Ксандер был вне себя от ярости:
— Все это полная чушь.
— Серьезно?! Я была готова всем ради тебя пожертвовать, потому что тебя любила. — Она с презрением покачала головой. — А ты… ты не собирался терять свое теплое место из-за какой-то там любви! Но я достойна человека, который готов быть со мной в жизни, а не только в постели. Теперь я это понимаю. Общаясь с Лукасом, я осознала, чего я лишилась. Я хочу свою собственную семью — и если вдруг окажется, что ты тоже хочешь, мы вполне можем это устроить. Потому что знаешь что? Я все ещё люблю тебя, Ксандер.
Ее слова поразили его.
— Правда?..
— Да! Только теперь я не собираюсь потратить еще десять лет, страдая из-за человека, которому на меня наплевать. Поэтому я тебя еще раз спрашиваю: что ты ко мне чувствуешь? И не надо, пожалуйста, всей этой чепухи про мои волосы. Говори как есть, либо я ухожу сию же минуту.
Ксандер не знал, как поступить. Он не понимал, чего она от него ждет, и еще не пришел в себя от ее признания в любви и сообщения о том, что она хочет построить с ним семью.
Но это не выглядело как настоящее признание. Было такое чувство, как будто у нее это просто вырвалось — в нормальном состоянии она бы такого не сказала.
— Я вполне ясно объяснил тебе, что я думаю насчет брака. Женитьба на тебе была ошибкой.
— Тогда почему ты это сделал?
— Не хватило ума вовремя остановиться.
Элизабет поморщилась.
— Мне жаль, Элизабет, но ты сама просила говорить начистоту. Моя позиция не изменилась. Я не хочу связывать себя на всю жизнь с одним человеком. Ты мне очень нравишься, как ты наверняка знаешь. Я беспокоюсь о тебе. Но ты же сама знаешь, что происходит, когда два человека привязаны друг к другу. Я не верю в «долго и счастливо». И ты тоже в это не веришь.
Она пристально смотрела ему в глаза, и в ее взгляде светились ярость и боль.
— Да пошел бы ты в задницу. Я уезжаю домой.
— Почему? Разве ты ждала от меня ложных клятв?
— Потому что ты не хочешь даже пробовать. Твоя команда подбросит меня в Афины? Или мне угнать твою яхту?
Она наверняка шутит. Все ведь шло так хорошо — ну зачем она все портит? Что на нее нашло?
— Давай обсудим это утром. Сегодня был тяжелый день… Завтра ты наверняка передумаешь.
— Не надо мне рассказывать, что я сделаю или не сделаю. Я уезжаю, ты слышишь это или нет?
Он старался что-нибудь придумать — это было непросто, поскольку кровь стучала в висках.
— Тебя отвезут в Афины после завтрака. Я распоряжусь подготовить самолет для перелета в Нью-Йорк.
Что бы она сейчас ни говорила, утром все будет иначе. Тогда они и обсудят все на свежую голову. Сейчас Элизабет явно не способна мыслить рационально.
Элизабет распахнула дверь:
— Я хочу побыть одна.
Он взглянул на нее в последний раз:
— Утром все будет по-другому.
Ответом ему была захлопнувшаяся дверь.
Ксандер открыл глаза и удивился, обнаружив, что на часах уже девять утра. В пять он думал, что заснуть сегодня не удастся. Он встал и постучал в комнату к Элизабет. Когда ему никто не ответил, он вздохнул и отправился в душ, а затем спустился на террасу завтракать, готовясь к ее демонстративно холодному поведению.
За столом были только Янис и Лукас. Когда он вошел, оба на него укоризненно посмотрели.
— Что?
— Элизабет нет.
— Наверное, она ушла на пляж.
Она все время ходит прогуляться, когда нервничает. Сейчас Ксандер обуется и отправится за ней.
— Она уехала домой, — сказал Лукас. — Она меня разбудила, чтобы попрощаться. — Он неожиданно улыбнулся: — Она оставила мне свой электронный адрес и номер телефона. Папа говорит, мне можно будет ей звонить, когда я захочу!
Последних слов Ксандер почти не расслышал, поскольку уже мчался по лестнице обратно наверх.
Дверь ее комнаты была не заперта. Когда он туда ворвался, то сперва подумал, что брат с племянником его разыграли: кровать Элизабет была аккуратно заправлена, вся ее косметика стояла на своих местах, а одежда по-прежнему висела в шкафу.
Все на месте. Значит, она не уехала, они просто…
И тут он понял, чего не хватает, и его сердце упало.
Ее ноутбук. Ксандер в исступлении распахнул дверцы шкафчиков, где она хранила свои записные книжки, — их тоже не было.
Элизабет задвинула чемодан на полку для ручной клади и уселась на свое место в экономклассе. Она чудом купила билет на единственный сегодняшний рейс в Нью-Йорк за три минуты до закрытия стойки регистрации.
Глядя в окно, она помимо воли искала глазами что-нибудь необычное, какой-то знак…
То же самое было с ней и в первый раз. Она надеялась на чудо, на то, что Ксандер примчится в последний момент и скажет, что все это было ошибкой, что он не может без нее жить и согласен провести остаток жизни с ней рядом.
Но ничего не случилось. Ни тогда, ни сейчас.
Рано утром она села на паром в порту Диадонуса и наблюдала за тем, как остров, который она уже начала считать домом, исчезает в морской дымке. Но даже когда через четыре часа она сошла на берег в порту Пиреус, то продолжала искать глазами Ксандера. Если бы он хотел, он бы с легкостью смог ее перехватить.
Забудь о нем. Чуда не произойдет. Надо просто жить дальше, как будто ничего не было.
Однако, несмотря на все уговоры, обращенные к самой себе, по ее щекам все равно текли слезы. Когда они взлетели, Элизабет в последний раз посмотрела на город, который успела полюбить, прощаясь со своими несбывшимися надеждами.
Глава 14
Ксандер задумчиво держал в руках записную книжку, которую ему только что принесли. Очевидно, Элизабет обронила ее, когда собирала те немногочисленные вещи, с которыми приехала. Она уехала четыре дня назад, и эти четыре дня показались Ксандеру бесконечностью.
Наконец любопытство победило, и он перевернул обложку. Его вдруг поразила мысль о том, что он никогда не видел ее почерка — только подпись на свидетельстве о заключении брака десять лет назад. Буквы были аккуратными и округлыми, хотя на первых нескольких страницах было не так уж много надписей — там были рисунки. Цветы, глаза с длинными ресницами, туфли на шпильках… что-то очень похожее на чайник…
Он пролистал еще несколько страниц с рисунками, а затем наконец добрался до страниц, где бумага была заполнена ее аккуратными буквами. Здесь были фразы, которые на первый взгляд казались случайными, — однако через полчаса он понял, что все они связаны. Перед ним разворачивалась история. Это были наброски Элизабет для сценария, над которым она работала.
Это был только замысел, обрисованный крупными штрихами, — однако за ним можно было разглядеть, во что это может превратиться. Это была история о выборе, развилке на дороге, где один из путей вел к любви и спасению, а другой — к одиночеству и вечным мукам.
Элизабет не могла даже предположить, сколько миль она уже прошла, однако, оказавшись у входа в зоопарк в Центральном парке Нью-Йорка, прикинула, что не меньше четырех. Несмотря на то что она всю жизнь жила в Нью-Йорке, в зоопарке она бывала лишь единожды, вместе со школой.
Ей там очень понравилось, и она продолжала надеяться, что кто-нибудь из родителей сводит ее туда еще раз. Но через некоторое время она перестала об этом спрашивать — ей стало ясно, что никому из них она не интересна сама по себе, и они не будут просто так ее развлекать, если нельзя извлечь из этого какой-то выгоды. А потом она стала занятой взрослой женщиной, которой совершенно некогда было ходить в зоопарк.
Она заплатила за вход и развернула карту. Если начать с пингвинов и морских птиц, то можно будет обойти по кругу всю территорию. Да и вообще, разве можно грустить рядом с пингвинами?
Оказалось, что можно.
Ничто ее не радовало — ни пингвины, ни лохматые японские макаки, ни даже лемуры в тропической зоне, которые нарочно паясничали перед посетителями.
Может, вот почему ей не становилось легче: тут повсюду были семьи. Родители с детьми, напоминавшие ей о том, чего она лишена. Наверное, стоит прийти в рабочий день, когда их будет поменьше.
Как только она вышла из тропической зоны, то ощутила, как на самом деле снаружи холодно. Над головой висели плотные тучи, и через пару секунд ей на нос упала снежинка. Вообще-то Элизабет любила снег, но сейчас она тосковала по солнечному острову, который покинула навсегда. Оставалось надеяться, что только по острову. И Лукас… она по нему очень скучала. И Ксандер… нет, она не будет об этом вспоминать.
Элизабет остро захотелось кофе и домой. И она устремилась к выходу. Но возле самого выхода она увидела сувенирный магазин. На секунду задумавшись, она решительно двинулась сквозь начавшийся снегопад в его сторону.
Как она и рассчитывала, там была полка с записными книжками.
В ее сумочке зазвонил телефон. Элизабет хотела было достать его и ответить на звонок, но потом вспомнила, что теперь не может быть ничего срочного, что бы требовало ее немедленного внимания. Ее время принадлежит только ей. У нее на счете тридцать миллионов долларов, а вокруг — весь огромный мир, который можно исколесить из конца в конец, чтобы о нем написать.
При мысли об этом она впервые за всю неделю почувствовала проблеск надежды.
Теперь она может делать абсолютно все, что захочет. Она богата. Настолько, что можно создать собственную кинокомпанию, чтобы снимать фильмы по своим сценариям.
Несмотря на то что прямо сейчас все это было ей безразлично, она знала, что со временем, когда боль утихнет, она обретет способность оценить все это по достоинству. Единственное, о чем надо будет помнить, — это не ездить в Грецию и ни на какие острова.
Она расплатилась и вышла из магазинчика, чувствуя себя гораздо лучше, чем обычно в последние дни.
В прошлый раз она от обиды и горя полностью изменила направление своей жизни; но в этот раз она не станет этого делать. Любовь