поближе, так чтобы я видела его лицо. — И ты уже вовсе не похожа на бездомную. Что тебя, несомненно, очень красит.
— В любом случае все это временно.
— Значит, ты все-таки надолго не задержишься?
— Кто знает?
Теперь он придвинулся ко мне почти вплотную. И на меня внезапно нахлынуло чувственное воспоминание о том, как буквально неделю назад я зарывалась лицом ему в шею.
— Луиза Кларк, ты покраснела.
— Потому что ты подошел слишком близко.
— Да неужели? — Джош понизил голос и выразительно поднял брови, затем приблизился еще на шаг и уперся руками в столешницу, зажав мои бедра.
— Совершенно точно, — закашлявшись, ответила я.
И в этот самый момент Джош поцеловал меня, а я закрыла глаза, чтобы вобрать в себя мятный вкус мужских губ, тяжесть чужого тела, прикосновение чужих рук. У меня невольно возник вопрос: если бы с Уиллом не случилось того страшного несчастья, его поцелуи были бы похожи на эти? А потом я вдруг вспомнила, что мне больше не суждено целовать Сэма. И я подумала: наверное, неправильно вспоминать о поцелуях других мужчин в тот самый момент, когда меня целует почти идеальный поклонник. Когда я слегка отстранилась, Джош остановился и удивленно заглянул мне в глаза.
— Извини, — сказала я. — Просто еще слишком рано. Ты мне действительно нравишься, но…
— Ты только что порвала со своим бывшим…
— С Сэмом.
— Который, по-моему, форменный идиот. И явно тебя недостоин.
— Джош… — (Он прижался лбом к моему лбу, продолжая держать меня за руку; впрочем, я и не пыталась вырваться.) — Сейчас все так запуталось. Извини.
Джош на секунду прикрыл глаза.
— Обещаешь, что скажешь мне, если я зря трачу свое время? — спросил он.
— Ты не зря тратишь свое время. Но я рассталась с Сэмом всего две недели назад.
— За эти две недели много чего произошло.
— Кто знает, что с нами будет еще через две недели?
— Ты сказала «с нами».
— Полагаю, что так.
Джош кивнул, вполне довольный ответом.
— А знаешь, Луиза Кларк, — произнес он, обращаясь скорее к себе, чем ко мне. — Я чувствую, у нас все получится. А я никогда не ошибаюсь в подобных вещах.
И, не дожидаясь ответа, Джош отпустил мою руку и подошел к буфету за тарелками. Когда он повернулся ко мне, его улыбка была по-прежнему сияющей.
— Ну как, тогда давай поедим?
В тот вечер я много узнала о Джоше. Родился он в Бостоне, и его занимавшийся бизнесом отец, наполовину ирландец, прервал бейсбольную карьеру сына, считая, что этот вид спорта не обеспечит устойчивого дохода. Мать Джоша работала прокурором — весьма нетипичное занятие для женщин ее круга. Она не оставила работу, даже когда Джош был совсем маленьким, а теперь оба родителя вышли на пенсию и постоянно находились вдвоем дома, что довело обоих до белого каления.