Просто прекрасно! И чего теперь ждать? Плюшек и печенек? Или, как обычно, проблем? Раньше это беспокоило не сильно, а теперь есть жена. Любимая. Столько лет с этой егозой не виделись, женился, считай, по приказу, но ведь влюбился же! Как мальчишка. И это не дурман безбабия, не наваждение, а простое понимание, что рядом родной человек, который верит тебе, как Богу. И который должен быть счастлив, и именно с тобой. Которого нельзя оставить, не потому что, а просто нельзя, и всё.
Если бы не жена, можно было бы поиграть, посмеяться над тем, как будут сильные мира сего выкручиваться, когда на их глазах, вдруг, непременно вдруг, возникнет из небытия Черный барон. Дальше прятаться нет смысла, так почему бы не устроить из возвращения шоу?
Да потому что реакция властителей не всегда предсказуема. А кто тебе разрешал рисковать счастьем жены?
Потому и отправился Жан к Транкавелю, оставив Сусанну под опекой взбалмошной, но добродушной Мили. У виконта провел больше часа, рассказав ему как скорбные вести, так и радостные – о своей женитьбе, предстоящих свадьбах юных баронесс и вступлении в наследство Гастона. Последний вопрос был самым сложным. Во всем мире лишь Транкавель знал, почему владетельным бароном ни при каких обстоятельствах не должен стать Жан.
– Значит, возвращаешься? Считаешь, де ла Гер перестал быть опасен? – подвел итог долгой беседы Транкавель.
– После эскапад его дочери? Да он сам меня защищать станет. Не дай бог кто узнает о ее похождениях! С другой стороны, на Ажана объявил охоту сам император. Устраивать облаву на известного человека – сложнее, больше шансов нарваться на международный скандал. Только бы мое воскрешение не поставило в неловкое положение его величество и дю Шилле. Поможешь?
– С епископом – нет, выкручивайся сам, ну да там тебя де Фронсак прикроет. А вот во дворце – да, сделаю. Ох и интересную ты мне задачку задал! – с улыбкой подмигнул виконт. – В общем, делаем так…
Когда Жан вернулся в дом де Фронсака, там разгорался семейный скандал. Маркиз умудрялся одновременно ругаться и на слуг, и на жену с дочерью, и на демонов преисподней. Последним доставалось больше всех. Только Сусанна избежала вельможного гнева, получив лишь порцию взглядов упрекающих, но, по крайней мере, не обвиняющих.
Пришлось вступиться.
– Ваша светлость, ради бога, позвольте принять ваше возмущение лично! Уверяю, виноват во всем один я, но у меня имеются смягчающие обстоятельства.
– Какие, к демонам, обстоятельства, если нас его преосвященство дожидается! А, приоделся. Это правильно, но все равно тебя не оправдывает, – чуть мягче отреагировал маркиз. – И лучше сейчас молчи, целее будешь. Бегом в карету, и слушай внимательно, не дай бог чего перепутаешь!
Всю дорогу до дворца, в котором с недавних пор обосновался епископ дю Шилле, который, как считалось, со дня на день должен был возглавить правительство Галлии, де Фронсак читал лекцию о том, как себя вести и, главное, как отвечать на вопросы.
Амьенская история, в которой контрразведка Галлии умудрилась схлестнуться с контрразведкой графа, прояснилась и сошла на нет. Не поняли господа друг друга, что делать, бывает и такое. Жалко, конечно, погибших, но назад уже дело не воротишь. Так помянем же их добрым словом и жаркой молитвой, аминь.
– Ты, лейтенант, только не вздумай наших людей грязью поливать. Никаких кровавых подробностей! Думаю, тебе с ними еще поработать придется, – продолжил инструктаж маркиз. – Ты там, кстати, морду никому из них не набил? Нет? Люди графа оторвались? Ну и хорошо, можно сказать – отлично! Да молчи ты, слушай, что я говорю, – пресек де Фронсак попытку Жана объяснить ситуацию.
Лишь перед самым входом в кабинет епископа появилась возможность что-то сказать. Но времени было мало, а народу вокруг – много, потому лишь шепнул:
– Ваша светлость, секунду. Вы должны это узнать…
– Капитан де Фронсак! – выкрикнул в этот момент секретарь, приглашая на прием.
«Господи, помоги!» – в ожидании предстоящего скандала подумал Жан, входя вслед за маркизом в открывшуюся дверь.
Кабинет епископа дю Шилле был великолепен. Такой утонченной роскоши в этом мире Жан еще не видел. Борис Воронин, тот да, бывал и Лувре, и в Эрмитаже, и в Летнем дворце, вот ему было с чем сравнить. Все же остальные должны были, затаив дыхание, поражаться мастерству художников, создавших это великолепие.
Дю Шилле, без сомнения, ожидал именно такой реакции, даже сделал паузу, давая новому гостю прочувствовать величие момента. И явно был разочарован, увидев строгое воинское приветствие и готовность к немедленному началу разговора. С другой стороны, неуч и солдафон, что еще от такого ждать?
– Проходите, де Фронсак, присаживайтесь. С вами, как я понимаю, полицейский, о котором мне столько рассказывали? Присаживайтесь и вы, молодой человек. Присаживайтесь и оцените – вы первый полицейский, вошедший в этот кабинет. Осталось немного – стать первым полицейским, который отсюда выйдет.
Это было сказано мирным, даже кротким голосом, но у Жана от страха похолодела спина. Похоже, этот добрый дядюшка запросто может и не выпустить. А что ему? Щелкнет пальцами, и все. Был Ажан – нет Ажана. Никто и не почешется. Да еще и де Фронсаку о себе не рассказал. Политес держал, видите ли. Идиот! Теперь выкручивайся.
– Итак, друг мой, я хотел бы услышать о том, что случилось с бедным бароном де… – епископ бросил взгляд на лежащий перед ним лист бумаги, – де Витре. Прошу вас, приступайте.
В этот момент над столом возникло прозрачное голубоватое облако, быстро окутавшее посетителей. Заклятие правды. Под ним нельзя врать, не получится. Можно отказаться говорить, можно сказать лишь часть правды, но произнести ложь не получится. У любого другого, но и Жану нечего было утаивать.
Рассказ занял минут двадцать. Обстоятельно, но без излишних подробностей, явно неинтересных будущему премьер-министру. А что, он в играх не участник, ему скрывать нечего.
Выслушав, дю Шилле отодвинул один лист бумаги и взял в руки другой, исписанный аккуратным почерком. Жаль, что именно написано, разглядеть не удалось.
– Прекрасно, прекрасно. С этим все ясно. А теперь, пожалуйста, о том, что случилось с дочерью господина маркиза. И не кидайте на него удивленные взгляды – он как раз для вас старался. Только, боюсь, не удержался от прикрас – как-то невероятно это выглядит, словно в сказке. Например, откуда вы вообще узнали о заклятии? Вы же ее впервые увидели. Или нет? Приходилось встречаться? – с той же доброй улыбкой спросил епископ.
Дьявол, только взгляд у него не улыбается! Подозревает, что вся история срежиссирована? Тогда, Господи, помоги.
– Опыт, ваше преосвященство. Приходилось мне уже людей под заклятием видеть. Что-то меняется в их поведении, мимике… не могу объяснить, но, ей-богу, чувствую я такое.
– Чувствуешь, говоришь? Конечно, конечно, как в этой… – епископ взглянул в листок, – в Сен-Беа, да. А если проверить? – И он трижды хлопнул в ладоши.
В дальнем углу кабинета открылась неприметная дверь, в которую вошли четверо в длинных серых плащах, с надвинутыми на лица капюшонами.
– Ну и кто из них под заклятием?
Кто-кто? Ясно, что двое. Один под тем же «тихого слуги», а что с другим – непонятно. Есть какой-то серый ореол, но никаких управляющих нитей к нему не тянется. Интересно, но не сейчас с этим разбираться. Отвечать, однако, надо, только как?
– Так я сказать не смогу, мне бы услышать их, увидеть, как говорят, как двигаются… А без этого, извините, нет, не получится.
– Нет, лиц не увидишь, но все остальное – пожалуйста.
Что же, с такими картами можно и сыграть. Жан по очереди приглашал к себе вошедших, задавал общие вопросы, всеми силами демонстрируя, мол, вот я отслеживаю реакции, анализирую. А сам думал – как отвечать.
А человек с серым ореолом оказался женщиной и, судя по голосу, молодой. Говорит по-галльски с заметным акцентом. Кастильским, между прочим. И зачем ее нам показывают? И что это за заклятие на ней, бедняжке?
С мужиком все ясно – обычный контрольный образец. Если не получится определить – значит, врет лейтенант Ажан безбожно. А с безбожником у господина епископа наверняка есть кому побеседовать. Хорошие специалисты, надо полагать, безжалостные.
Но вот женщина, иностранка… Зачем? Версия одна – бедняжка под Черной розой. Той самой, смертельной. Тогда какая будет реакция на узнавание? Непредсказуемая! Потому на фиг, ибо не фиг. Не знаю, не ведаю и вообще нас этому не учили!
– Вот этого господина я бы проверил, – указал Жан на «тихого слугу».
Как ни хорошо играл епископ роль простого любопытства, а вздох облегчения не сдержал! Бинго, господин полицейский, поживем еще!
Дальнейший разговор превратился в монолог его преосвященства. Господин епископ шутил, господин епископ рассказывал о проблемах управления, господин епископ жаловался на нехватку надежных людей в Галлии, где расцветают раскол в вере и сепаратизм в государстве.
Кому? Безродному захолустному полицейскому? Серьезно?
– Еще два вопроса, молодой человек, – в голосе дю Шилле вновь прозвучал металл. – Первый – откуда вы знаете о заклятии Прощальной комнаты, которым, как я слышал, до смерти напугали беднягу де Пуана. Второй – каким образом вы умудрились стать дважды кавалером?
Ну, вот и момент истины. Молодец, епископ, подготовился, зараза. Что же, пора раскрываться, самое время.
– Вообще-то трижды, – ответил Жан и разжал правый кулак. На раскрытой ладони синей звездочкой сверкнул топаз. Голубая Звезда, высшая награда дворянина, подделка исключена, как и незаконное владение – только кавалер может дотронуться до нее без риска для жизни.
Немая сцена.
Дю Шилле смотрит на де Фронсака, де Фронсак на дю Шилле. Потом оба переводят взгляд на Жана.
– Извините, ваша светлость, не предупредил…
– Однако. Дела, – проговорил наконец епископ. – Это что же, получается, де Безье?
В ответ Жан только кивнул.