А вино в той бутылке, что трактирщик всучил, оказалось отравленным. Благо догадались смочить им хлеб и какой-то бродячей шавке бросить – та сдохла сразу.
Наутро всю троицу вызвал для опроса сам шевалье де Ворг, приехавший в крепость на великолепном буром коне – после вчерашней беседы с трупом Жан стал обращать пристальное внимание на масти лошадей.
Только ничего интересного де Ворг не выяснил – друзья еще накануне договорились придержать информацию. Действительно, убийцей трактирщика может оказаться кто угодно, и он вовсе не заинтересован, чтобы три излишне осведомленных свидетеля продолжали топтать дороги этого, возможно, не лучшего из миров. Потому шевалье узнал лишь, что трое собрались выпить в квартире сержанта, запаслись вином, а по дороге из таверны услышали крик. Пошли, нашли труп, сообщили властям, все.
По возвращении обратили внимание на шум из таверны, вошли, увидели, маг провернул трюк с радугой, в которой для самих неожиданно проявилась кровь – рассчитывали, что кто-то просто испугается и выдаст себя. Убийцу взяли. Тоже все.
– Мы с тобой сталкиваемся второй раз, сержант, и второй раз ты приносишь мне проблему, – де Ворг, развалившись в кресле, рассматривая свои руки в тонких кожаных перчатках и откровенно игнорируя присутствие де Савьера и де Сент-Пуанта, обратился к Жану: – Тенденция, однако.
– Простите, что, ваша милость?
– А вот идиота из себя строить не надо. Идиотов не производят в кавалеры. Идиот не удержал бы крепость и не схватил бы шпиона. Кстати, я так и не понял, что вы там сотворили. Но черт с ним, это мы с шевалье потом обсудим. А сейчас объясни, как ты умудряешься меня трупами заваливать? В прошлом году два, сейчас три. Смотри, как бы у тебя в привычку не вошло, раз в год де Воргу мертвяков подкидывать. – Несмотря на грозный тон, в уголках губ вельможи играла улыбка.
– Побойтесь Бога, ваша милость, в прошлом году одного вы сами убили, меня спасая. А вчера мы негодяя живым сдали, только что ленточкой, как в магазине, не перевязали.
– Все правильно, это я тебя так, на всякий случай ругаю, чтобы не зазнался. А вот крестник твой, увы, все-таки мертв. Не знаю кто его, не знаю как, но сегодня нашли в камере мертвым. Так что садись-ка ты, горный орел, на коня и срочно выезжай в Тулузу. Кстати, всех касается. Там ко всем троим вопросы будут.
– Не могу, ваша милость, мне же еще крепость новому коменданту сдавать, приказ маршала! – попытался отвертеться Ажан.
– Значит так, в Тулузу вы едете немедленно, а вот сами или под конвоем – решайте сейчас. С маршалом я сам переговорю, думаю, он не обидится. Впрочем, можете доложить о моем произволе в штаб полка, если времени не жалко, – демонстративно зевая во весь рот, закончил разговор де Ворг.
Вот так и собрался Ажан навсегда покинуть крепость Сен-Беа. Контракт заканчивался через два месяца и продлевать его он не собирался ни при каких обстоятельствах, наивно полагая, что на его век крови достаточно. Собрал пожитки, бросил их в гарнизонную телегу, оглянулся… «Вот и все, закончена работа, он идет среди Афганских гор», – вспомнилось, как в прошлой жизни пели друзья из «Вымпела». Горы другие, страна другая, мир другой – чувства те же. «Может, нет для радости причины, ну а может, попросту устал, смотрит он на горные вершины, средь которых жил и воевал»[45]. Ладно, нечего ностальгию разводить, дело надо делать. Вперед, мой экипаж!
Глава X
Уже проезжая поселок, Жан увидел, как перед закрытой таверной ругается на чем свет стоит новый комендант крепости – лейтенант д’Оффуа, его приятель по клиссонской академии. Что же, спасибо де Воргу, уберег от совершенно ненужной встречи.
Однако послали троих друзей, как в армии и положено: главное – куда, а на чем – это как получится. В данном случае получилось, что из всех транспортных средств свободной оказалась лишь одна телега, которую де Ворг и предоставил в полное распоряжение друзей.
Слава богу, это непотребство увидел командир рейтар и вошел в положение. В самом деле, герой, едет на торжественное вручение Алой звезды на раздолбанной колымаге, на какой приличные кавалеристы лишь фураж возят. Благо как раз полуэскадрон отправлялся с интендантами в Тулузу за припасами, и Жану с Шарлем-Сезаром разрешили ехать на заводных лошадях. Это де Савьеру хорошо – лейтенанту лошадь по статусу положена.
Дорога прошла спокойно. В столицу Окситании прибыли через три дня и обосновались в казармах полка. Де Савьер, как офицер, поселился в маленькой гостинице при штабе, а Жан с виконтом – в комнатушке какого-то сержанта, находившегося сейчас с полком в Сен-Беа. Де Сен-Пуант, на удивление, дворянские права качать не стал, заявив, что намерен служить, а при его возрасте на какой-либо командирский чин рассчитывать не приходится. Будет, мол, привыкать к солдатской службе.
И впервые за все время пребывания Жана в этом мире началось то, что на прежней Родине звалось сладким словом «халява». Две недели основными его обязанностями было спать и есть. Много спать и сытно есть, поскольку комендант гарнизона – молоденький унтер-офицер из дворян, решил держать героя войны подальше от службы. Кто их, героев, знает – ты его в караул пошлешь, а он тебя в такую даль, что весь авторитет растеряешь. Тем более что в этот раз герой попался тихий, практически непьющий, вот и пусть себе отдыхает да приехавшего с ним мальчишку солдатскому делу учит. И ему не скучно, и всем вокруг спокойно.
Тулузский полк вернулся на квартиры через две недели, но Жана никто не трогал, словно забыли о нем. Даже из комнаты не выселили. Правда один раз зашел в его комнату некий невзрачный господин, представившийся подчиненным де Ворга, полдня мучил вопросами, записывая ответы в принесенную тетрадь, но и только. Так что этот визит Жан отнес к разряду каких-никаких развлечений.
И лишь еще через неделю сержант Ажан был вызван, и сразу пред светлые очи маршала де Комона.
– Заходи, герой. Ну что же, выглядишь достойно, воняешь конской мочой и казармой, как и положено, в общем, молодец.
Жан от злости только зубы сжал. Воняет, разумеется, можно подумать, ему это самому нравится. Только кто же виноват, что в полку помыться человеку негде? Вот лошадям есть где, а человеку – дудки, ибо тот ручей, что по расположению протекает, только для лошадей и годен, а увольнительную ему никто не дал.
– Виноват, ваше сиятельство, прошу разрешения на день выйти в город, привести себя в порядок.
– На день, говоришь… нет, боюсь здесь днем не обойдется. У тебя с деньгами как?
– Есть немного, в Сен-Беа их особо тратить негде было, – с недоумением ответил Ажан. Это когда такое было, чтобы маршалы достатком сержантов интересовались?
– Немного – не пойдет. Через три дня в Тулузу прибывает посольство Кастилии для мирных переговоров. Твое награждение состоится в их присутствии и выглядеть ты должен так, чтобы им в голову не пришло еще раз на нас нападать.
Жан представил себя в обычной здесь одежде, но с бронежилетом, разгрузкой, автоматом, в камуфляжной раскраске на лице и голубом берете, и содрогнулся. Да, такого здесь точно испугаются. А де Комон продолжил:
– Вот тебе двести экю, изволь все истратить на свой внешний вид. И нашивки нашей правильно.
– ?!
– Поздравляю с повышением, унтер-офицер!
Рука сама взлетела в уставном приветствии:
– Благодарю, господин маршал!
– Правильно делаешь, а теперь марш в город и занимайся собой. Только смотри, не напейся. Здесь, во дворце графа, у нас с кастильцами тоже бой будет, не подведи.
Набегавшийся за день виконт заснул, едва коснувшись подушки, а Жан, прихватив пару бутылок вина и закуску, пришел в комнату де Савьера. А куда еще идти человеку, в двадцать лет достигшему своего потолка. Простолюдины офицерами не становятся. Так что сколько впредь ни бейся – выше не поднимешься. Досадно, однако. Можно, конечно, просто оставить службу. Пенсия кавалера – двести экю в год, не разжиреешь, но и с голоду не помрешь. Да и есть надежда, что некая Марта сумела выгодно вложить врученные ей два года назад полторы тысячи экю в славном городе Амьен. Только скучно это – сидеть на процентах. Всю жизнь работал, энергии невпроворот, а куда ее теперь девать – вот это вопрос.
Примерно об этом ныл Жан за столом де Савьера, впрочем, не рассказывая подробностей. В свою очередь, шевалье плакался по поводу контракта с армией, по которому надо пахать еще четыре года. И это в то время, когда у него разблокировались магические каналы.
– Чего у тебя разблокировалось?
– Хрен его знает, – пьяно ответил де Савьер.
– А поподробнее…
– Вот это самое. Но наши великие полагают, что внутри мага находится какой-то резервуар с этой самой магией. И из него идут вроде как каналы. Если они заблокированы, маг слаб, а если открыты – силен. Так вот после того, как я по твоей милости четыре раза был на грани истощения, теперь прямо чувствую, как мои силы растут. Причем с каждым днем. Вот хочешь, я прямо сейчас такое отмагичу…
– Не надо, пожалей добрых тулузцев. Давай лучше вторую откроем. Только не заклинанием!!! – закричал Жан, хватая бутылку и прикрывая ее от вспыхнувшего в комнате конструкта. Да, сил у лейтенанта действительно прибавилось, как бы вместе с пробкой и саму бутылку не разнес, да и стену заодно.
Но шутки шутками, а пришлось и сержанту ответ держать по поводу пойманного шпиона. Только ведь не расскажешь, что свет имеет волновые свойства, что определенная длина волны соответствует ультрафиолетовому спектру, в котором светится гемоглобин, входящий в состав крови. Не поймет де Савьер, а хуже – заинтересуется, где это сержант, пусть и бывший барон, таких слов нахватался, и не враг ли рода человеческого их ему нашептал? Здесь народ к таким вещам весьма чуток и по-дружески к костру подтолкнуть может из лучших побуждений. Мол, больно, понимаю, зато душу твою спасу, не брошу на произвол рогатого.