Вежлив, сволочь. Прямо придворный секретарь! Только офицер, небось, поумнее тебя будет. Нет, уж лучше я с тобой пообщаюсь.
– Что вы, господин сержант, откуда? Нет, я Жак Простак (хорошо, однако, придумал!), деревенский я, никак не дворянин, что вы.
– Как скажете. Вы (демон, он все время на вы, не поверил?) обвиняетесь в организации нападений на торговые караваны и руководстве разбойничьими бандами, координации их действий.
– Да как, да откуда? Да помилуйте, с чего вы на меня чужие грехи вешаете? Не по правде это, не по-божески!
Полицейский придвинул второй стул, сел прямо напротив пленника.
– Хватит валять дурака, шевалье! Да, да, я знаю, кто вы. И я в любой момент готов пригласить офицера. Тогда о топоре палача вы будете молить на коленях. Не верите? Желаете съездить в Клиссон, господин де Крепон?
Бывшего курсанта Военной академии Бретони Ажан узнал сразу. Во-первых, общались лично. Правда, тогда шевалье представился де Треланом, но это неважно. Аура не изменяется. Эта аура осталась на кинжале де Крепона, который когда-то показал Жану полевой маршал де Ри. Эта же аура у него.
– Поправьте меня, если я ошибаюсь, шевалье. В 1615 году вы убили на дуэли курсанта. За это уже полагается смерть. Далее, в 1617-м вы командовали отрядом, который вырезал деревню Брам, повесил жену и дочерей сеньора. Желаете вспомнить подробности?
В этот момент де Крепону стало страшно. Так страшно, как не было никогда в жизни. За Брам полагалась смерть лютая, долгая и изощренная. И спорить бесполезно: если этот сержант уже знает, доказать – дело техники. Хотя…
– Сейчас в тулузской тюрьме сидят два мерзавца, ваши бывшие подчиненные в Браме. Готовы вас опознать.
– Врешь! – радостно воскликнул де Крепон. – Их месяц назад убили!
– Верно. Только вы-то откуда об этом знаете? Про нападение на тулузскую тюрьму глашатаи на площадях не кричали, а уж то, что целью нападавших были эти двое – и вовсе тайной короны объявлено. Так как? Готовы объяснить? Или рассказать? Как убивали младенцев, пытали крестьян. Хорошо заработали? Впрочем, это уже не мое дело, вы мне вообще не интересны.
– Зачем же ты пришел? – скорее прорычал, чем спросил де Крепон.
– Действительно, зачем? Казалось, что приду и смогу что-то понять. Ошибся. Оказывается, ты мне не интересен, прощай. – И Жан пошел к выходу.
Спокойно, без злости, без криков и угроз от душегуба уходил последний шанс пусть не на спасение, не до него, хотя бы на легкую смерть. Этого нельзя было допустить, его надо остановить, любой ценой!
– Подождите! – шевалье сам не заметил, как обратился к простолюдину на вы. – Я могу… я знаю… ради бога, остановитесь, я спасу город!
– Чего ты спасешь? – уже взявшись за дверную ручку, Жан обернулся.
– Был приказ. В ближайшие дни мы должны были войти в город как мирные крестьяне и торговцы. Когда именно – нам сообщат, в одном из тайников, я покажу каком, будет оставлено письмо. Наша задача – в нужный момент устроить бунт в городе.
– Теперь поднимать бунт некому. Да и раньше это было бессмысленно – гарнизон, даже оставшийся в крепости, разметал бы вас, как ветер перья. Кстати, что значит «нужный момент»? Кому нужный?
– С нами был боевой маг, не забывайте. Это у вас его не должно было быть. К тому же захватывать город и не требовалось – эта задача стояла перед армией, которая осадит город. Мы лишь устроили бы смуту и открыли ворота.
– Какая еще армия? Вся армия кастильцев готовится к сражению! Выделить войска еще и для осады Амьена – откуда?
– Это будут не кастильцы. Со дня на день на рейд Кале войдет островная эскадра. Самая крупная из всех, что когда-либо собирала эта империя. Флот и часть армии осадят ослабленный гарнизон Кале, остальные двинутся сюда. После этого галлийская армия может демонстрировать чудеса героизма в сражении с Кастилией – северо-восток страны все равно будет потерян. Кале отойдет островитянам, Амьен – кастильцам. Ну что, стоят эти сведения моей жизни? – в голосе пленника вновь появилась бравада.
Жан помолчал, внимательно рассматривая де Крепона.
– Я доложу. Сейчас придет прокурорский клерк, расскажешь ему все и подробно. Помни, это твой единственный шанс. Последний.
Кабинет графа Амьенского
– Итак, капитан, вас можно, и даже нужно поздравить с удачей! Безусловно, ваши заслуги оценены по достоинству и уже завтра о наградах будет объявлено на весь город.
– Благодарю вас, ваше сиятельство!
– Спасибо, – граф вежливо кивнул, – но сейчас я хотел поговорить о другом. Этот полицейский, что был с разведчиками, как проявил себя?
– Полицейский? – недоуменно произнес военный. – Ну да, был такой. Де Савьер рассказывал о нем какие-то совсем невероятные вещи – вроде этот парень – ему на самом деле лет двадцать, уже отставной унтер-офицер и, чего точно быть не могло, – командовал целым гарнизоном крепости. В общем, чепуха какая-то, хотя спорить с де Савьером никто не стал – маги на дуэль не вызывают. Да, помню того полицейского – командир разведки зачем-то привел его на совещание перед боем… Впрочем, это оказалось кстати – он сообщил о присутствии среди разбойников боевого мага, и мы внесли необходимые коррективы.
– И как же он этого мага опознал? Как я понял из вашего доклада, никакого зеленого плаща тот не носил.
– Полицейский видел, как маг создал иллюзию вашего замка.
– Вот как? А вас не заинтересовало, что за лагерем разбойников наблюдали еще и разведчики, а эту иллюзию увидел только он?
– Ну… наверное… то есть да, вы правы. Но в тот момент мы думали только о предстоящем бое, поэтому такой вопрос и не возник. А действительно, почему?
– И еще, – проигнорировав вопрос, продолжил граф, – как он вел себя в бою?
– А вот этого, ваше сиятельство, я совершенно точно не знаю. Он был с разведчиками, которые непосредственно в схватку не вступали – их делом было обеспечение операции, перекрытие отдельных путей отхода противника. Я за ними и не наблюдал вовсе. Да, еще они прикрывали нашего мага в той жуткой дуэли! Но мы, в смысле пехота, находились от нее далеко, чему, честно сказать, были рады – никто не хочет находиться около сцепившихся магов – слишком мало шансов уцелеть.
– Да, капитан, никто не хочет, – задумчиво, словно самому себе, сказал граф, – кроме одного полицейского. Когда он вернулся, на нем вся одежда не то что прогорела, обуглилась. А он цел и здоров… Бывают же чудеса… Значит, не видели его в бою? Что же, еще раз спасибо за отличную службу, поздравляю с наградой, а с какой – пока промолчу. Готовьтесь к сюрпризу – уверяю, приятному!
Когда капитан ушел, граф крепко задумался. Полицейский Ажан все больше занимал его мысли, отвлекая от действительно важных и серьезных вещей. Каким-то образом он оказывался втянут в важнейшие процессы, происходящие в графстве. Не все, но многие, слишком многие. Не на первых ролях, всегда в тени, но его имя всплывало постоянно.
Попытки навести справки о нем не привели ни к чему – известная информация подтверждалась, но новая не добавлялась никогда. Даже применение эликсира принцев ничего не дало! Николь свое дело, несомненно, сделала – трактирщик видел, как она буквально на себе уносила клиента, да и приставленные люди проследили – все прошло по плану. И каков результат? Куча никому не нужных, а, главное, совершенно непроверяемых подробностей и ничего более. Старший сын направлял своих людей в его деревню, да что толку? Изуродованное лицо, седина делают просто невозможным опознание. Попытка навести справки в Клиссоне даже не предпринималась: тайна академии – штука слишком суровая, чтобы с ней играться.
Можно было бы просто запереть его в подвале и поручить заботам тамошних костоломов, но такого не поняли бы слишком многие, и первой – собственная дочь! Кстати, она подтвердила сказку о командовании крепостью и унтер-офицерстве, полученном в двадцать лет.
Вот так вот, ваше сиятельство, – граф усмехнулся своим мыслям. Дожил, мол, всерьез размышляет о пытках человека, которому стольким обязан. Начиная с жизни собственной дочери и кончая недавним разгромом бандитов. Вот до чего любопытство доводит. Не зря, ой, не зря Господь его к грехам причислил.
Глава хvii
На земле, прижавшись спиной к стволу старого бука, сидел молодой офицер. Светловолосый, с едва наметившимися, по-юношески еще редкими усиками, почти незаметными на обычно румяном лице. Впрочем, сейчас он был бледен. Так что усы и вовсе потерялись, и собеседнику, чтобы их разглядеть, пришлось бы специально присматриваться.
Однако такие мелочи этого самого собеседника явно не интересовали. Как не интересовала его, очевидно, сама судьба молодого человека. Пустые, как у палача, глаза смотрели оценивающе. Так мясник смотрит на тушу барана перед разделкой, думая лишь о том, какой кусок мяса отрезать первым. От этого взгляда хотелось закрыться, спрятаться, убежать, но руки и ноги офицера были связаны, так что оставалось лишь молиться, прося у Всевышнего уже и не жизни, но хотя бы легкой смерти, как величайшей милости.
Неподалеку сидели, прохаживались, чистили одежду и оружие какие-то люди без военных нашивок. И их равнодушие к связанному пленнику, словно к какой-то не слишком нужной вещи, зачем-то валяющейся на земле, нагоняло страху не меньше, чем этот полуседой мужчина, что сидел сейчас напротив. Внезапно мужчина улыбнулся. Искренне, не столько изуродованным лицом, сколько глазами, в которых неожиданно разлилось невозможное, казалось, тепло.
– Как тебя зовут, парень? – это было сказано с заметным акцентом, но вполне приятным голосом. Чем демон не шутит? Может, кружит неподалеку добрый ангел-хранитель, готовый сотворить чудо и сохранить такую прекрасную и такую желанную жизнь?!
– Ральф, Ральф ван Гейден, – облизнув пересохшие губы, ответил пленник.
– Как я понимаю, лейтенант ван Гейден, – спросил допрашивающий, указав рукой на офицерские нашивки. – Где служите?
– Адъютант полковника Горсея.