Над горами на востоке занимался новый день, а с севера доносились первые крики петухов. На месте, где пески переходили в плодородную низменность, где чудесным образом вдруг начинали расти пальмы и кусты, Говард остановился. В сумеречном свете он заметил маленькую стройную фигуру, похожую на ребенка. Она шла прямо на него. В десяти шагах от Картера она остановилась. Говард разглядел темнокожую нагую девочку. Вокруг ее бедер шнуром был привязан грубый мешок.
Секунду они стояли друг перед другом и молчали: Говард – в растерянности, девочка – настороже.
– Что ты здесь ищешь? – на ломаном арабском спросил Говард.
Наверное, девочка не поняла его вопроса, потому что замахала руками и коснулась своего рта.
– Ты – эль-Хадж-Кандиль? – Картер указал в сторону деревни.
– Нет. – Девочка помотала головой. – Я – дахабия [10], берег Нила. Я убежала. Меня зовут Селима.
Говард подошел поближе к девочке; ее говор был плохо понятным диалектом, но вскоре Картер догадался, что Селима жила в Нубии, где отец продал ее работорговцу. В полумиле отсюда, у берега Нила, встала на якорь дахабия с тридцатью девочками-рабынями, которых везут на продажу. Теперь она страдает от голода и жажды, потому что за все восьмидневное путешествие на лодке от Асуана им не давали ни есть, ни пить.
Говард пожалел нубийскую девочку и пригласил ее пройти в дом археологов.
По дороге девочка застенчиво поинтересовалась у Говарда, не нужна ли ему рабыня. Она пусть и несильная, но ловкая и может выполнять всю работу по дому. Она не боялась труда, просто не хотела, чтобы ее продавали жестокому человеку. Она сказала, что ее уже достаточно били в жизни.
Тем временем стало совсем светло, в доме закипела жизнь. Ньюберри поднимался раньше всех. Сейчас он нежился под душем собственной конструкции у входа в дом. Душ состоял из садовой лейки, висящей на балке, которая была закреплена на двух высоких кольях. Оставалось лишь приделать шнур к носику лейки и тянуть за него, чтобы лилась вода.
– Эй, кого ты там себе притащил? – вскричал Ньюберри и набросил полотенце на бедра, когда заметил Картера с девчонкой.
Говард замахал руками, будто хотел сказать: «Успокойся. Это совершенно не то, о чем ты подумал». Потом Картер ответил:
– Она – нубийка, сегодня ночью сбежала с корабля работорговцев. Хочет есть и пить. Миссис Питри уже проснулась?
Перси скептически взглянул на Говарда.
– С корабля работорговцев? Да она наговорит тебе с три короба! Рабство в Египте официально запрещено!
– Но зачем ей было врать? Она рассказала, что недалеко отсюда причалил корабль с тридцатью рабынями на борту.
Селима усердно закивала и указала на запад в направлении реки.
На шум из дома вышел Флиндерс Питри (тоже в одном полотенце на бедрах) и поинтересовался, что случилось.
Картер в двух словах описал ситуацию и сказал, что нубийка действительно выглядит ослабевшей, и из христианской любви к ближнему нужно ей что-нибудь дать поесть и попить.
Ньюберри по-прежнему был настроен скептически.
– Что вы на это скажете, сэр, ведь рабство в Египте уже давно упразднено. Разве я не прав?
Питри осмотрел нубийскую девочку, которая опасливо озиралась, и ответил:
– По законам рабство действительно упразднено, но я спрашиваю вас, кто в этой стране придерживается законов?
В этот момент появилась миссис Питри в своей обычной одежде: рейтузы и тропический шлем. Она попеременно взглянула на полуодетую нубийскую девочку, а затем на лица троих мужчин и ехидно рассмеялась, что не предвещало ничего хорошего.
– Может, кто-нибудь в состоянии объяснить мне, что здесь происходит?
Питри повторил слова, которые минуту назад говорил Картер, и убедительно попросил Хильду дать девочке еды и хоть какую-нибудь одежду.
Хильда неохотно выполнила просьбу и поманила девочку указательным пальцем внутрь дома. В кухне она дала девочке кувшин воды и оставшиеся лепешки.
Пока Селима жадно уплетала это за обе щеки, миссис Питом снова вышла из дома, где Питри, Ньюберри и Картер совещались, решая, сможет ли девочка быть полезной в лагере.
Едва миссис Питри услышала, о чем идет речь, она начала бурно протестовать. Женщина угрожала покинуть лагерь и уехать в Англию, если Питри не выбросит из головы мысли о том, чтобы оставить в доме эту молодую кралю, как она ее назвала. Хильда уверяла, что рассказ нубийки – выдумка, высосанная из пальца, что Селима хотела лишь разжалобить их всей этой придуманной историей.
Вдруг в дверях показалась Селима. Она испуганно наблюдала за ссорой. Даже если девочка и не понимала иностранного языка, то сделать выводы по резкой интонации миссис Питри было нетрудно. Она и не надеялась остаться у археологов; Наконец девочка подошла к Картеру и сказала:
– Селима благодарна эфенди [11]. Селима уходит.
– Что она говорит? – поинтересовался Питри.
– Она благодарит и хочет уйти.
– Скажи ей, что она должна остаться! – угрожающе закричал Питри.
Еще до того как Картер успел перевести требование Флиндерса, Хильда скрылась в доме. Вскоре она снова появилась и, не говоря ни слова, решительным шагом направилась куда-то на запад.
Флиндерс побежал за ней.
– Хильда, что ты надумала? – кричал он. – Ты же знаешь, тебе нельзя ходить одной!
Хильда обернулась и, не останавливаясь, ответила:
– Я хочу знать, соврала она или нет. Я хочу видеть, что там за корабль работорговцев. Если все это правда, пусть остается. Если нет, я прогоню ее кнутом.
– Делай что хочешь, но знай: мне это не нравится! – рассерженно заявил Флиндерс и вернулся в дом.
В воздухе уже несколько часов слышался странный шум, причину которого никто не мог понять. Жужжание то нарастало, то утихало, будто летал громадный шмелиный рой.
Нубийская девочка, казалось, тоже разволновалась. Прищурившись, она глядела на небо и поворачивалась вокруг своей оси. Вдруг Селима указала на восток, где горная цепь прикрывала долину Нила.
– Эфенди, посмотрите!
Картер взглянул на восток, небо там угрожающе почернело.
Селима прокричала слово, которого Картер не знал. Она снова и снова повторяла его, но Говард ничего не мог понять. Наконец девочка указала на летящую саранчу, которая уже несколько дней атаковала возвышенность в Тель-эль-Амарне. Селима была очень взволнована и утверждала, что им нужно закрыть распахнутые оконные проемы дома.
С библейских времен Египет страдал от нашествий саранчи. Но так как никто из археологов до сих пор не сталкивался с этим явлением, они полагали, что ужас остался давно в прошлом. Лишь в Нубии, где природа немилосерднее к человеку, чем где бы то ни было на планете, до сих пор встречаются полчища саранчи, которые за считанные дни превращают скудные земли в бесплодные.
Питри сомневался, может ли исходить от саранчи такая серьезная угроза. Ньюберри тоже принялся высмеивать опасения девочки, как вдруг три или четыре насекомых размером с палец ударились о его голову, так что ему пришлось прикрыться от них руками.
Картер указал на восток, где небо темнело с каждой минутой. Черные облака все приближались.
– Если это все – саранча, то спаси нас Бог! – вскрикнул он ввернувшись к Флиндерсу.
Теперь начал побаиваться и Питри – гул над долиной становился все громче.
– Мистер Ньюберри, мистер Картер, забаррикадируйте дом закройте все оконные отверстия и отдушины в крыше. Берите доски, ящики и одеяла. Девочка будет вам помогать. А я отправлюсь на поиски жены.
Флиндерс Питри убежал, а Картер и Ньюберри попытались найти подходящий материал, чтобы закрыть все дыры в доме. Это было непросто, потому что в строении от жары было проделано множество незастекленных вентиляционных отверстий, даже входная дверь была сделана в виде деревянной решетки.
– Селима, неси камни! – приказал Картер девочке, пояснив что они нужны ему, чтобы заложить окна.
Селима кивнула и убежала в северном направлении, где виднелись развалины храма Атона. Спустя некоторое время она вернулась с двумя каменными пластинами, которые Картер осторожно установил в оконные проемы. В оставшиеся дыры он засунул газетную бумагу, которая здесь была дороже шелка, и не только потому, что использовалась для разжигания, а потому, что даже спустя три месяца у старых английских газет в этой глуши находились благодарные читатели. Досок и картона, которые хорошо подходили для заделывания дыр, было очень мало, поэтому дверной проем Картер и Ньюберри начали завешивать старой одеждой.
Тем временем с неба сыпалось все больше и больше саранчи. Изнуренные полетом через пустыню, насекомые врезались во все, что стояло у них на пути. Они оставались лежать на земле, дергаясь и шурша. Шум в небе усиливался. И хотя долина все еще была освещена утренним солнцем, постепенно над Тель-эль-Амарной сгущались сумерки.
Селима притащила еще несколько камней и сложила их возле двери. Она дрожала всем телом.
– Ты боишься? – спросил Картер.
Селима потупила взгляд. Очевидно, она стеснялась в этом признаться.
– С тобой уже когда-нибудь такое случалось? – осторожно поинтересовался Говард.
Селима молча кивнула. Наконец она взглянула на Картера и сказала:
– Это было ужасно, эфенди. Селима не может этого описать.
– Черт побери, где же Питри? – вскрикнул Ньюберри, который стоял возле двери и смотрел в ту сторону, куда ушел археолог.
Казалось, что снова наступила ночь. Жужжание и шум переросли в треск и гул. Туча коричнево-зеленых насекомых посыпалась с неба. Некоторые продолжали лететь роем, выписывая в душном воздухе странные фигуры.
Говард завел девочку в дом и закрыл дверь снаружи. Словно стрелы, саранча билась о его тело. Защищаясь, он прикрыл глаза ладонью. Вряд ли что-либо было видно на расстоянии пятнадцати метров.
– Я пойду навстречу Питри! – крикнул Картер Ньюберри. Тот стоял метрах в трех от него, но из-за жужжания и гула можно было разобрать только крик.