С другой стороны, когда спрос эластичен, повышение производительности ведет к определенному повышению спроса и в итоге большему спросу на труд. Подобная ситуация носит название парадокса Джевонса. Согласно этому парадоксу, рост энергоэффективности может порой вести к росту потребления энергии. Однако для экономистов это не парадокс, а лишь неминуемое следствие эластичности спроса. Особенно это заметно в новых индустриях, таких как информационные технологии.[313] В случае если эластичность равна единице (то есть снижение цены на 1 процент приводит к повышению количества продукции также на 1 процент), то величина общего дохода (цены, умноженной на количество) останется неизменной. Иными словами, повышение производительности будет сопровождаться аналогичным по масштабу повышением спроса, в результате чего занятость останется на прежнем уровне.
На первый взгляд, эластичность, равная единице, может существовать исключительно в теории, однако есть свидетельства (хотя и не абсолютно достоверные), что в долгосрочной перспективе именно таким будет положение дел в экономике. К примеру, снижение цен на продукты питания ослабляет спрос на сельскохозяйственный труд, однако высвобождает достаточно денег для того, чтобы потратить эти деньги в других отраслях экономики, а это позволяет сохранить общую занятость.[314] Деньги расходуются не только на покупку существующих товаров в бо́льших объемах, чем прежде, но и на совершенно новые продукты и услуги. В этом и заключается главный аргумент тех, кто считает, что технологическая безработица невозможна в принципе.
Кейнс с этим не согласился. Он полагал, что в долгосрочной перспективе спрос не будет полностью неэластичным. Иными словами, даже снижение цен (при сохранении качества) необязательно означает, что мы будем потреблять больше товаров и услуг. Напротив, произойдет пресыщение, и мы будем потреблять меньше. Кейнс предсказывал, что это может привести к значительному (до 15 часов в неделю) сокращению рабочего дня, поскольку для создания товаров и услуг, необходимых людям, требуется все меньше трудовых ресурсов.[315] Однако такой тип технологической безработицы сложно считать экономической проблемой. Согласно этому сценарию, люди работают меньше, поскольку у них уже все есть. «Экономическая проблема» дефицита заменяется совершенно иной и более привлекательной для нас проблемой – что делать с богатством, изобилием и кучей свободного времени. Как сказал Артур Ч. Кларк, «цель будущего – чтобы никто не работал и мы могли бы все время играть».[316]
Кейнс был озабочен проблемой краткосрочных «разрегулировок», и это заставляет нас обратиться ко второму и более серьезному аргументу в пользу возможности технологической безработицы. Наши навыки и принципы организации просто не позволяют нам двигаться в том же темпе, что и технический прогресс. Когда технологии упраздняют целую профессию или даже целую категорию навыков, работникам приходится осваивать новые навыки и искать новую специальность. Разумеется, это требует времени, и в течение определенного периода они могут оставаться безработными. Оптимисты считают, что эта проблема носит лишь временный характер. Со временем, по мере того как предприниматели развивают новые компании, а работники адаптируют свой человеческий капитал к изменениям, экономика найдет новую точку равновесия и полная занятость восстановится.
Но что, если этот процесс займет десятилетие?[317] И что, если к этому времени технологии вновь изменятся? Именно это имел в виду Василий Леонтьев в своей статье 1983 года, когда предположил, что многие работники так и останутся безработными, подобно лошадям, не сумевшим адаптироваться к появлению тракторов.[318] Как только мы поймем, что работникам и организациям требуется время для адаптации к техническим изменениям, для нас станет очевидно, что ускорение прогресса может привести к усилению неравенства и большей вероятности возникновения технологической безработицы. Более быстрые темпы технологического прогресса способны принести нам большое благосостояние, однако в то же время они требуют более быстрой адаптации со стороны людей и предприятий. При всем уважении к Кейнсу, в долгосрочной перспективе мы, может быть, и не вымрем, но нам все равно будут нужны рабочие места.
Третий аргумент в пользу технологической безработицы кажется нам самым тревожным. Дело не ограничивается «временной» неурегулированностью. Как уже было детально описано в главах 8 и 9, недавние технологические достижения изменили набор необходимых навыков и требований к капиталу и в результате появились победители и проигравшие. На рынках, где победителю достается все, взошли новые суперзвезды. Это привело к снижению спроса на некоторые типы труда и навыков. На свободном рынке для восстановления баланса между спросом и предложением обычно корректируются цены, и действительно, реальные доходы миллионов жителей США упали.
В принципе, для некоторых работников равновесной зарплатой мог бы стать доллар в час (хотя для других она может быть в несколько тысяч раз больше). Большинство работников в развитых странах не считают один доллар в час достойной оплатой и не думают, что общество вправе требовать от человека работать за такие деньги под угрозой голода. А на экстремальных рынках, где победителю достается все, равновесная заплата вообще может быть нулевой: даже если бы мы вызвались спеть песню Satisfaction совершенно бесплатно, люди все равно предпочли бы заплатить, но услышать эту песню в исполнении Мика Джаггера. На музыкальном рынке Мик сегодня может создавать цифровые копии самого себя, которые будут конкурировать с нашим пением. Близкое к нулю вознаграждение – это не то, на что можно жить. Разумный человек предпочтет заняться активными поисками другой работы и будет искать, искать и искать, а не зависеть от зарплаты, стремящейся к нулю.
Таким образом, возникает определенный порог, ниже которого не может опуститься оплата труда. Этот порог, в свою очередь, может привести к безработице среди тех, кто хочет работать, но не может найти работу. Если ни сам работник, ни предприниматель не могут придумать задачу, способную принести прибыль и при этом нуждающуюся в навыках и способностях данного работника, то последний может оставаться безработным бесконечно долго. На протяжении человеческой истории это происходило со многими товарами и средствами производства, утрачивавшими былую ценность, – от китового жира до конной тяги. Они не нужны в сегодняшней экономике даже при нулевой цене. Иными словами, подобно тому как технологии порождают неравенство, они могут породить и безработицу. И теоретически это может оказать негативное влияние на большинство населения, несмотря на рост экономики в целом.
Но это теория, а что нам говорят факты? На протяжении 200 лет, прошедших со времен восстания луддитов, технологии позволили резко повысить эффективность, однако при этом показатели занятости росли параллельно с производительностью труда вплоть до конца XX века. Иными словами, рост производительности не обязательно ведет к уничтожению рабочих мест. Более того, есть большой соблазн прислушаться к мнению апологетов технологического развития и предположить, что производительность, наоборот, неизбежно создает рабочие места. Однако, как мы видели на рис. 11.1, статистика свидетельствует, что в конце 1990-х годов рост занятости перестал следовать за ростом производительности. По словам Джареда Бернстейна, анти-луддиты именуют этот факт «загвоздкой». Чему же нам верить – двум столетиям, завершившимся в конце 1990-х, или 15 годам, прошедшим с тех пор? Точно сказать невозможно, однако наше понимание роли технологий заставляет сделать вывод, что сила экспоненциальных, цифровых и комбинаторных сил, а также развитие машинного и сетевого интеллекта предвещают еще бо́льшие нарушения.
Эксперимент с андроидами
Представьте, что уже завтра какая-то компания представит на рынке андроидов, способных делать все, на что способен работник-человек – в том числе и производить новых андроидов. Возникнет ничем не ограниченное предложение таких роботов, причем со временем они станут чрезвычайно дешевыми, а их эксплуатация – практически бесплатной. Они работают круглые сутки без выходных и не ломаются.
Очевидно, что это приведет к важнейшим экономическим последствиям. Прежде всего, резко взлетят показатели производительности и выпуска. Андроиды будут работать на фермах и фабриках. Производство продуктов питания и других товаров станет значительно дешевле. Фактически их цена на конкурентном рынке окажется близкой к ценам сырья, из которого они производятся. По всему миру произойдет увеличение объема, разнообразия и доступности предложений. Короче говоря, андроиды могут принести нам огромное благо.
С другой стороны, произойдет серьезная дестабилизация в области рабочей силы. Каждый экономически рациональный работодатель предпочтет использовать андроидов, поскольку они обеспечивают те же возможности при меньших затратах. Поэтому роботы довольно быстро заменят многих, если не всех, работников-людей. Предприниматели будут и дальше разрабатывать новинки, создавать новые рынки и компании, однако работать в этих компаниях будут не люди, а андроиды. Владельцы роботов и других основных фондов или природных ресурсов смогут завладеть всеми ценностями в экономике. Люди, не имеющие других активов, будут вынуждены продавать свой труд, который не будет стоить почти ничего.
Этот мысленный эксперимент позволяет нам понять, что технологический прогресс не всегда сопровождается широкомасштабным созданием рабочих мест.
Мы можем немного видоизменить наш мысленный эксперимент и предположить, что андроиды способны делать все то же самое, что и человек, за исключением какого-то одного дела – например, приготовления пищи. Экономические результаты останутся неизменными, за исключением того, что на рынке сохранятся люди-повара. Поскольку за место повара будет очень высокая конкуренция, компании, нанимающие поваров, смогут предлагать им меньшую заплату и все равно заполнять все вакансии. Общее количество часов, затраченных на приготовление пищи, останется прежним (по крайней мере, до тех пор, пока люди посещают рестораны), однако общая величина зарплаты поваров уменьшится. Единственным исключением станут суперзвездные шефы, навыки и репутации которых просто не могут быть скопированы их коллегами. Суперзвезды, в отличие от всех остальных, смогут по-прежнему требовать высокую зарплату. Поэтому в дополнение к Дару (большему объему выпускаемой продукции) появление андроидо