Первые сорок семь минут заседания наводили такой же сон, как и все предыдущие. Двенадцать членов совета расселись полукругом перед двумя десятками жителей Льюиса, которые, как всем прекрасно было известно, пришли сюда только потому, что обсуждалось предложение об отмене предстоящего вскоре шествия на Ночь костров. Опять и снова.
На сорок восьмой минуте член совета Руперт Миллингтон поднялся, прочистил горло, хотя ни в том ни в другом не было необходимости: слушатели и так затаили дыхание. Они пришли сюда уже готовыми к войне. Линия фронта была вычерчена еще в прежние годы, и представители шести костровых обществ хорошо знали, за что сражаются, – эту битву они неизменно выигрывали на протяжении вот уже двухсот лет.
Руперт Миллингтон был лицом муниципального совета. Ослепительно-белые зубы и такая же идеально белая рубашка, строгий темно-синий костюм с галстуком и искусственный загар должны были представлять его как «респектабельного пожилого мужчину», но на самом деле выдавали в нем торговца подержанными автомобилями. Он далеко не впервые отстаивал спорную точку зрения, но не сомневался, что добьется всеобщего внимания и поддержки. Можно сказать, он обладал одним несомненным преимуществом: совершенно не боялся, что его «спишут со счетов».
«Никто меня никуда не спишет, – любил повторять Руперт жене. – Я просто заполучу сторонников иного сорта».
– Снова и снова Льюис оказывается в центре внимания по совершенно недопустимой причине, – звенел он на весь зал, четко и правильно выговаривая слова, и по рядам слушателей волной прокатился возмущенный ропот, который, однако, не остановил Руперта, как не останавливал никогда. – Я едва нахожу в себе силы читать заголовки статей, описывающих поведение членов определенных костровых обществ…
– С этим мы уже разобрались, – послышался голос из зала. – И как раз на встрече с вами, хочу добавить.
Руперт покачал головой и продекламировал:
– Я высоко ценю усилия главы общества Боро, направленные на то, чтобы уладить проблему, но они ничуть не отменяют тот факт, что подобные инциденты происходят из года в год. Общество просто перестало наряжаться в костюмы зулусов и сжигать чучело папы. Хоть я и убежденный сторонник свободы слова, нам следует подумать о своей репутации.
– Как я уже говорил…
– Фред, у вас еще будет возможность высказаться, – оборвал его председатель совета Джереми Финч и обернулся к Руперту: – Продолжайте, советник Миллингтон.
Руперт признательно улыбнулся Финчу и для большей убедительности еще раз прочистил горло.
– Спасибо, Джереми. Как я уже не раз повторял, нынешняя форма праздника устарела и требует тысяч дополнительных полицейских для перекрытия дорог и поддержания порядка на протяжении всей ночи. Не говоря уже о том, что членам совета приходится отвечать на огромное количество звонков, касающихся сомнительных костюмов, или невозможно въехать и выехать из собственного города. Все это ложится на Льюис тяжким бременем, и я убедился, что многие местные жители испытывают схожие чувства.
– Где же они тогда, эти твои сторонники? – спросила невысокая женщина с копной темных, вьющихся, как у Медузы горгоны, волос.
Она поднялась с места и обвела рукой зал. На ней был мешковатый темно-зеленый комбинезон с подвернутыми до лодыжек брючинами и джинсовая куртка, слишком тонкая для такой холодной погоды.
– Миссис Донован, вы можете взять слово, когда мистер Миллингтон закончит.
– Ой, заткнулся бы ты лучше, Финч! Мы все состаримся, прежде чем Миллингтон закончит, и уж тогда точно не сможем принять участие в шествии. Хотелось бы мне взглянуть на этих сторонников нашего бесценного советника, потому что с кем бы из местных я ни разговаривала, все они…
– Из местных? – усмехнулся Руперт. – Кто бы говорил о местных, только не…
Он внезапно умолк.
– Только не кто? – наседала на него женщина, едва не срываясь на крик. – Кто, я тебя спрашиваю?
Лицо Руперта залилось краской, но он быстро справился с собой.
– Приезжая, – прошипел он.
– Ты ведь не это собирался сказать, Руперт? – усмехнулась она. – И тебе прекрасно известно, что я не приезжая. Моя семья с давних времен живет в Льюисе, мой…
– Да, да, ты всем это рассказываешь, – огрызнулся Руперт, подняв брови, – а сама появилась из ниоткуда со своими снадобьями и предсказаниями. У тебя нет никаких доказательств родства с Обри Тейлором, и вообще…
Женщина нацелилась в него острым кроваво-красным ногтем, и ее тихий голос удивительным образом разлетелся эхом по всему залу:
– Да как ты посмел? Как у тебя язык повернулся? Инвечит бакри дархиджа сосе кога парни… инвечит бакри…
Раскрасневшееся лицо Руперта вмиг побледнело.
– Что я посмел? – выдавил он и растерянно огляделся по сторонам. – Что она говорит? Кто-нибудь понимает, что она говорит? Остановите ее! Скажите, чтобы она замолчала!
Зал взорвался встревоженной какофонией, но никто даже не пытался прервать женщину.
Она продолжала читать заклинания, и голос ее звучал все громче:
– Инвечит бакри дархиджа сосе кога парни… инвечит бакри…
Руперт отшатнулся, словно от удара.
Один из членов совета вскочил и бросился к женщине.
– Ну что же вы, миссис Донован, нельзя так себя вести. Думаю, на сегодня хватит.
Женщина оборвала свои заклинания.
– Заруби себе на носу, Миллингтон, твои дни в совете сочтены! – прошипела она, тыча в него пальцем, и Руперт вздрагивал от каждого тычка. – Заруби себе это на носу!
Она отмахнулась от пожелавшего вмешаться главы совета:
– Убери от меня свои поганые руки, Финч, я уже ухожу!
Повернувшись к Руперту Миллингтону, она свирепо зыркнула на него:
– Берегись, а то сам окажешься на костре! Вспоминай, вспоминай, чем закончился Пороховой заговор!
Глава 3
Инспектор Джефф Уокер склонился к ноутбуку и нажал клавишу «пауза». Лицо женщины на экране застыло в пугающей гримасе. Уокер устроился за столом поудобнее, приняв «непринужденный, но по-прежнему начальственный» вид. Стоявшая в заднем ряду сержант Тэсс Фокс подумала, что в этом дешевом сером костюме он выглядит как учитель на замену, который не в ладах со школьниками.
– Сегодня утром мы получили от частного лица эту запись заседания муниципального совета Льюиса и Истборна. Оно состоялось в среду, первого ноября. Последнее известное нам видео с советником Рупертом Миллингтоном, теперь уже, вероятно, существующим в виде костей, найденных на месте злосчастного костра. По очевидным причинам мы посчитали это происшествие убийством. Не может быть, чтобы жертва по собственной воле угодила в костер.
– А что за женщина ему угрожает? – спросил кто-то.
Инспектор Уокер сверился с пометками на демонстрационной доске.
– Лица не видно, потому что снимали с заднего ряда, но мне сказали, что ее фамилия Донован. Местная жительница. Говорят, у них с Миллингтоном что-то было. Его жена пару раз жаловалась, будто эта женщина наведывалась к ним домой с единственной целью – испортить настроение хозяину. Я заглянул по адресу, который нам назвали, но не застал ее и оставил визитку с сообщением, что хочу переговорить с ней. Зайду еще раз позже. Учитывая характер угрозы и тот факт, что произошло это незадолго до убийства, она определенно попадает под подозрение.
– Думаете, она убила его из-за того, что он хотел отменить шествие?
Тэсс обернулась к говорившему – незнакомому молодому констеблю. Должно быть, не местный. Любой, кто прожил в Сассексе какое-то время, знает, как разгораются страсти в Ночь костров. Неплохой каламбур. Если бы это были двое рослых, крепких мужчин, повздоривших во время шествия, она бы с легкостью поверила, что драка могла закончиться смертоубийством. Но этой женщине было под пятьдесят. Тэсс плохо представляла себе, как она смогла бы без посторонней помощи затащить тело Миллингтона в костер.
– …и не за такое.
Тэсс поняла, что по привычке не прислушивалась к тому, что говорил Уокер. Теперь, когда он стал ее начальником, придется научиться уделять ему больше внимания.
– В зале находилось как минимум тридцать человек, и я хочу от каждого из них получить показания касательно этих угроз. Барнс, Джадсон, можете взять список присутствовавших из протокола заседания совета.
Оба полицейских кивнули.
Уокер закрыл ноутбук и повернулся к доске.
– Итак, Руперта Миллингтона, члена муниципального совета, кандидата в парламент от Консервативной партии, в последний раз видели на этом собрании. Его жена Леодора в тот вечер осталась ночевать у подруги и вернулась домой только на следующий день. Она легла в постель, полагая, что Руперт придет поздно и пьяным и потому будет спать на диване. Беспокоиться она начала только наутро, когда поняла, что он так и не появился. Она сообщила о его исчезновении в воскресенье, третьего ноября. Поскольку мистер Миллингтон был взрослым мужчиной, способным себя защитить, мы оформили протокол, обзвонили больницы, составили список его знакомых et cetera[4], но готов признать, что не слишком усердствовали в розыске. Это было последнее воскресенье перед Ночью костров, и хлопот без того хватало.
Тэсс едва удержалась, чтобы не закатить глаза. Зачем Уокер возвращается к тому, что все уже знают об исчезновении Миллингтона? Какой смысл стоять здесь и смотреть кино о заседании совета, вместо того чтобы расследовать убийство? Уже в который раз ей пришлось контролировать выражение лица, чтобы на нем не проявилось пренебрежение к непосредственному начальнику. Уокер получил повышение шесть месяцев назад, и за это время она так часто прикусывала язык, что там живого места не осталось.
– Мы точно знаем, что это именно он был жертвой, найденной в костре? – спросил один констебль.
– Не с полной определенностью, – покачал головой Уокер. – Но после вчерашней находки поднялся такой шум в прессе, что если бы Миллингтон вернулся домой с поджатым хвостом и запахом духов, то, думаю, все этим бы и кончилось. Мы ждем результатов анализов, поскольку визуальное опознание… не представляется возможным.