Затем мы пошли в церковь. Предварительно я выяснил у Марты – прошел ли Жан обряд приобщения. Здесь он прямо соответствует христианскому обряду крещения и только после него ребенок становится полноправным гражданином Галлии, там же ему дается одно или, по желанию родителей, несколько имен. Как правило, одно дает отец, а второе – мать. В быту мальчиков называют по первому имени, девочек – по второму.
Если приобщается ребенок, его приносят в церковь родители, и кто на церемонии назвался отцом – тот и отец, оспорить это уже невозможно. А рожден ребенок в браке или нет – уже вопрос гражданского права, имеющий значение только при вступлении в наследство. В моем случае для приобретения наследственных прав на долю в имуществе, принадлежащем сейчас владетельному барону де Безье, надо получить его официальное согласие. А я, по известным причинам, даже поднимать этот вопрос не собирался.
Поэтому в церкви мой сын получил сразу Божье покровительство, гражданские права, баронский титул и первое имя – Леон, в честь моего отца. После окончания церемонии я отвел Марту к дому Транкавеля.
– Марта, иди в этот дом, на воротах представишься, тебя ждут. Как только решу вопрос в комендатуре, пришлю тебе письмо с указанием, кому и как передать деньги для расчета по долгам. Жди здесь моего возвращения, с хозяином я договорился. Если не вернусь – война все-таки, переезжай с Леоном в Безье, это на побережье Окситании. Денег на дорогу хватит, а там у тебя будет и работа, и достойная жизнь. Отцу все необходимое я напишу. Все, до встречи.
Я постоял, посмотрел, как Марту впустили в дом, и направился в комендатуру Парижа.
А там уже ждал маркиз де Фронсак собственной персоной, как ни странно, все еще абсолютно трезвый. Рядом с ним – низенький толстенький горожанин, одетый довольно богато.
Маркиз подошел ко мне уставным шагом и подчеркнуто четким движением отдал честь. Обратился он, впрочем, вполне дружеским тоном.
– Дорогой барон, вы точны, но поверьте, здесь вас уже заждались. Этот дурак де Фавье умудрился растрезвонить о сегодняшнем происшествии на всю комендатуру, так что не удивляйтесь, но вы теперь личность весьма популярная. Клянусь, я к этому не имею ни малейшего отношения.
Затем широким жестом указал на своего спутника:
– Знакомьтесь, адвокат нашей семьи мэтр Бертран. Если он возьмется за ваше дело, то, уверяю, оно решится к вашей пользе и в кратчайший срок.
– Весьма признателен. Мэтр, сколько стоят ваши услуги?
– О, не беспокойтесь! Такие дела стоят дешево. Уже завтра о нем будет говорить весь Париж, а значит, люди узнают и обо мне. Новые клиенты заплатят гораздо больше, чем я сэкономлю сегодня. Думаю, тридцати либр будет достаточно.
Однако! За месяц работы охранником, причем с реальным риском для жизни, мне заплатили триста. А этот получит тридцать за час работы и еще говорит о сделанной скидке – ох, чувствую, ошибся я с выбором профессии. Но соглашаться надо – самому мне сутяжничать просто некогда – надо к войне готовиться. Проинструктировал человека, заплатил деньги, выдал доверенность, написал соответствующее письмо Марте и действительно забыл об этом происшествии.
Только через три дня месье Бертран нашел меня и сообщил, что все вопросы закрыты. Марта погасила долг, причем со значительной скидкой, поскольку бордель-маман признала себя виновной в обмане. Эта стерва в бухгалтерию записывала зарплату Марты не пятнадцать су в день, а две либры, как квалифицированному повару, а вычеты за жилье вообще не указывала. Побитые охранники также претензий не имели, поскольку признали, что напали на меня первыми. Молодец мужик, профессионал.
А еще через четыре дня французская армия выдвинулась в Дофинэ, навстречу ратным подвигам и славе.
Вечером перед походом де Фронсак, которого на службе я так и не увидел, нашел меня и потребовал немедленно пройти в один кабачок, где он с друзьями отмечал начало боевых действий. Никакие мои ссылки на усталость и трудности завтрашнего дня не были приняты во внимание, и я, припоминая в уме все идиоматические обороты великого и могучего, поперся на эту пьянку.
Сразу по прибытии маркиз, нетрезво подмигнув друзьям, заказал у местного менестреля исполнение новой песни. Ну что сказать, называлась она «Баллада о Черном бароне и таинственной девице». И в ней действительно упоминался друг барона, вовремя помогший ему отбиться от двух десятков негодяев.
И спорить бесполезно – сила искусства, блин. Раз люди поют, значит, так и было, а мои возражения никого не интересуют.
Бедный барон де Безье, слава богу, я успел написать ему письмо, в котором рассказал о событиях последних дней. Надеюсь, переживет.
Да, еще одно, важнейшее для страны событие. Его Величество стал совершеннолетним и решил отметить свое вступление во власть, приняв непосредственное участие в победоносной (ну разумеется!) войне. Обязанностей командующего армией он не принял, но насколько сможет удерживаться в рамках наблюдателя – сказать не могу. Примерно такое же положение занял Александр I под Аустерлицем, за что Наполеон был ему отдельно признателен.
Собственно, когда я говорил о том, что в Париже формировалась армия для предстоящей войны, я был не точен. В Париже формировался штаб, тыловые структуры и собиралась лишь небольшая часть армии. Основным местом сбора войск был определен пригород Лиона. И только оттуда планировалось начать боевые действия.
Глава XVI
There’s no discharge in the war![34]
День – ночь – день – ночь – мы идём по Африке,
День – ночь – день – ночь – всё по той же Африке.
Пыль – пыль – пыль – пыль – от шагающих сапог.
Отпуска нет на войне.
Бессмертные строки Киплинга. В сорок первом они зазвучали на фронтах той войны. С ними папа шел к ржевским окопам.
С ними я иду на войну с Савойей. В свободное время сделал перевод, спел, солдатам понравилось. Сейчас песня звучит в походных колоннах Галлии, при этом никого не интересует автор, что правильно. И здесь, как на любой войне…
Пыль, пыль, пыль, пыль от шагающих сапог, а также башмаков, копыт и колес – армия идет в бой! В сердце каждого живет мечта. О смерти и увечьях не думает никто. Генералы мечтают о будущем величии и памяти потомков, офицеры – о славе, карьере и деньгах. Рейтары, мушкетеры, артиллеристы и даже обозники – о деньгах, выпивке и бабах. Даже ушлые маркитантки, и те мечтают – о деньгах и, повезет же кому-то, об удачливом и небедном сержанте, который согласится променять лихую походную жизнь на тепло семейного очага.
И только я мечтаю, чтобы этот кошмар под названием «Героический поход против подлого агрессора» скорее закончился. Унтер-офицеру роты охраны обоза слава и трофеи не светят по определению, мне здесь вообще ни хрена не светит. Но армейская практика должна быть пройдена, так что служу в полном соответствии с Уставом.
А обоз… Думаете, это порох, шпаги, седла, наконец? Ничего подобного! Все, что нужно для войны, едет в полках и артиллерийском обозе. Наше дело – медицина и снабжение штаба армии. Кто не понял – спирт и вино. И восемь тысяч обормотов вокруг, мечтающих до них добраться.
Так что верчусь, как веретено у хорошей пряхи. По счастью, в походе де Фронсак службу несет исправно, иначе я бы просто рухнул под тяжестью навалившихся проблем, тем более что рота была усилена двумя пехотными взводами численностью также по сорок человек. Однако при каждом удобном случае он уезжает в штаб армии, скинув на меня всю боевую учебу.
Поэтому для подчиненных я не просто враг – они меня ненавидят. Занятия у них ежедневно, перерыв только на караул, еду и сон. Слаживание во взводах, между взводами, тактика отражения атаки пехоты, кавалерии, действия по тревоге. Мало того что выматываются, так еще над ними народ смеется. Не принято это. Только я твердо знаю – хорошо смеется тот, кто живой. На амьенской дороге была возможность убедиться.
А нам без жесткой учебы нельзя. В бою офицер держит магическую связь со взводными и капралами. Без этого рота – стадо овец. Только наш пастырь далеко и, в случае чего, может не успеть, а у меня магии нет. Потому в нашей роте каждый должен знать свой маневр, уметь принимать решения и действовать самостоятельно.
Расстояние от Парижа до Лиона армия преодолела за месяц. Затем еще три недели ушло на решение организационных вопросов, разведку, заготовку продовольствия и боеприпасов и только в середине августа мы выдвинулись навстречу войскам герцога Савойского. И за все это время удалость не допустить ни одной кражи до того славного дня, когда противники наконец встретились вблизи деревеньки Фадж в предгорьях Альп.
Галлийская армия наступала с юга, рассчитывая отрезать савойцев от баз снабжения и оттеснить к северу, либо заставить повернуть в горы. Любой из этих результатов вел к обескровливанию противника и его неминуемому разгрому.
Почему командование решило, что ударов с тыла и флангов можно не опасаться, мне сообщить забыли. Как забыли и выдать карту местности. Сверху просто приказали обозу расположиться в тылу у скал, прикрывавших наш правый фланг, и не мешать великим воинам стяжать великую славу.
Ну что же, нас толкнули – мы упали, нас подняли – мы пошли. Сказано стоять здесь и не отсвечивать, значит стоим.
Де Фронсак же, убедившись, что обоз встал на указанной позиции и охрана заняла свои места, отозвал меня в сторону.
– Барон, здесь все налажено и мое участие не требуется. Сегодня я вызван в штаб армии и, вероятно, задержусь там до окончания сражения. Ваша задача – обеспечить порядок. Под охрану роты на время сражения поступили хозяйственные и продовольственные обозы полков, но вы службу знаете, не подведете. До встречи после победы!
И умчался. Лихой и красивый, как на батальном полотне.
С этого момента вся ответственность за безопасность обоза легла на меня. Первым делом – осмотр местности. И окружающий пейзаж меня откровенно не порадовал.